Мачеха как-то объяснила Эмме, что русские люди очень суеверны. Жизнь их полна тайн и сказок, они крепко верят в предзнаменования и приметы. Что промелькнуло в голове Николая? Что предстало его мысленному взору?
Встревоженная Эмма вызвала горничную, и вскоре появилась девушка, ровесница Эммы, может, немножко постарше. У нее были умные серые глаза и толстая каштановая коса. Она хорошо говорила по-английски и сообщила, что ее зовут Марфа.
– Мне нравится имя Марфа, – заметила Эмма, когда та начала расстегивать замысловатый узор пуговичек и крючков на спинке лифа подвенечного платья. – Это что, русский вариант имени Марта?
– Да, ваша светлость. Мои родители назвали всех детей по Евангелию. У меня есть еще два брата, Матвей и Лука, и сестра Мария.
– Мэтью, Люк и… Мэри? – догадалась Эмма.
– Да, – подтвердила служанка, помогая Эмме выбраться из платья, которое горкой опало на пол.
Она ловко подхватила пышное облако шелка и отнесла на ближайшее кресло.
– А твои братья и сестра все еще в России? – Эммазатаила дыхание, когда Марфа стала расстегивать на ней корсет.
– Нет, ваша светлость, они все здесь, работают на князя Николая. Мы приехали сюда с князем, когда… после того как… – Служанка замолчала, подыскивая слово поделикатнее.
– После его изгнания, – без обиняков докончила ее фразу Эмма.
Марфа кивнула, уголки ее губ приподнялись в улыбке.
– Как хорошо, ваша светлость, что вы прямо говорите все, как есть. Русские любят прямоту. Распустить вам волосы?
– Да, пожалуй.
В одной батистовой рубашке Эмма присела к туалетному столику. Горничная бережно отколола от огненных локонов кремовые розы и стала распускать прическу, расчесывая каждую прядь щеткой в серебряной оправе.
– Вам хотелось поехать в Англию с князем Николаем, – поинтересовалась Эмма, – или у вас не было выбора?
– О да, моя семья хотела сюда поехать. Мы ведь, знаете ли, издавна принадлежим Ангеловским. Разумеется, не по закону. Шестнадцать лет назад царь Александр отменил крепостное право, то есть освободил рабов. Но мы, Сударевы, служили Ангеловским более ста лет, так что сочли своим долгом последовать за князем Николаем, куда бы он ни поехал.
– Уверена, что он ценит вашу преданность, – сказала Эмма, хоть и подозревала, что Николай со своей надменной самоуверенностью, вероятно, считает это само собой разумеющимся.
Марфа пожала плечами:
– Бог даст, мы всегда будем при нем. Князь Николай – хороший хозяин.
– Это обнадеживает, – пробормотала Эмма. Служанка приостановила плавное поглаживание щетки и задумчиво вздохнула.
– Бывают минуты, когда я тоскую по России. А князь Николай вроде бы нет, хотя, по-моему, должен. Что у него здесь за жизнь?! А там! Он был чуть ли не богаче царя. Двадцать семь дворцов и земли повсюду… Однажды он подарил своему брату, князю Михаилу, на день рождения гору.
– Гору?
– Да, красивую гору в Крыму. – Марфа старательно распутывала узелок, расчесывая локоны, пока волоски не распрямились. – Вам трудно себе представить, ваша светлость, какая жизнь была у нас в России. Иногда у меня сердце сжимается, так хочется снова увидеть родные края. У нас есть поговорка «В гостях хорошо, а дома лучше».
– Это верно, – подтвердила Эмма и рассмеялась. – Я рада, что ты здесь, Марфа.
Когда кудри Эммы рассыпались буйной шелковой волной по плечам, Марфа помогла госпоже надеть пеньюар из тонкого вышитого батиста.
– Вы очень похожи на русскую, ваша светлость.
Понимая, что ей сделали комплимент, Эмма благодарно улыбнулась:
– Боюсь, что я стопроцентная англичанка.
– У моих соотечественников добрые сердца и веселый характер. Полагаю, что вы русская по духу.
Эмма собралась было ответить, но в этот момент у нее громко заурчало в животе, и она, покраснев, смущенно рассмеялась.
– Я сегодня почти ничего не ела, – объяснила она, прижимая к животу ладонь. – Я так волновалась… из-за свадьбы.
– Принести вам супа и каких-нибудь закусок?
– Закусок? – повторила Эмма, с трудом выговаривая непривычное русское словечко.
– Это когда подают понемножку всяких вкусных, но не сладких угощений. Они вам понравятся, ваша светлость. Я принесу сейчас вам их попробовать.
Служанка убежала, а Эмма стала бродить по своим комнатам. Она изумленно покачала головой, обнаружив ванную, отделанную исключительно белым мрамором. Золотые краны в форме дельфинов нависали над краем фарфоровой ванны.
