А может быть, они потеряют ко мне всякий интерес? И остаток жизни я буду вынуждена гнить в этой образцово-показательной тюрьме с камином, лишь изредка выезжая на королевскую охоту?..
Первые приступы тошноты прошли, и неожиданно пришел покой. Именно это чувство должна испытывать Анна: сделала свое грязное дельце и красиво ушла. Красиво уйти – в этом есть смысл. Я старалась не думать о Марго и Олеге, я ни в чем не виновата, я искренне пыталась спасти его, я даже рискнула своей жизнью. Ничего не получилось. Не нужно тебе никого спасать, Анна. Ты не спасительница. Судьба очередной раз ткнула тебя в твое собственное корыто: к черту сантименты, будь собой. Ты неплохая машина для убийств, пора выходить на профессиональный уровень. Эта мысль убаюкала меня, и, незаметно для себя, я уснула.
…А проснулась от тяжелого удара по щеке, это не была театральная пощечина Олега, так бьют собаку за лужу на персидском ковре. Вскрикнув от боли, я открыла глаза: в машине сидел Лапицкий. Его лицо сияло, даже складки у рта разгладились, а жесткий подбородок стал мягче.
– Это тебе за самодеятельность, – сказал он суровым голосом, совершенно не соответствующим смягчившемуся подбородку. – Твое счастье, что все срослось как надо. Зачем ты убила телохранителя?
– Вы и это знаете?
– Хотела спасти этого сопляка, да? В кого тебе приказано было стрелять?
– Какая разница, если они оба мертвы. Все получилось именно так, как вы хотели. Теперь вам дадут звезду. На грудь и на погоны.
– Ты дура. Говори, хотела вытащить и помахать платком в аэропорту? Хотела спасти?
– Да, да, да…
– Ну что ж, ты дала ему шанс. Он им не воспользовался, это было его право.
– Я сделала это только потому, что вы обещали ему свободу. Вы, а не я. Обещания нужно выполнять, вас этому не учили в вашем гнусном ведомстве?
– Ты решила выступить в роли моего адвоката? Я в этом не нуждаюсь. А вообще, ты молодец. Девка что надо. Я в тебе не ошибся. И стреляешь идеально, когда хочешь. А здесь нужно вдохновение, наитие, по-другому не назовешь. Я знал, что ты такая. Тебя не взнуздать.
Странная характеристика. Я ожидала чего угодно, только не этого. И в то же время в глубине моей души рос протест против этого человека, который обращается с моей жизнью как хочет. Давно пора поставить его на место.
– Слушай, ты, дерьмо, – твердо сказала я, глядя перед собой. – Ты можешь использовать меня как хочешь, ты можешь держать меня за своими сраными решетками сколько угодно, но не смей называть меня девкой. Может быть, я и была девкой, но только не для тебя. Иначе ты плохо кончишь, обещаю тебе. Ты ведь знаешь мой послужной список.
– Точно такая, как я думал! – восхищенно сказал капитан, пропустив «дерьмо» мимо ушей.
Но его дешевое опереточное восхищение мало трогало меня.
– И еще одно. Не смей называть меня сукой. Потому что сука – это ты. Легавая сука. А я всегда буду свободной, куда бы ты меня ни засадил.
Эти слова всплыли на поверхность из самых глубин моего тела, и я имела на них право, потому что действительно была свободной: я была свободной от тщетных попыток вспомнить прошлое, которое больше не волновало меня. Я была свободна от поиска себя самой – я ухе нашла себя, когда почувствовала покой от пистолета в руке, от упоительной власти над человеком. Должно быть, Анна перешла на новую ступень: теперь ей недостаточно было сомнительной сиюминутной власти над плотью мужчин, ей была нужна абсолютная власть над плотью вечности. Эрик убит, Фигаро убит, единственные люди, к которым я относилась с симпатией, убиты. Слово «любовь» ни о чем мне не говорит, пустой звук, мятый фантик копеечной карамели. Гореть тебе в аду, Анна, но там ты найдешь приятное общество. Впрочем, отправляться в ад я не собиралась. Я собиралась с шиком пожить, Лапицкому нужна такая циничная стерва, как я, у меня всегда будет достаточно работы. Здесь наши интересы совпадают, я постараюсь не разочаровать ни его, ни себя… От этого внезапного осознания, обретения себя я даже не услышала, о чем мне говорит Лапицкий.
– Ты зарываешься, детка. Вспомни, кем ты была? Куском мяса на операционном столе: больничный халатик, краше в гроб кладут, протертая каша на завтрак, – «я могу на что-то надеяться, доктор?»… Вспомни, из какого дерьма я тебя вытащил! В лучшем случае просидела бы в психушке, где тебя бесплатно трахали бы санитары, где тебя закололи бы до полной невменяемости. А потом – потом ты тоже приползла ко мне, просить защиты. Я все для тебя сделал, вот только у тебя оказалась короткая память…
– Все сделал, конечно, посадил в клетку, держал черт знает где… Сегодня я сполна с тобой расплатилась.
