Хотя, как мне кажется, вы разговаривали с ней несколько минут у леди Джерси, я прав, мистер Донован?
— Как вы верно заметили, ваша светлость, всего лишь несколько минут, которые потребовались ей, чтобы отшить меня, — спокойно ответил Томас. Пожалуй, решил он, сейчас самое время развеять несколько опасения его светлости относительно их с Маргаритой отношений, особенно ввиду намеков Хервуда.
У бедняжки и без того достаточно проблем, как, между прочим, и у меня, черт побери, подумал он раздраженно, вспомнив сцену их расставания. — Я по уши влюблен в нее, ваша светлость, но она не желает иметь со мной никаких дел. Похоже, ей нравятся более зрелые джентльмены, такие, как вы. К сожалению, я вынужден теперь раскланяться, хотя мне чертовски не хочется покидать такую чудесную компанию. Однако я обещал своему другу, мистеру Дули, встретиться с ним через четверть часа в конце улицы. Там находится великолепный кабачок — вам всем непременно следует как-нибудь зайти туда. До свидания, джентльмены.
Идя вниз по улице, Томас почти физически ощущал, как три пары глаз сверлят ему спину. Он был так разъярен, что ему понадобилась вся сила воли, чтобы не обернуться и не потребовать у них объяснения, почему Маргарита объявила им всем войну. Однако он подавил в себе этот невольный порыв. Судя по всему, в течение еще какого-то времени ему придется довольствоваться ролью стороннего наблюдателя и оберегать Маргариту незаметно, выступая из тени, только если ему покажется, что она заходит слишком далеко в своих планах мести.
И каждый день, который он проведет вдали от нее, будет для него подобен смерти.
— Говорю тебе, мы должны избавиться от Артура, — сказал сэр Ральф, глядя на графа Лейлхема, который крутил за ножку свой бокал с вином, уставясь на мерцающую в свете ламп темную жидкость. Они сидели за столиком в клубе «Уайтс» вдвоем, поскольку лорд Мэпплтон покинул их, отправившись вновь обхаживать свою богатую мисс Роллингз. — Он становится обузой. Каждый раз, как он открывает рот, я боюсь, он предаст нас.
— Исключено, дружище. У нас нет времени на поиски кого-то другого, кого Стинки мог бы сунуть на его место в министерство финансов. Но я согласен, положение наше весьма опасно. Пять человек для такой операции — это слишком много. Особенно, когда один из этих пяти неверен и думает лишь о себе.
Сэр Ральф почувствовал, как у него противно засосало под ложечкой.
— Неверен? Вильям, я…
— Да, — продолжал граф, не отрывая взгляда от вина в своем бокале. — Перри ставит свои интересы выше наших общих интересов.
— Перри? — испытанное сэром Ральфом чувство облегчения при этих словах Лейлхема было столь сильным, что у него даже задрожали от слабости колени и он едва не сполз со стула на пол. — Что ты имеешь в виду?
— Он полагает, его тщеславие равнозначно истинному интеллекту. Господи, подумать только, что я когда-то считал его ровней нам с тобой! Стинки с Ар туром всегда, еще со школьной скамьи, позволяли водить себя за нос. В сущности, напрашивались на это — высокородные, уважаемые и весьма подходящие для наших планов. Но от Перри я ожидал много большего… Да, так возвращаясь к тому, о чем я говорил. У меня есть… м-м… знакомый в одной из газет, и он передал мне статью, которая будет напечатана в завтрашнем номере. Довольно любопытно.
— И что в ней? — Настроение Хервуда улучшалось с каждым мгновением. Он всегда знал, что Вильям был весьма низкого мнения об остальных, и полагал, он от них избавится, как только они перестанут быть ему полезны. Но если Вильяма так занимало вероятное предательство Перри, вряд ли у него будет время на то, чтобы вникать в его дела с Максвеллом или интересоваться его встречами с Томасом Донованом. Как и размышлять над его честолюбивыми планами.
— Этот надутый осел полагает, что он отыскал описание зарытых здесь римлянами сокровищ. Хуже того, он подключил к своим планам Стинки, заставив того убедить нашего недалекого принца Уэльского разрешить ему провести раскопки возле южной стены часовни Святого Петра.
Сэр Ральф расхохотался.
— В стенах Тауэра!? Он совсем очумел?
— Может быть. Но что если этот дурак окажется прав впервые в своей жизни? А? Что тогда, Ральф? Не решит ли он, что теперь, когда он добился славы и уважения, ему совершенно незачем участвовать в нашем деле? Даже хуже того… Не придет ли он к заключению, что мы никогда не будем ценить его столь высоко, когда придем к власти, как его оценит принц?
Подумай над этим, Ральф. Можем мы допустить, чтобы в наших рядах оставался столь близорукий, напыщенный идиот?
