И она принялась влажной тряпицей смачивать ему лицо и лоб. Росс ощутил на мокрой коже дуновение ночного ветерка и слегка поежился.
— Вам холодно? — раздался рядом с ним нежный голос Софии.
Росс закрыл глаза и покачал головой.
— Нет, — прошептал он. — Пожалуйста, не останавливайтесь. Это так приятно.
София вновь смочила ткань. Влажный лоскут заскользил по шее и груди, и Росс от неожиданности негромко вздохнул. Как давно никто о нем вот так не заботился! Как ни напрягал он память, вспомнить все равно не смог. Исполненный благодарности к Софии, он прислушался к ее голосу — она едва слышно напевала себе под нос какую-то мелодию.
— Вы не знаете слов? — спросил он.
— Не все.
— Спойте мне.
— Боюсь, у меня не слишком красивый голос, — сказала она. — Вы будете разочарованы, если услышите весьма посредственное исполнение.
Росс поймал у себя на груди ее пальцы.
— Вы никогда не разочаруете меня.
Сначала София довольно долго молчала, даже не пытаясь вырвать руку, но в конце концов все-таки запела мелодичным умиротворяющим голосом:
Когда сердце вспыхнет любовным огнем,
Я буду рада любимому и ночью, и днем.
Ликуя, нежным звоном звенят колокола,
Приветствуя тебя, о любовь моя!
Она допела до конца и умолкла. Росс открыл глаза и увидел на лице Софии грустное и одновременно мечтательное выражение, словно ей вспомнилась ее первая и, увы, такая горькая любовь. Росс почувствовал, как в нем тотчас шевельнулась ревность, и попытался помочь ей стряхнуть с себя грустные воспоминания о прошлом.
— Вы правы, голосок у вас и впрямь не ахти какой выразительный, — произнес он и тотчас улыбнулся, увидев, как София обиженно поджала губы. — Но мне все равно понравилось, — поспешил добавить он.
София положила ему на лоб влажную ткань.
— Теперь ваша очередь меня развлекать, — игриво произнесла она. — Давайте, я жду.
— Но я не умею петь.
— А я от вас и не жду особых талантов, принимая во внимание ваш голос.
— Чем вам не нравится мой голос?
— Он слишком скрипуч. Вряд ли можно ожидать, что вы запоете бархатистым баритоном. — И она рассмеялась, видя, что он слегка надулся. София же просунула руку ему под шею и поднесла к губам стакан ячменной воды. — Вот, сделайте еще глоток.
Росс с гримасой отвращения выпил предложенный ею напиток, которым обычно поят больных.
— Уже забыл, когда в последний раз пил ячменную воду, — проворчал он.
— Элиза говорит, что вы никогда не хвораете, — сказала она, ставя стакан на столик. — Да что там, все сыщики как один поверить не могут, что вы ранены. Послушать их, так выходит, что пули должны отскакивать от вас, как капли дождя.
Росс задумчиво улыбнулся:
— Я никогда не строил из себя сверхчеловека.
— Тем не менее почти все вас таковым считают, — возразила она и пристально посмотрела на него. — Будто вам неизвестны человеческие слабости. Будто вам не страшны пули.
Они оба на мгновение замолчали, глядя в глаза друг другу.
Неожиданно Росс понял, что ему задан немой вопрос.
— Боюсь, что люди ошибаются, — произнес он. — Есть у меня свои слабости. И немало.
София отвела взгляд в сторону и машинально принялась разглаживать складки на покрывале.
— Да, но вы не позволяете им взять над собой верх.
Он поймал ее пальцы и погладил бархатистую поверхность ее коротко остриженных ногтей.
— Что бы ты хотела узнать, София?
Ее ресницы моментально вспорхнули вверх.
— Почему вы не женились вторично после того, как ваша жена умерла? Ведь с тех пор прошло так много времени. Вы же еще относительно молоды.
— Относительно? — спросил Росс нахмурившись.
София улыбнулась:
— Скажите мне, почему вас называют Монахом с Боу-стрит, когда вам не стоило бы большого труда жениться вторично?
— Но мне не хотелось жениться вторично. Мне неплохо и одному.
— Вы любили свою жену? — не удержалась от вопроса София.
— Любить Элинор было легко, — ответил Росс и попытался вызвать в памяти образ покойной жены, представить ее нежное, бледное, с тонкими чертами лицо, светлые шелковистые волосы. Но казалось, что образ этот принадлежал какой-то иной, прежней жизни. Внезапно Росс со всей ясностью понял, что в его сердце остался лишь этот призрачный образ, а не воспоминания о живом человеке. — Она была такая утонченная… такая умная… такая добрая. Она ни разу не отозвалась о ком-либо дурно. — Его губы тронула легкая улыбка. — Элинор не любила, когда рядом с ней кто-то бранился. Скольких трудов стоило ей отучить меня от этой дурной привычки!
— Должно быть, это была необыкновенная женщина!
— Верно, — согласился Росс. — А еще она была такая хрупкая, я бы даже сказал, болезненно хрупкая. Ее семья была против того, чтобы она выходила замуж.
— Вот как? Это почему же?
— Элинор постоянно хворала. Однажды осенним днем я взял ее покататься верхом по парку. Так вот, она простудилась и была вынуждена целую неделю провести в постели. Уж слишком болезненной была. Ее родители опасались, что замужество пойдет во вред ее здоровью, не говоря уже о выполнении супружеских обязанностей. Они боялись, что беременность раньше времени сведет их дочь в могилу. — В голосе Росса послышались нотки раскаяния. — Я сумел убедить их, что буду всячески оберегать Элинор и что ей не грозит никакая опасность.
София перевернула другой стороной влажную тряпицу у него на лбу, но он даже не осмелился посмотреть на нее.
— Четыре года мы были счастливы вместе. Сначала мы с Элинор думали, что она бесплодна, потому что за четыре года супружеской жизни она так и не забеременела. Признаюсь честно, я был этому даже рад.
— То есть вам не хотелось иметь сына или дочь?
— Мне было все равно. Лишь бы Элинор была здорова и не хворала. Но однажды она сказала мне, что ждет ребенка. Сама она несказанно обрадовалась этому. По ее словам, она никогда не была так счастлива. Я же убедил себя, что роды пройдут без осложнений.
Росс умолк, не в силах продолжать свой печальный рассказ. Любое упоминание имени покойной жены давалось ему с великим трудом. Но тем не менее он не хотел утаить от Софии даже самую малую частицу своего прошлого.
— Но что-то произошло?
Россу показалось, будто в его сознании отомкнули замок. Куда только подевалось его хваленое самообладание Он рассказал ей все — поведал даже о том, о чем он не осме лился бы признаться никому, даже священнику на исповеди чувствуя, что должен рассказать ей все, без утайки.
— В тот день, когда у Элинор начались схватки, у меня появилось недоброе предчувствие. Она плохо переносила боль, была слишком слаба, чтобы вытолкнуть из чрева ребенка. Схватки продолжались уже целые сутки, а на вторые… Боже, это был кромешный ад! Я послал за докторами, и они все четверо принялись спорить, что дальше делать с моей женой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91