– Ошибаешься, детка. Все только начинается… Впрочем, может, хочешь спрыгнуть на ходу? Самолет на Париж еще никто не отменял.
– Нет, – сказала я, вдруг почувствовав, чем соблазнил меня Лапицкий: он подарил мне возможность самой выбирать игры и игроков. И хотя в глубине души я знала, что игры эти – всего лишь банальные наперстки, где полно подставных персонажей и выигрыш всегда будет за мной, отказаться от этого я уже не могла. Я вспомнила. Я все вспомнила. Но не собственную жизнь, нет, ощущения, которые были определяющими в той, прошлой Анне. – Нет, я не хочу спрыгнуть на ходу. Я остаюсь. Я буду работать с тобой.
Даже капитан не ожидал такого. Он почесал переносицу и вопросительно посмотрел на меня:
– Да? Выражаешь свободную волю свободного человека?
– Именно.
– Но это довольно грязная работа, не отмыться, детка.
– Плевать.
– Сегодняшний день ты провалила.
– Больше провалов не будет. Обещаю легкие импровизации на пользу великой цели.
– Ах ты, мать твою… Попробуй после этого не назови тебя сукой! Прости, это последний раз.
– Хорошо. Я буду работать с тобой. Только выстраивать все буду сама. Не возражаешь, капитан? Или уже майор после сегодняшнего вечера?
– Начальство скупо на звания, как Ставка на медали в начале войны. Придется покорячиться.
– Мне нужно привести себя в порядок. Ты можешь создать мне условия? – деловитым тоном спросила я Лапицкого, который все еще не мог прийти в себя от неожиданных перемен во мне, хотя всеми силами и пытался это скрыть.
– Условия?
– Ну да. Чтобы не было решеток на окнах, чтобы не было этого дурака Виталика…
– За что, королева? – вяло оскорбился с водительского места Виталик, но теперь он волновал меня не больше, чем трупик раздавленной кошки на дороге.
– В какой порядок? Ты в отличной форме, девочка, – капитан смотрел на меня, как будто видел впервые.
– Я лучше знаю. Или не в интересах ваших грязных дел иметь объективно симпатичную телку?
– Хорошо, – Лапицкий сдался. – Что нужно?
– Хорошая косметика. Не дешевка фабрики «Московская заря», а настоящая французская.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114
Первые приступы тошноты прошли, и неожиданно пришел покой. Именно это чувство должна испытывать Анна: сделала свое грязное дельце и красиво ушла. Красиво уйти – в этом есть смысл. Я старалась не думать о Марго и Олеге, я ни в чем не виновата, я искренне пыталась спасти его, я даже рискнула своей жизнью. Ничего не получилось. Не нужно тебе никого спасать, Анна. Ты не спасительница. Судьба очередной раз ткнула тебя в твое собственное корыто: к черту сантименты, будь собой. Ты неплохая машина для убийств, пора выходить на профессиональный уровень. Эта мысль убаюкала меня, и, незаметно для себя, я уснула.
…А проснулась от тяжелого удара по щеке, это не была театральная пощечина Олега, так бьют собаку за лужу на персидском ковре. Вскрикнув от боли, я открыла глаза: в машине сидел Лапицкий. Его лицо сияло, даже складки у рта разгладились, а жесткий подбородок стал мягче.
– Это тебе за самодеятельность, – сказал он суровым голосом, совершенно не соответствующим смягчившемуся подбородку. – Твое счастье, что все срослось как надо. Зачем ты убила телохранителя?
– Вы и это знаете?
– Хотела спасти этого сопляка, да? В кого тебе приказано было стрелять?
– Какая разница, если они оба мертвы. Все получилось именно так, как вы хотели. Теперь вам дадут звезду. На грудь и на погоны.
– Ты дура. Говори, хотела вытащить и помахать платком в аэропорту? Хотела спасти?
– Да, да, да…
– Ну что ж, ты дала ему шанс. Он им не воспользовался, это было его право.
– Я сделала это только потому, что вы обещали ему свободу. Вы, а не я. Обещания нужно выполнять, вас этому не учили в вашем гнусном ведомстве?
– Ты решила выступить в роли моего адвоката? Я в этом не нуждаюсь. А вообще, ты молодец. Девка что надо. Я в тебе не ошибся. И стреляешь идеально, когда хочешь. А здесь нужно вдохновение, наитие, по-другому не назовешь. Я знал, что ты такая. Тебя не взнуздать.
Странная характеристика. Я ожидала чего угодно, только не этого. И в то же время в глубине моей души рос протест против этого человека, который обращается с моей жизнью как хочет. Давно пора поставить его на место.
