Они в молчании продолжили прогулку и подошли к маленькой каменной часовне для православных русских слуг.
– Я никогда раньше в ней не бывала, – заметила Эмма. – Как она выглядит внутри?
Николай бесстрастно посмотрел на часовню и с тем же непроницаемым видом проводил Эмму к арочному входу. Распахнув дверь, он придержал ее, чтобы Эмма могла войти внутрь. Покрыв волосы голубым шарфом, Эмма вошла и стала оглядываться по сторонам. У стен, увешанных иконами, стояли высокие подсвечники с горящими свечами. Некоторые из них были зажжены недавно, их крохотные колеблющиеся огоньки сияли теплым желтоватым светом. Было торжественно и грустно. Казалось, стены часовни впитали в себя признания и мольбы всех верующих.
– Зажечь свечу? – приглушенным голосом спросила Эмма.
Николай не ответил. Суровые черты золотистого лица, казалось, застыли, сделав его поразительно схожим с окружавшими их византийскими ликами святых.
– Ну, вреда это не принесет, – решила Эмма, выбирая тонкую длинную свечечку. Она зажгла ее от уже горевшей и установила перед иконой Богоматери с младенцем. Затем она повернулась, взглянула на Николая, и у нее перехватило горло.
В глазах его стояли жгучие слезы. Он не мог сдержать чувств, увидев Эмму в окружении русских икон при свете свечей. Никогда еще он не испытывал такой муки. Казалось, Эмма властвовала над его жизнью и смертью. Он не мог представить, что с ним станется, если она так никогда и не полюбит его. Он страшился думать об этом.
Прошла вечность, прежде чем он заговорил, с нечеловеческим усилием взяв себя в руки. Голос его звучал тихо и ровно:
– Я не знаю, что произошло со мной в тот день. Не уверен, что это было: явь или сон. Знаю лишь одно – ты мне необходима.
Эмма стояла перед ним, в беспомощной растерянности глядя на человека, который ее соблазнил, женился на ней, а затем грубо предал. На самого сложного и волнующего мужчину из всех, кого знала. Дальнейшая жизнь с ним потребует от нее недюжинной отваги. Она словно оказалась лицом к лицу с тигром без решетки между ними. Она испытывала к нему смешанные и противоречивые чувства: страх, желание, гнев, нежность. Сможет ли кто-нибудь заворожить ее так же, как он? Стоит ли ей рискнуть и узнать на деле глубину его привязанности, его любви к ней?
Она шагнула к нему и нежно приложила ладонь к щеке Николая. Ей передалась дрожь, пронзившая его тело. Напряжение становилось невыносимым.
– Возможно, ты мне тоже необходим, – прошептала она.
Его пальцы погрузились в локоны Эммы, вцепились в них мертвой хозяйской хваткой. Он привлек ее к себе, вжимая в свое тело, расплющивая о свою грудь. Прильнув к ее рту, он шептал ей бессвязные неразличимые слова, а затем впился жадным поцелуем, обнимая жену так, словно никогда от себя решил не отпускать.
* * *
– Куда ты меня везешь? – спросил на другой день Джейк. Его ручонка была крепко зажата в руке Эммы, они направлялись к стоявшему у парадного подъезда экипажу. – И почему мы такие нарядные?
Сегодня Эмма с особым тщанием одела его в черные панталончики, голубой жилетик. На черных кудрях мальчика красовалась голубая шапочка. Для себя она выбрала модное серое платье, отделанное шелком в фиолетовую и серую полоску. Волосы ее были тщательно заплетены, заколоты узлом и увенчаны высокой шляпкой из фетра с грогреновыми лентами и газовым шарфом сиреневого цвета. Бархатный плащ с капюшоном, плавно переходящим в шалевый воротник, окутывал ее плечи.
– Мы едем с визитом к моей семье, – объяснила она Джейку. – Моя мачеха написала мне, что они несколько дней пробудут в городе.
– У тебя тоже есть мачеха? – удивился он.
– Да, – подтвердила Эмма, поправила ему шапочку и улыбнулась. – Так что не только у тебя бывают мачехи.
– А какая она у тебя?
– Она русская, как ты и твой отец.
– А она знает русские сказки? – Теперь в пытливом взгляде мальчика блеснул пылкий интерес. Эмма заулыбалась:
– Наверное, сотни сказок.
Ее радовало счастливое щебетание малыша и то, что, устроившись в карете, он достал из кармана своих солдатиков и принялся разыгрывать сражение. Эмма была счастлива приветствовать любое развлечение: оно помогало ей унять нервную дрожь внутри.
