Пока мы катались по городу, преследующие нас вояки особого энтузиазма не проявляли — знали, что внутри периметра мы никуда от них не денемся. Но теперь, поняв наше намерение вырваться за пределы города, они вознамерились ни в коем случае не отпускать свою добычу.
Обойдя мчащийся по неровной дороге броневик одновременно справа и слева, все три машины обрушили на нас такой град пуль, по сравнению с которым жестокий обстрел, что мы претерпели до этого, был всего лишь мелким дождиком. Одновременно работали шесть или семь автоматов. Грохот выстрелов и визг отскакивающих пуль смешались со стонами терзаемой смертоносным ураганом брони. —
Пулеметы на вышках медленно, но неотвратимо разворачивались в нашу сторону. И у меня не было сомнений, что посланные ими тяжелые крупнокалиберные пули, как лист бумаги, прорвут до сих пор еще каким-то чудом держащуюся броню.
— Жми! —закричал я, вновь толкая пытавшуюся было приподняться на локтях Ирину на пол. — Быстрее! Жми!
И в этот момент лопнула еще одна шина.
Машину резко повело влево. Наверное, только непосредственное вмешательство Господа помогло нам удержаться на дороге. Только оно, да еще виртуозное мастерство вождения бывшего инквизитора, побледневшее лицо и до хруста стиснувшие руль руки которого ясно демонстрировали нам глубину той ямы, куда мы только что чуть не свалились.
На дороге мы удержались. Но в узкий проход между двумя грузовиками, куда целился намеревавшийся как можно быстрее и безболезненнее проскочить ворота Хмырь, не попали.
Наверное, это даже к лучшему. Потому что первый залп с вышек накрыл как раз тот узкий коридор между двумя стоящими на обочине грузовиками.
Тяжелый стук пулеметов, грохот раскалывающих старый асфальт пуль, лязганье терзаемой свирепым потоком серебра стальной обшивки грузовиков, испуганные крики разбегающихся караванщиков… Пулеметы умолкли уже через секунду, но за это время они успели перепахать чуть ли не половину улицы.
Но, к счастью, не нас… Впрочем, приключений на нашу голову и без того нашлось достаточно.
— Держитесь! — взвыл Хмырь. Я еще успел обернуться и заметить, как он лихорадочно крутит руль, а на нас, как в замедленной съемке, неторопливо наплывает усеянный бесчисленными заклепками бронированный борт большегрузного КамАЗа…
Удар пришелся по касательной. И это хорошо, потому что иначе от нас всех осталось бы мокрое место. Но даже этого мне хватило. Кувыркнувшись носом вперед, я врезался головой в железную стенку фургона и, вроде бы даже оставив на ней вмятину, схожую с формой моей макушки, скатился на пол.
Дальнейшее я видел как сквозь туман…
Мы ухитрились-таки протиснуться между двумя грузовиками, обломив все, что только можно было обломить, и содрав последние остатки краски с иссеченной пулями брони. Проскочили перед самым носом у стоящего под хлипким навесом старенького танка (я еще подумал, что, если бы армейцы успели заранее вывести его на позицию, у нас не осталось бы ни единого шанса). Скребнули многострадальным бортом по стене периметра. И под немыслимым углом вырвались через ворота наружу, напоследок зацепив одну из начавших уже аварийно закрываться створок.
И все это произошло под ведущимся со стен автоматным огнем.
Ни одна из преследовавших нас машин сей подвиг повторить не решилась. Мы остались в гордом одиночестве перед лицом старого, города, если, конечно, не считать те четыре грузовика, что ожидали снаружи впавшие в полный хаос остатки каравана. От них я особых неприятностей не ожидал, беспокоясь куда больше о вооруженных автоматами парнях на стене, чем о караванщиках.
А между тем именно с их стороны пришли очередные проблемы.
Самый дальний из грузовиков — большой многотонный «Урал», ради безопасности длительных путешествий вне защитных стен превращенный в нечто наподобие танка, спокойно завел двигатель и вырулил поперек шоссе, намеренно перекрывая нам дорогу.
На этот раз избежать столкновения лихорадочно крутившему руль и втаптывающему в пол педали Хмырю не удалось.
Рассыпая искры и разбрасывая клочья разодранной резины, наша машина зацепила бронированный бок грузовика. И, бессильно задрав к небу бешено вращающиеся колеса, завалилась набок. Двигатель моментально заглох. Но уже набранной нами инерции хватило на то, чтобы, разбрызгивая фонтаны искр, волчком прокрутиться по асфальту и вбить крышу машины в остатки фундамента старого снесенного согласно уставу дома.
Удар вновь швырнул меня на стену, заставив распластаться по холодному бугристому металлу. Вдобавок, когда эта стена вдруг стала полом, на меня сверху, выбив с таким трудом набранный в легкие воздух, приземлилась Ирина. А потом, когда машина начала крутиться, мы с ней в обнимку катались по всему салону. И это было бы почти приятно… если б только не было так больно.
Рассыпавшаяся по полу всевозможная чистилыциковская мелочь, начиная от коробочек с солью и кончая батарейками для фонариков, так и стремилась сокрушить мне ребра. Особенно много неприятностей доставляла развалившаяся связка осиновых колышков, очевидно принявших меня за вампира, и те самые теоретически не разбиваемые флакончики со святой водой, осколками которых я здорово исполосовал себе левую ладонь. Заткнутый за пояс пистолет и ножны меча за спиной усугубили сущую пытку.
Не знаю, насколько пострадала Ирина. Но вроде бы от наиболее серьезных травм я ее уберег. Ведь большую часть времени она благополучно ездила на мне верхом, заставляя мою многострадальную спину собирать все синяки и шишки.
Нет, если я выберусь живым из этой передряги, заставлю наших механиков приделать ремни безопасности к каждому пассажирскому сидению. Вон у Хмыря на водительском месте ремень был, так он и остался сидеть, а вернее, висеть. А мы…
Бывший инквизитор расстегнул ремень и, оттолкнувшись ногами, тяжело плюхнулся рядом. Зашипел от боли, отшвырнув в сторону попавший под бок колышек.
— Выходим!.. Быстрее!
Разумная мысль. Я бы и сам до нее дошел, если б тот достопамятный удар по макушке не перебултыхал мне все мозги. До сих пор в голове гудит… Да и не только в голове.
Больно…
Я с трудом перевернулся на живот. Приподнялся. Помог встать Ирине, бросив на ее лицо лишь один короткий взгляд и гут же отвернувшись, чтобы не видеть стынущий в ее глазах синий лед. Даже сейчас, когда нас чуть не убили раз сто подряд, даже сейчас она смотрела в глаза Богу.
Не могу сказать, что это неправильно — может быть, как раз так и надо, может быть, только благодаря этому мы все еще живы. Но мне почему-то не нравится.
В конце концов, Богу — богово, а человеку — земное…
А, может быть, мне просто хотелось в последний раз взглянуть в чистые зеленые глаза и увидеть в них человека, увидеть душу Ирины, а не нагромождение холодных колючих айсбергов посреди застывшего моря жизни… Почему именно в последний?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94