Она задумалась, жила ли Тася в детстве в России в такой же роскоши. Прошлое мачехи во многом все еще оставалось тайной за семью печатями, чем-то очень личным. Впервые Эмма начала сознавать, насколько Тася подавляла свою русскость, сколько русских обычаев она оставила позади вместе с родной речью. Как же отличалась их родная культура, как же трудно было им, и Тасе, и Николаю, приспособиться к чужой стране!
Тихий стук в дверь спальни предварил возвращение Марфы. Служанка внесла большой поднос, уставленный аппетитно пахнущими блюдами. Здесь были супница с острыми щами, ломтики ветчины, лососина холодного копчения, пирожки с мясом и грибами.
С восторгом проследовав за девушкой в гостиную, Эмма уселась на мягкую кушетку, рядом с которой стоял небольшой столик. Марфа поставила на него поднос, указала Эмме на некоторые особенно вкусные кушанья и удалилась.
Еда действительно оказалась восхитительной. Многие блюда были приправлены чесноком, перцем и мускатным орехом. Эмма попробовала всего понемножку, щедро запивая еду крепким красным вином. Роскошь обстановки давала ей изумительное ощущение неги и довольства. Ее баловали, ее лелеяли.
– К этому легко привыкнуть, – пробормотала она, откидываясь на пышные бархатные подушки. От двери ей ответил голос Николая:
– Я искренне надеюсь на это, Рыжик. – На нем был халат из золотисто-коричневого шелка, чуть более темного, чем его волосы. Ноги и руки у него были голыми, и Эмма с внезапным испугом подумала, что, наверное, под халатом на нем ничего нет.
Однако она попыталась скрыть нервозность лучезарной улыбкой и подняла бокал, как бы приветствуя его.
– Не хочешь ли присоединиться ко мне, Ник?
– Только если ты перестанешь так улыбаться.
– Почему? – осведомилась она, настороженно наблюдая за его приближением.
– Потому, – прошептал он, и рука его скользнула ей на затылок, – потому, что от этого у меня голова идет кругом.
Ресницы Эммы, затрепетав, опустились, и она ощутила на своих губах его губы. Когда Николай уселся рядом с ней на кушетку, она неуклюже потянулась к подносу и, изображая радушную, благовоспитанную хозяйку салона, попыталась угостить его:
– Не хочешь ли поесть пирожи?
– Пирожки, – поправил он и, нагнув голову, надкусил сочный пирожок из ее рук. Она удивленно хихикнула:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91
Встревоженная Эмма вызвала горничную, и вскоре появилась девушка, ровесница Эммы, может, немножко постарше. У нее были умные серые глаза и толстая каштановая коса. Она хорошо говорила по-английски и сообщила, что ее зовут Марфа.
– Мне нравится имя Марфа, – заметила Эмма, когда та начала расстегивать замысловатый узор пуговичек и крючков на спинке лифа подвенечного платья. – Это что, русский вариант имени Марта?
– Да, ваша светлость. Мои родители назвали всех детей по Евангелию. У меня есть еще два брата, Матвей и Лука, и сестра Мария.
– Мэтью, Люк и… Мэри? – догадалась Эмма.
– Да, – подтвердила служанка, помогая Эмме выбраться из платья, которое горкой опало на пол.
Она ловко подхватила пышное облако шелка и отнесла на ближайшее кресло.
– А твои братья и сестра все еще в России? – Эммазатаила дыхание, когда Марфа стала расстегивать на ней корсет.
– Нет, ваша светлость, они все здесь, работают на князя Николая. Мы приехали сюда с князем, когда… после того как… – Служанка замолчала, подыскивая слово поделикатнее.
– После его изгнания, – без обиняков докончила ее фразу Эмма.
Марфа кивнула, уголки ее губ приподнялись в улыбке.
– Как хорошо, ваша светлость, что вы прямо говорите все, как есть. Русские любят прямоту. Распустить вам волосы?
– Да, пожалуй.
В одной батистовой рубашке Эмма присела к туалетному столику. Горничная бережно отколола от огненных локонов кремовые розы и стала распускать прическу, расчесывая каждую прядь щеткой в серебряной оправе.
– Вам хотелось поехать в Англию с князем Николаем, – поинтересовалась Эмма, – или у вас не было выбора?
– О да, моя семья хотела сюда поехать. Мы ведь, знаете ли, издавна принадлежим Ангеловским. Разумеется, не по закону. Шестнадцать лет назад царь Александр отменил крепостное право, то есть освободил рабов. Но мы, Сударевы, служили Ангеловским более ста лет, так что сочли своим долгом последовать за князем Николаем, куда бы он ни поехал.
– Уверена, что он ценит вашу преданность, – сказала Эмма, хоть и подозревала, что Николай со своей надменной самоуверенностью, вероятно, считает это само собой разумеющимся.