Со дня свадьбы с Николаем, уже более четырех месяцев, она отказывалась видеться с родителями. Почти не было и переписки, за исключением нескольких сухих записок, которыми она обменялась с Тасей. Теперь она размышляла над тем, как они ее встретят. Будет ли их прием теплым или холодным? Что скажут они по поводу Джейка? Может быть, ей лучше было поехать одной? Но Эмме общество ребенка казалось просто необходимым. Кроме того, ей хотелось, чтобы они узнали о ребенке от нее. Это поможет им понять то, что она попробует им объяснить. Ведь Джейкоб был существенной частью тех перемен, которые произошли с Николаем.
– Вероятно, ты встретишься с моими братьями, Уильямом и Закари, – продолжала она. А карета тем временем въехала в длинную подъездную аллею. – Уильям – твой ровесник, вы с ним в некотором роде двоюродные, хотя родство настолько отдаленное, что его трудно проследить. Для русских семья бесконечно важна, они очень гордятся родственниками, так что, Джейк, думаю, Уильям с удовольствием признает тебя своим.
Джейк настороженно посмотрел на нее:
– А он мне понравится?
– Наверняка понравится, – твердо сказала Эмма. – Он хороший мальчик, не из тех, которые дразнятся или обзывают других.
– Но ведь я говорю как крестьяне, и еще я ублюдок.
Эмма до сих пор не задумывалась о том, что мальчик огорчен своим грубым деревенским говором.
– Совершенно ни к чему сообщать об этом людям, Джейк. Тебе нечего стыдиться своего происхождения, тем более что его не изменишь. А к твоей речи Уильям не будет придираться, и вообще, со временем твой выговор смягчится.
– Правда? – Джейку эта мысль, видимо, понравилась, и он вновь занялся солдатиками.
Волнение Эммы возрастало по мере приближения к дому в итальянском стиле – городскому обиталищу семейства Стоукхерстов. Вот показалось очаровательное трио круглых башенок с коническими крышами, окружавшие дом лоджии. Карета остановилась перед парадным входом, и лакей в парчовой ливрее помог Эмме и Джейку выйти.
Наверное, чувствуя и разделяя ее тревогу, Джейк сунул ладошку в руку Эммы, и они направились к двери. Эмма окинула быстрым взглядом его, затем себя, чтобы удостовериться, что они хорошо выглядят.
На пороге их встретил дворецкий. Улыбка осветила его непроницаемое лицо, когда он узнал свою любимицу.
– Мисс Эмма! – радостно произнес он, приглашая их в дом.
Тася уже спешила им навстречу.
– Я увидела в окно подъехавший экипаж! – воскликнула она, бросаясь к Эмме на шею. Лицо ее светилось радостью. – Как замечательно снова тебя увидеть!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91
– Я никогда раньше в ней не бывала, – заметила Эмма. – Как она выглядит внутри?
Николай бесстрастно посмотрел на часовню и с тем же непроницаемым видом проводил Эмму к арочному входу. Распахнув дверь, он придержал ее, чтобы Эмма могла войти внутрь. Покрыв волосы голубым шарфом, Эмма вошла и стала оглядываться по сторонам. У стен, увешанных иконами, стояли высокие подсвечники с горящими свечами. Некоторые из них были зажжены недавно, их крохотные колеблющиеся огоньки сияли теплым желтоватым светом. Было торжественно и грустно. Казалось, стены часовни впитали в себя признания и мольбы всех верующих.
– Зажечь свечу? – приглушенным голосом спросила Эмма.
Николай не ответил. Суровые черты золотистого лица, казалось, застыли, сделав его поразительно схожим с окружавшими их византийскими ликами святых.
– Ну, вреда это не принесет, – решила Эмма, выбирая тонкую длинную свечечку. Она зажгла ее от уже горевшей и установила перед иконой Богоматери с младенцем. Затем она повернулась, взглянула на Николая, и у нее перехватило горло.
В глазах его стояли жгучие слезы. Он не мог сдержать чувств, увидев Эмму в окружении русских икон при свете свечей. Никогда еще он не испытывал такой муки. Казалось, Эмма властвовала над его жизнью и смертью. Он не мог представить, что с ним станется, если она так никогда и не полюбит его. Он страшился думать об этом.
Прошла вечность, прежде чем он заговорил, с нечеловеческим усилием взяв себя в руки. Голос его звучал тихо и ровно:
– Я не знаю, что произошло со мной в тот день. Не уверен, что это было: явь или сон. Знаю лишь одно – ты мне необходима.
Эмма стояла перед ним, в беспомощной растерянности глядя на человека, который ее соблазнил, женился на ней, а затем грубо предал. На самого сложного и волнующего мужчину из всех, кого знала. Дальнейшая жизнь с ним потребует от нее недюжинной отваги. Она словно оказалась лицом к лицу с тигром без решетки между ними. Она испытывала к нему смешанные и противоречивые чувства: страх, желание, гнев, нежность. Сможет ли кто-нибудь заворожить ее так же, как он? Стоит ли ей рискнуть и узнать на деле глубину его привязанности, его любви к ней?