Хервуд потер подбородок, лихорадочно соображая.
— Он практически уже все подготовил, и ему осталось лишь отдать приказ о передаче товара из военного министерства. Как только я… то есть, как только мы достигнем соглашения с Донованом, Перри нам станет не нужен. Но, Вильям… мы всегда это знали. Мы, правда, никогда не обсуждали этого вслух, но в сущности, как только мы начнем реализовывать наш план, все они нам будут не нужны.
— Ты прав. Но, в отличие от тебя, я был готов проявить щедрость. Однако теперь, учитывая то, что Перри решил действовать сам по себе, я пересмотрел свою точку зрения в этом вопросе. Он знает слишком много, как о наших планах, так и о наших делах в прошлом. Ты помнишь наши прошлые дела, не так ли, Ральф?
— Ты имеешь в виду Жоффрея Бальфура? Об этом ты говоришь, не так ли, Вильям? — Хервуд не нуждался в том, чтобы ему напоминали о Жоффрее Бальфуре. Он как воочию видел его лицо каждую ночь перед тем, как окончательно погрузиться в сон. Видел ужас. Испытывал страх. — Артур тоже представляет в этом смысле опасность, Вильям, — заметил он. — Возможно, даже большую, чем Перри, особенно сейчас, когда он собирается жениться на богатой женщине.
Вильям Ренфру отставил свой бокал и поднялся.
— Какая кровожадность! Ну, хорошо, Ральф, если ты настаиваешь. Я думал только о Перри, да и то не серьезно. Но теперь я думаю: ты прав, и разрешаю тебе убить их обоих — избавиться от всех них, — но только после того, как мы закончим наши дела с Донованом.
— Я? — выдохнул Хервуд, не в силах поднять голос более чем до шепота.
Как случилось, что все это свалено на него, а Лейлхем опять ни при чем? Как удалось Вильяму повернуть разговор так, что он первый заговорил об убийстве? И как он может отказаться теперь, когда он, он сам и сказал, что все они должны умереть? Хервуд откинулся на спинку стула, в ошеломлении провожая глазами Лейлхема. Черт его побери! Этот ублюдок опять его перехитрил!
На город уже опускались сумерки, когда сэр Ральф, проведший весь день в глубоких раздумьях, добрался до особняка лорда Чорли на Горсвенор-сквер. На ступенях парадного входа он увидел трех явно чем-то очень недовольных мужчин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102
— Как вы верно заметили, ваша светлость, всего лишь несколько минут, которые потребовались ей, чтобы отшить меня, — спокойно ответил Томас. Пожалуй, решил он, сейчас самое время развеять несколько опасения его светлости относительно их с Маргаритой отношений, особенно ввиду намеков Хервуда.
У бедняжки и без того достаточно проблем, как, между прочим, и у меня, черт побери, подумал он раздраженно, вспомнив сцену их расставания. — Я по уши влюблен в нее, ваша светлость, но она не желает иметь со мной никаких дел. Похоже, ей нравятся более зрелые джентльмены, такие, как вы. К сожалению, я вынужден теперь раскланяться, хотя мне чертовски не хочется покидать такую чудесную компанию. Однако я обещал своему другу, мистеру Дули, встретиться с ним через четверть часа в конце улицы. Там находится великолепный кабачок — вам всем непременно следует как-нибудь зайти туда. До свидания, джентльмены.
Идя вниз по улице, Томас почти физически ощущал, как три пары глаз сверлят ему спину. Он был так разъярен, что ему понадобилась вся сила воли, чтобы не обернуться и не потребовать у них объяснения, почему Маргарита объявила им всем войну. Однако он подавил в себе этот невольный порыв. Судя по всему, в течение еще какого-то времени ему придется довольствоваться ролью стороннего наблюдателя и оберегать Маргариту незаметно, выступая из тени, только если ему покажется, что она заходит слишком далеко в своих планах мести.
И каждый день, который он проведет вдали от нее, будет для него подобен смерти.
— Говорю тебе, мы должны избавиться от Артура, — сказал сэр Ральф, глядя на графа Лейлхема, который крутил за ножку свой бокал с вином, уставясь на мерцающую в свете ламп темную жидкость. Они сидели за столиком в клубе «Уайтс» вдвоем, поскольку лорд Мэпплтон покинул их, отправившись вновь обхаживать свою богатую мисс Роллингз. — Он становится обузой. Каждый раз, как он открывает рот, я боюсь, он предаст нас.
— Исключено, дружище. У нас нет времени на поиски кого-то другого, кого Стинки мог бы сунуть на его место в министерство финансов. Но я согласен, положение наше весьма опасно. Пять человек для такой операции — это слишком много. Особенно, когда один из этих пяти неверен и думает лишь о себе.
