Не попахивает ли он моего ужаса при мысли, что здесь не обошлось без Билла, лицемерием худшего толка?
Да. Нет?
Усталая и в невероятном замешательстве, я присела на ступеньках крыльца своего дома и стала ждать темноты, обхватив руками колени. В высокой траве распевали сверчки, когда он появился, возникнув так быстро и тихо, что я не услышала. Только что я была одна, и вот Билл сидит рядом со мной.
— Чем бы тебе сегодня хотелось заняться, Сьюки? — Его рука обняла меня.
— Ох, Билл! — Мой голос был насыщен отчаянием.
Его рука упала. Я не стала смотреть на него, все равно в темноте ничего было не разглядеть.
— Тебе не стоило этого делать.
По крайней мере, он не стал утруждать себя отрицаниями.
— Я счастлива, что он мертв, Билл. Но я не могу…
— Думаешь, я мог бы причинить тебе какое-то зло, Сьюки? — Его голос был тихим и шелестящим, словно звук шагов через сухую траву.
— Нет. Как ни странно, я уверена, что ты не причинишь мне никакого зла, даже если и разозлишься на меня.
— Тогда…
— Это все равно что бегать на свидания с крестным отцом. Билл, я теперь буду бояться сказать что-нибудь при тебе. Я не привыкла к тому, что мои проблемы решают таким образом.
— Я люблю тебя.
Никогда раньше он этого не говорил, да и сейчас мне могло померещиться, так тих был его голос.
— Правда, Билл? — Я не подняла головы, уткнувшись лбом в колени.
— Да, правда.
— Тогда тебе нужно позволить мне жить своей жизнью, потому что ты не сможешь изменить ее для меня.
— Ты хотела, чтобы я ее изменил, когда тебя избивали Раттреи.
— Очко! Но я не могу позволить тебе изменять мою повседневную жизнь. Я буду злиться на людей, и они будут злиться на меня. Я не могу переживать по поводу того, останутся ли они после этого в живых. Я не смогу жить так, милый! Понимаешь, о чем я говорю?
— Милый? — повторил он.
— Я люблю тебя, — сказала я. — Не знаю, почему, но это так. Я хочу называть тебя всякими дурацкими словечками, которые употребляют влюбленные, и мне плевать, что это звучит глупо, раз уж ты вампир. Я хочу говорить тебе, что ты мой малыш, что я буду любить тебя, пока мы не станем старыми и седыми — хотя этого никогда не будет. Что я знаю, что ты всегда будешь мне верен, — хотя и этого никогда не будет. Я словно натыкаюсь на каменную стену, когда пытаюсь сказать тебе, что люблю тебя, Билл. — Я замолчала, выговорившись.
— Что ж, кризис случился раньше, чем я предполагал, — из темноты произнес Билл. Сверчки продолжили свою песню, и я долго слушала их.
— Да.
— И что теперь, Сьюки?
— Мне нужно некоторое время.
— Прежде чем…
— Прежде чем я пойму, стоит ли любовь страданий.
— Сьюки, если бы ты знала, насколько ты другая, насколько мне хочется защищать тебя…
По голосу Билла я понимала, что он испытывал такие же нежные чувства, как и я.
— Как ни странно, но я испытываю то же по отношению к тебе, — ответила я. — Но мне жить здесь, и мне жить с собой, и мне следует подумать о каких-то правилах, которые нужно для себя установить.
— Что мы станем делать теперь?
— Я думаю. Ты будешь продолжать жить так, как жил перед нашей встречей.
— Пытаясь понять, смогу ли я жить в главном русле. Думая о том, на ком я смогу кормиться, если не смогу больше пить эту проклятую искусственную кровь.
— Я знаю, что ты найдешь, на ком кормиться кроме меня. — Я очень старалась сохранять голос ровным. — Пожалуйста, пусть это будет кто-то нездешний, кого мне не надо будет видеть! Я не выдержу этого! Я знаю, что нечестно просить тебя об этом, но я все же прошу.
— Если ты не станешь встречаться ни с кем другим, спать ни с кем другим.
— Не стану. — Такое обещание показалось мне достаточно легким.
— Ты не станешь возражать, если я буду заходить в бар?
— Нет. Я не собираюсь никому рассказывать, что мы разошлись. Я не болтаю об этом.
Он прислонился ко мне, я чувствовала давление его тела на руку.
— Поцелуй меня, — попросил он.
Я подняла голову и повернула ее, губы наши встретились. То был голубой огонь, не оранжево-красное пламя, не огненный жар: голубой огонь. Спустя мгновенье, его руки обвили меня. Еще мгновенье, и мои руки охватили его. Я начала растворяться, таять. Глотнув воздуха, я отстранилась.
— Нет, Билл, мы не должны.
Я услышала, как он вздохнул.