– Слушай, ты, дерьмо, – твердо сказала я, глядя перед собой. – Ты можешь использовать меня как хочешь, ты можешь держать меня за своими сраными решетками сколько угодно, но не смей называть меня девкой. Может быть, я и была девкой, но только не для тебя. Иначе ты плохо кончишь, обещаю тебе. Ты ведь знаешь мой послужной список.
– Точно такая, как я думал! – восхищенно сказал капитан, пропустив «дерьмо» мимо ушей.
Но его дешевое опереточное восхищение мало трогало меня.
– И еще одно. Не смей называть меня сукой. Потому что сука – это ты. Легавая сука. А я всегда буду свободной, куда бы ты меня ни засадил.
Эти слова всплыли на поверхность из самых глубин моего тела, и я имела на них право, потому что действительно была свободной: я была свободной от тщетных попыток вспомнить прошлое, которое больше не волновало меня. Я была свободна от поиска себя самой – я ухе нашла себя, когда почувствовала покой от пистолета в руке, от упоительной власти над человеком. Должно быть, Анна перешла на новую ступень: теперь ей недостаточно было сомнительной сиюминутной власти над плотью мужчин, ей была нужна абсолютная власть над плотью вечности. Эрик убит, Фигаро убит, единственные люди, к которым я относилась с симпатией, убиты. Слово «любовь» ни о чем мне не говорит, пустой звук, мятый фантик копеечной карамели. Гореть тебе в аду, Анна, но там ты найдешь приятное общество. Впрочем, отправляться в ад я не собиралась. Я собиралась с шиком пожить, Лапицкому нужна такая циничная стерва, как я, у меня всегда будет достаточно работы. Здесь наши интересы совпадают, я постараюсь не разочаровать ни его, ни себя… От этого внезапного осознания, обретения себя я даже не услышала, о чем мне говорит Лапицкий.
– Ты зарываешься, детка. Вспомни, кем ты была? Куском мяса на операционном столе: больничный халатик, краше в гроб кладут, протертая каша на завтрак, – «я могу на что-то надеяться, доктор?»… Вспомни, из какого дерьма я тебя вытащил! В лучшем случае просидела бы в психушке, где тебя бесплатно трахали бы санитары, где тебя закололи бы до полной невменяемости. А потом – потом ты тоже приползла ко мне, просить защиты. Я все для тебя сделал, вот только у тебя оказалась короткая память…
– Все сделал, конечно, посадил в клетку, держал черт знает где… Сегодня я сполна с тобой расплатилась.
– Ошибаешься, детка. Все только начинается… Впрочем, может, хочешь спрыгнуть на ходу? Самолет на Париж еще никто не отменял.
– Нет, – сказала я, вдруг почувствовав, чем соблазнил меня Лапицкий: он подарил мне возможность самой выбирать игры и игроков. И хотя в глубине души я знала, что игры эти – всего лишь банальные наперстки, где полно подставных персонажей и выигрыш всегда будет за мной, отказаться от этого я уже не могла. Я вспомнила. Я все вспомнила. Но не собственную жизнь, нет, ощущения, которые были определяющими в той, прошлой Анне. – Нет, я не хочу спрыгнуть на ходу. Я остаюсь. Я буду работать с тобой.
Даже капитан не ожидал такого. Он почесал переносицу и вопросительно посмотрел на меня:
– Да? Выражаешь свободную волю свободного человека?
– Именно.
– Но это довольно грязная работа, не отмыться, детка.
– Плевать.
– Сегодняшний день ты провалила.
– Больше провалов не будет. Обещаю легкие импровизации на пользу великой цели.
– Ах ты, мать твою… Попробуй после этого не назови тебя сукой! Прости, это последний раз.
– Хорошо. Я буду работать с тобой. Только выстраивать все буду сама. Не возражаешь, капитан? Или уже майор после сегодняшнего вечера?
– Начальство скупо на звания, как Ставка на медали в начале войны. Придется покорячиться.
– Мне нужно привести себя в порядок. Ты можешь создать мне условия? – деловитым тоном спросила я Лапицкого, который все еще не мог прийти в себя от неожиданных перемен во мне, хотя всеми силами и пытался это скрыть.
– Условия?
– Ну да. Чтобы не было решеток на окнах, чтобы не было этого дурака Виталика…
– За что, королева? – вяло оскорбился с водительского места Виталик, но теперь он волновал меня не больше, чем трупик раздавленной кошки на дороге.
– В какой порядок? Ты в отличной форме, девочка, – капитан смотрел на меня, как будто видел впервые.
– Я лучше знаю. Или не в интересах ваших грязных дел иметь объективно симпатичную телку?
– Хорошо, – Лапицкий сдался. – Что нужно?
– Хорошая косметика. Не дешевка фабрики «Московская заря», а настоящая французская.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114