Марфа пожала плечами:
– Бог даст, мы всегда будем при нем. Князь Николай – хороший хозяин.
– Это обнадеживает, – пробормотала Эмма. Служанка приостановила плавное поглаживание щетки и задумчиво вздохнула.
– Бывают минуты, когда я тоскую по России. А князь Николай вроде бы нет, хотя, по-моему, должен. Что у него здесь за жизнь?! А там! Он был чуть ли не богаче царя. Двадцать семь дворцов и земли повсюду… Однажды он подарил своему брату, князю Михаилу, на день рождения гору.
– Гору?
– Да, красивую гору в Крыму. – Марфа старательно распутывала узелок, расчесывая локоны, пока волоски не распрямились. – Вам трудно себе представить, ваша светлость, какая жизнь была у нас в России. Иногда у меня сердце сжимается, так хочется снова увидеть родные края. У нас есть поговорка «В гостях хорошо, а дома лучше».
– Это верно, – подтвердила Эмма и рассмеялась. – Я рада, что ты здесь, Марфа.
Когда кудри Эммы рассыпались буйной шелковой волной по плечам, Марфа помогла госпоже надеть пеньюар из тонкого вышитого батиста.
– Вы очень похожи на русскую, ваша светлость.
Понимая, что ей сделали комплимент, Эмма благодарно улыбнулась:
– Боюсь, что я стопроцентная англичанка.
– У моих соотечественников добрые сердца и веселый характер. Полагаю, что вы русская по духу.
Эмма собралась было ответить, но в этот момент у нее громко заурчало в животе, и она, покраснев, смущенно рассмеялась.
– Я сегодня почти ничего не ела, – объяснила она, прижимая к животу ладонь. – Я так волновалась… из-за свадьбы.
– Принести вам супа и каких-нибудь закусок?
– Закусок? – повторила Эмма, с трудом выговаривая непривычное русское словечко.
– Это когда подают понемножку всяких вкусных, но не сладких угощений. Они вам понравятся, ваша светлость. Я принесу сейчас вам их попробовать.
Служанка убежала, а Эмма стала бродить по своим комнатам. Она изумленно покачала головой, обнаружив ванную, отделанную исключительно белым мрамором. Золотые краны в форме дельфинов нависали над краем фарфоровой ванны.
Она задумалась, жила ли Тася в детстве в России в такой же роскоши. Прошлое мачехи во многом все еще оставалось тайной за семью печатями, чем-то очень личным. Впервые Эмма начала сознавать, насколько Тася подавляла свою русскость, сколько русских обычаев она оставила позади вместе с родной речью. Как же отличалась их родная культура, как же трудно было им, и Тасе, и Николаю, приспособиться к чужой стране!
Тихий стук в дверь спальни предварил возвращение Марфы. Служанка внесла большой поднос, уставленный аппетитно пахнущими блюдами. Здесь были супница с острыми щами, ломтики ветчины, лососина холодного копчения, пирожки с мясом и грибами.
С восторгом проследовав за девушкой в гостиную, Эмма уселась на мягкую кушетку, рядом с которой стоял небольшой столик. Марфа поставила на него поднос, указала Эмме на некоторые особенно вкусные кушанья и удалилась.
Еда действительно оказалась восхитительной. Многие блюда были приправлены чесноком, перцем и мускатным орехом. Эмма попробовала всего понемножку, щедро запивая еду крепким красным вином. Роскошь обстановки давала ей изумительное ощущение неги и довольства. Ее баловали, ее лелеяли.
– К этому легко привыкнуть, – пробормотала она, откидываясь на пышные бархатные подушки. От двери ей ответил голос Николая:
– Я искренне надеюсь на это, Рыжик. – На нем был халат из золотисто-коричневого шелка, чуть более темного, чем его волосы. Ноги и руки у него были голыми, и Эмма с внезапным испугом подумала, что, наверное, под халатом на нем ничего нет.
Однако она попыталась скрыть нервозность лучезарной улыбкой и подняла бокал, как бы приветствуя его.
– Не хочешь ли присоединиться ко мне, Ник?
– Только если ты перестанешь так улыбаться.
– Почему? – осведомилась она, настороженно наблюдая за его приближением.
– Потому, – прошептал он, и рука его скользнула ей на затылок, – потому, что от этого у меня голова идет кругом.
Ресницы Эммы, затрепетав, опустились, и она ощутила на своих губах его губы. Когда Николай уселся рядом с ней на кушетку, она неуклюже потянулась к подносу и, изображая радушную, благовоспитанную хозяйку салона, попыталась угостить его:
– Не хочешь ли поесть пирожи?
– Пирожки, – поправил он и, нагнув голову, надкусил сочный пирожок из ее рук. Она удивленно хихикнула:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91