Она шагнула к нему и нежно приложила ладонь к щеке Николая. Ей передалась дрожь, пронзившая его тело. Напряжение становилось невыносимым.
– Возможно, ты мне тоже необходим, – прошептала она.
Его пальцы погрузились в локоны Эммы, вцепились в них мертвой хозяйской хваткой. Он привлек ее к себе, вжимая в свое тело, расплющивая о свою грудь. Прильнув к ее рту, он шептал ей бессвязные неразличимые слова, а затем впился жадным поцелуем, обнимая жену так, словно никогда от себя решил не отпускать.
* * *
– Куда ты меня везешь? – спросил на другой день Джейк. Его ручонка была крепко зажата в руке Эммы, они направлялись к стоявшему у парадного подъезда экипажу. – И почему мы такие нарядные?
Сегодня Эмма с особым тщанием одела его в черные панталончики, голубой жилетик. На черных кудрях мальчика красовалась голубая шапочка. Для себя она выбрала модное серое платье, отделанное шелком в фиолетовую и серую полоску. Волосы ее были тщательно заплетены, заколоты узлом и увенчаны высокой шляпкой из фетра с грогреновыми лентами и газовым шарфом сиреневого цвета. Бархатный плащ с капюшоном, плавно переходящим в шалевый воротник, окутывал ее плечи.
– Мы едем с визитом к моей семье, – объяснила она Джейку. – Моя мачеха написала мне, что они несколько дней пробудут в городе.
– У тебя тоже есть мачеха? – удивился он.
– Да, – подтвердила Эмма, поправила ему шапочку и улыбнулась. – Так что не только у тебя бывают мачехи.
– А какая она у тебя?
– Она русская, как ты и твой отец.
– А она знает русские сказки? – Теперь в пытливом взгляде мальчика блеснул пылкий интерес. Эмма заулыбалась:
– Наверное, сотни сказок.
Ее радовало счастливое щебетание малыша и то, что, устроившись в карете, он достал из кармана своих солдатиков и принялся разыгрывать сражение. Эмма была счастлива приветствовать любое развлечение: оно помогало ей унять нервную дрожь внутри.
Со дня свадьбы с Николаем, уже более четырех месяцев, она отказывалась видеться с родителями. Почти не было и переписки, за исключением нескольких сухих записок, которыми она обменялась с Тасей. Теперь она размышляла над тем, как они ее встретят. Будет ли их прием теплым или холодным? Что скажут они по поводу Джейка? Может быть, ей лучше было поехать одной? Но Эмме общество ребенка казалось просто необходимым. Кроме того, ей хотелось, чтобы они узнали о ребенке от нее. Это поможет им понять то, что она попробует им объяснить. Ведь Джейкоб был существенной частью тех перемен, которые произошли с Николаем.
– Вероятно, ты встретишься с моими братьями, Уильямом и Закари, – продолжала она. А карета тем временем въехала в длинную подъездную аллею. – Уильям – твой ровесник, вы с ним в некотором роде двоюродные, хотя родство настолько отдаленное, что его трудно проследить. Для русских семья бесконечно важна, они очень гордятся родственниками, так что, Джейк, думаю, Уильям с удовольствием признает тебя своим.
Джейк настороженно посмотрел на нее:
– А он мне понравится?
– Наверняка понравится, – твердо сказала Эмма. – Он хороший мальчик, не из тех, которые дразнятся или обзывают других.
– Но ведь я говорю как крестьяне, и еще я ублюдок.
Эмма до сих пор не задумывалась о том, что мальчик огорчен своим грубым деревенским говором.
– Совершенно ни к чему сообщать об этом людям, Джейк. Тебе нечего стыдиться своего происхождения, тем более что его не изменишь. А к твоей речи Уильям не будет придираться, и вообще, со временем твой выговор смягчится.
– Правда? – Джейку эта мысль, видимо, понравилась, и он вновь занялся солдатиками.
Волнение Эммы возрастало по мере приближения к дому в итальянском стиле – городскому обиталищу семейства Стоукхерстов. Вот показалось очаровательное трио круглых башенок с коническими крышами, окружавшие дом лоджии. Карета остановилась перед парадным входом, и лакей в парчовой ливрее помог Эмме и Джейку выйти.
Наверное, чувствуя и разделяя ее тревогу, Джейк сунул ладошку в руку Эммы, и они направились к двери. Эмма окинула быстрым взглядом его, затем себя, чтобы удостовериться, что они хорошо выглядят.
На пороге их встретил дворецкий. Улыбка осветила его непроницаемое лицо, когда он узнал свою любимицу.
– Мисс Эмма! – радостно произнес он, приглашая их в дом.
Тася уже спешила им навстречу.
– Я увидела в окно подъехавший экипаж! – воскликнула она, бросаясь к Эмме на шею. Лицо ее светилось радостью. – Как замечательно снова тебя увидеть!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91