Сэр Ральф почувствовал, как у него противно засосало под ложечкой.
— Неверен? Вильям, я…
— Да, — продолжал граф, не отрывая взгляда от вина в своем бокале. — Перри ставит свои интересы выше наших общих интересов.
— Перри? — испытанное сэром Ральфом чувство облегчения при этих словах Лейлхема было столь сильным, что у него даже задрожали от слабости колени и он едва не сполз со стула на пол. — Что ты имеешь в виду?
— Он полагает, его тщеславие равнозначно истинному интеллекту. Господи, подумать только, что я когда-то считал его ровней нам с тобой! Стинки с Ар туром всегда, еще со школьной скамьи, позволяли водить себя за нос. В сущности, напрашивались на это — высокородные, уважаемые и весьма подходящие для наших планов. Но от Перри я ожидал много большего… Да, так возвращаясь к тому, о чем я говорил. У меня есть… м-м… знакомый в одной из газет, и он передал мне статью, которая будет напечатана в завтрашнем номере. Довольно любопытно.
— И что в ней? — Настроение Хервуда улучшалось с каждым мгновением. Он всегда знал, что Вильям был весьма низкого мнения об остальных, и полагал, он от них избавится, как только они перестанут быть ему полезны. Но если Вильяма так занимало вероятное предательство Перри, вряд ли у него будет время на то, чтобы вникать в его дела с Максвеллом или интересоваться его встречами с Томасом Донованом. Как и размышлять над его честолюбивыми планами.
— Этот надутый осел полагает, что он отыскал описание зарытых здесь римлянами сокровищ. Хуже того, он подключил к своим планам Стинки, заставив того убедить нашего недалекого принца Уэльского разрешить ему провести раскопки возле южной стены часовни Святого Петра.
Сэр Ральф расхохотался.
— В стенах Тауэра!? Он совсем очумел?
— Может быть. Но что если этот дурак окажется прав впервые в своей жизни? А? Что тогда, Ральф? Не решит ли он, что теперь, когда он добился славы и уважения, ему совершенно незачем участвовать в нашем деле? Даже хуже того… Не придет ли он к заключению, что мы никогда не будем ценить его столь высоко, когда придем к власти, как его оценит принц?
Подумай над этим, Ральф. Можем мы допустить, чтобы в наших рядах оставался столь близорукий, напыщенный идиот?
Хервуд потер подбородок, лихорадочно соображая.
— Он практически уже все подготовил, и ему осталось лишь отдать приказ о передаче товара из военного министерства. Как только я… то есть, как только мы достигнем соглашения с Донованом, Перри нам станет не нужен. Но, Вильям… мы всегда это знали. Мы, правда, никогда не обсуждали этого вслух, но в сущности, как только мы начнем реализовывать наш план, все они нам будут не нужны.
— Ты прав. Но, в отличие от тебя, я был готов проявить щедрость. Однако теперь, учитывая то, что Перри решил действовать сам по себе, я пересмотрел свою точку зрения в этом вопросе. Он знает слишком много, как о наших планах, так и о наших делах в прошлом. Ты помнишь наши прошлые дела, не так ли, Ральф?
— Ты имеешь в виду Жоффрея Бальфура? Об этом ты говоришь, не так ли, Вильям? — Хервуд не нуждался в том, чтобы ему напоминали о Жоффрее Бальфуре. Он как воочию видел его лицо каждую ночь перед тем, как окончательно погрузиться в сон. Видел ужас. Испытывал страх. — Артур тоже представляет в этом смысле опасность, Вильям, — заметил он. — Возможно, даже большую, чем Перри, особенно сейчас, когда он собирается жениться на богатой женщине.
Вильям Ренфру отставил свой бокал и поднялся.
— Какая кровожадность! Ну, хорошо, Ральф, если ты настаиваешь. Я думал только о Перри, да и то не серьезно. Но теперь я думаю: ты прав, и разрешаю тебе убить их обоих — избавиться от всех них, — но только после того, как мы закончим наши дела с Донованом.
— Я? — выдохнул Хервуд, не в силах поднять голос более чем до шепота.
Как случилось, что все это свалено на него, а Лейлхем опять ни при чем? Как удалось Вильяму повернуть разговор так, что он первый заговорил об убийстве? И как он может отказаться теперь, когда он, он сам и сказал, что все они должны умереть? Хервуд откинулся на спинку стула, в ошеломлении провожая глазами Лейлхема. Черт его побери! Этот ублюдок опять его перехитрил!
На город уже опускались сумерки, когда сэр Ральф, проведший весь день в глубоких раздумьях, добрался до особняка лорда Чорли на Горсвенор-сквер. На ступенях парадного входа он увидел трех явно чем-то очень недовольных мужчин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102