— Конечно, раз уж мы расстаемся, — сказал он тихо. Но прозвучало это, словно думал он совсем иначе. — Нам несомненно не следует целоваться. Еще меньше мне следует желать завалить тебя прямо на пороге и продолжать до полусмерти.
Мои колени дрожали. Умышленно грубые слова, произнесенные его спокойным милым голосом, вызвали во мне бурю желания. Мне пришлось собрать в кулак все остатки своей решимости, чтобы встать и уйти в дом.
Но это мне удалось.
На следующей неделе я начала учиться жить без бабушки и без Билла. Я работала ночами и работала много. Впервые я была осторожна, проверяла замки и систему безопасности. Где-то существовал убийца, а у меня больше не было могущественного заступника. Я думала, не завести ли собаку, но не смогла определиться с породой. Так что кошка, Тина, оказалась моей единственной защитой, поскольку всегда реагировала, когда кто-то слишком близко подходил к дому.
Время от времени мне звонил бабушкин адвокат, сообщая о процессе переоформления недвижимости. Иногда звонил адвокат Бартлета. Мой дядя оставил мне двадцать тысяч долларов, немаленькую для него сумму. Я едва не отказалась от наследства, но, подумав, перечислила деньги в местный медицинский психологический центр, предназначив их детям-жертвам насилия.
Они были рады получить такие деньги.
Я принимала кучу витаминов, чувствуя себя несколько анемичной. Я употребляла много жидкости и съедала массу протеинов.
А еще я ела вдоволь чеснока, чего Билл терпеть не мог. Он говорил, что запах выделяется через поры, даже когда однажды я съела всего лишь кусочек чесночного хлеба со спагетти и мясным соусом.
Я спала, спала и спала. Мне больше не приходилось бодрствовать после ночных смен, и организм сражался с недосыпом.
Через три дня я почувствовала себя физически восстановившейся. На самом деле мне даже показалось, что я стала сильнее, чем была.
Я начала воспринимать происходящее вокруг меня.
Первое, что я заметила — местные действительно были доведены вампирами, поселившимися в Монро. Диана, Лиам и Малкольм объезжали окрестные бары, делая невозможными для остальных вампиров попытки жить в главном русле. Они вели себя вызывающе и оскорбительно. Эта троица вампиров заставила померкнуть эскапады студентов Технологического.
Похоже, они даже не понимали, что создают опасность для самих себя. Возможность выбираться из своих гробов ударила им в головы. Право на законное существование смело все ограничения, всю их осторожность и благоразумие.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73
Да. Нет?
Усталая и в невероятном замешательстве, я присела на ступеньках крыльца своего дома и стала ждать темноты, обхватив руками колени. В высокой траве распевали сверчки, когда он появился, возникнув так быстро и тихо, что я не услышала. Только что я была одна, и вот Билл сидит рядом со мной.
— Чем бы тебе сегодня хотелось заняться, Сьюки? — Его рука обняла меня.
— Ох, Билл! — Мой голос был насыщен отчаянием.
Его рука упала. Я не стала смотреть на него, все равно в темноте ничего было не разглядеть.
— Тебе не стоило этого делать.
По крайней мере, он не стал утруждать себя отрицаниями.
— Я счастлива, что он мертв, Билл. Но я не могу…
— Думаешь, я мог бы причинить тебе какое-то зло, Сьюки? — Его голос был тихим и шелестящим, словно звук шагов через сухую траву.
— Нет. Как ни странно, я уверена, что ты не причинишь мне никакого зла, даже если и разозлишься на меня.
— Тогда…
— Это все равно что бегать на свидания с крестным отцом. Билл, я теперь буду бояться сказать что-нибудь при тебе. Я не привыкла к тому, что мои проблемы решают таким образом.
— Я люблю тебя.
Никогда раньше он этого не говорил, да и сейчас мне могло померещиться, так тих был его голос.
— Правда, Билл? — Я не подняла головы, уткнувшись лбом в колени.
— Да, правда.
— Тогда тебе нужно позволить мне жить своей жизнью, потому что ты не сможешь изменить ее для меня.
— Ты хотела, чтобы я ее изменил, когда тебя избивали Раттреи.
— Очко! Но я не могу позволить тебе изменять мою повседневную жизнь. Я буду злиться на людей, и они будут злиться на меня. Я не могу переживать по поводу того, останутся ли они после этого в живых. Я не смогу жить так, милый! Понимаешь, о чем я говорю?
— Милый? — повторил он.
— Я люблю тебя, — сказала я. — Не знаю, почему, но это так. Я хочу называть тебя всякими дурацкими словечками, которые употребляют влюбленные, и мне плевать, что это звучит глупо, раз уж ты вампир. Я хочу говорить тебе, что ты мой малыш, что я буду любить тебя, пока мы не станем старыми и седыми — хотя этого никогда не будет. Что я знаю, что ты всегда будешь мне верен, — хотя и этого никогда не будет. Я словно натыкаюсь на каменную стену, когда пытаюсь сказать тебе, что люблю тебя, Билл. — Я замолчала, выговорившись.
— Что ж, кризис случился раньше, чем я предполагал, — из темноты произнес Билл. Сверчки продолжили свою песню, и я долго слушала их.
— Да.
— И что теперь, Сьюки?
— Мне нужно некоторое время.
— Прежде чем…
— Прежде чем я пойму, стоит ли любовь страданий.
— Сьюки, если бы ты знала, насколько ты другая, насколько мне хочется защищать тебя…
По голосу Билла я понимала, что он испытывал такие же нежные чувства, как и я.
— Как ни странно, но я испытываю то же по отношению к тебе, — ответила я. — Но мне жить здесь, и мне жить с собой, и мне следует подумать о каких-то правилах, которые нужно для себя установить.
— Что мы станем делать теперь?
— Я думаю. Ты будешь продолжать жить так, как жил перед нашей встречей.
— Пытаясь понять, смогу ли я жить в главном русле. Думая о том, на ком я смогу кормиться, если не смогу больше пить эту проклятую искусственную кровь.
— Я знаю, что ты найдешь, на ком кормиться кроме меня. — Я очень старалась сохранять голос ровным. — Пожалуйста, пусть это будет кто-то нездешний, кого мне не надо будет видеть! Я не выдержу этого! Я знаю, что нечестно просить тебя об этом, но я все же прошу.
— Если ты не станешь встречаться ни с кем другим, спать ни с кем другим.
— Не стану. — Такое обещание показалось мне достаточно легким.
— Ты не станешь возражать, если я буду заходить в бар?
— Нет. Я не собираюсь никому рассказывать, что мы разошлись. Я не болтаю об этом.
Он прислонился ко мне, я чувствовала давление его тела на руку.
— Поцелуй меня, — попросил он.
Я подняла голову и повернула ее, губы наши встретились. То был голубой огонь, не оранжево-красное пламя, не огненный жар: голубой огонь. Спустя мгновенье, его руки обвили меня. Еще мгновенье, и мои руки охватили его. Я начала растворяться, таять. Глотнув воздуха, я отстранилась.
— Нет, Билл, мы не должны.
Я услышала, как он вздохнул.
— Конечно, раз уж мы расстаемся, — сказал он тихо. Но прозвучало это, словно думал он совсем иначе. — Нам несомненно не следует целоваться. Еще меньше мне следует желать завалить тебя прямо на пороге и продолжать до полусмерти.
Мои колени дрожали. Умышленно грубые слова, произнесенные его спокойным милым голосом, вызвали во мне бурю желания. Мне пришлось собрать в кулак все остатки своей решимости, чтобы встать и уйти в дом.
Но это мне удалось.
На следующей неделе я начала учиться жить без бабушки и без Билла. Я работала ночами и работала много. Впервые я была осторожна, проверяла замки и систему безопасности. Где-то существовал убийца, а у меня больше не было могущественного заступника. Я думала, не завести ли собаку, но не смогла определиться с породой. Так что кошка, Тина, оказалась моей единственной защитой, поскольку всегда реагировала, когда кто-то слишком близко подходил к дому.
Время от времени мне звонил бабушкин адвокат, сообщая о процессе переоформления недвижимости. Иногда звонил адвокат Бартлета. Мой дядя оставил мне двадцать тысяч долларов, немаленькую для него сумму. Я едва не отказалась от наследства, но, подумав, перечислила деньги в местный медицинский психологический центр, предназначив их детям-жертвам насилия.
Они были рады получить такие деньги.
Я принимала кучу витаминов, чувствуя себя несколько анемичной. Я употребляла много жидкости и съедала массу протеинов.
А еще я ела вдоволь чеснока, чего Билл терпеть не мог. Он говорил, что запах выделяется через поры, даже когда однажды я съела всего лишь кусочек чесночного хлеба со спагетти и мясным соусом.
Я спала, спала и спала. Мне больше не приходилось бодрствовать после ночных смен, и организм сражался с недосыпом.
Через три дня я почувствовала себя физически восстановившейся. На самом деле мне даже показалось, что я стала сильнее, чем была.
Я начала воспринимать происходящее вокруг меня.
Первое, что я заметила — местные действительно были доведены вампирами, поселившимися в Монро. Диана, Лиам и Малкольм объезжали окрестные бары, делая невозможными для остальных вампиров попытки жить в главном русле. Они вели себя вызывающе и оскорбительно. Эта троица вампиров заставила померкнуть эскапады студентов Технологического.
Похоже, они даже не понимали, что создают опасность для самих себя. Возможность выбираться из своих гробов ударила им в головы. Право на законное существование смело все ограничения, всю их осторожность и благоразумие.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73