Она стояла очень прямо, и на ее суровом лице Рафаэль прочитал сочувствие. Он отвернулся, не в силах выдержать его, и увидел, что Марке направляется к ним.
Сначала Марке посмотрел на свою тещу. Ни слова не было сказано, даже из вежливости. Мгновение между ними пульсировала враждебность, затем Марке повернулся к Рафаэлю.
– Фонвийе, – сказал Марке ровным вежливым голосом, – я говорю с вами только потому, что в противном случае эти бездельники посчитали бы мое поведение странным. И поскольку вы, судя по всему, не в состоянии сделать над собой усилие, сделать это пришлось мне, только чтобы избежать сплетен. – Улыбка его не была ни дружеской, ни агрессивной. Просто пустой, как если бы он был совсем не заинтересован в разговоре.
Голос Рафаэля прозвучал размеренно, осторожно.
– Да, это великодушно с вашей стороны. Но удовольствие для меня весьма сомнительное, сэр. Не ждите от меня благодарности.
Графиня шумно втянула в себя воздух.
– Ну-ну, Фонвийе!
– Я и не жду. Я ничего не жду от вас, молодой человек.
Рафаэль услышал, как зашелестели юбки его бабки, которая поспешно отошла от них. Мартинвейл находился достаточно далеко, так что они могли продолжать разговаривать, не боясь быть услышанными, и Рафаэль не отказал себе в удовольствии говорить голосом резким и жестким – верный признак того, что демоны просыпаются.
– Мне иногда приходило в голову, что одно ваше слово – и я, публично названный ублюдком, лишаюсь всего – и прав, и средств. Я спрашивал себя, почему вы этого не сделали.
Голос Марке звучал теперь не так ровно. Он не смотрел на Рафаэля.
– Потому что я не уверен, – жестко рявкнул он. – Но подумать только, что ты, в твоем возрасте, пляшешь под дудку своей бабки, а ведь она – мать той гадюки, которая больше всех виновата во всем этом.
– Вы даете мне советы? Насколько я могу судить, единственная вещь, для которой, по вашему мнению, годится женщина, – это швырнуть ее на спину и хорошенько вспахать.
Его отец ответил с тонкой улыбкой:
– А разве ты считаешь иначе? Или ты и в спальне ведешь себя не как мужчина? У меня всегда были большие сомнения на твой счет, после того как ты так жалко провалился в мире мужчин, который я пытался тебе показать.
Рафаэль вскипел:
– У меня нет проблем в отношениях с женщинами – я умею им нравиться, а это дешевле, чем платить за каждую милость.
Отец разозлился, а Рафаэль добавил:
– Я не разделяю вашей ненависти к слабому полу.
– По-твоему, я ненавижу женщин?
– Спать с женщинами – еще не значит любить их.
– Этому тебя научили в Оксфорде? Какой же философ додумался до этой мудрости?
Рафаэля удивило, что отец знает, что он изучал в университете философию. Зачем ему понадобилось интересоваться этим? Тем не менее он не был намерен позволять Марке оскорблять себя.
– Это простая логика. То, чего человек хочет, но не может получить, страшит его. То, что человека страшит, он должен покорить. То, чего человек не может покорить, он должен погубить. Разве не потому вы с матерью каждый день рвали друг друга на части в нашем уютном маленьком замке в долине Луары?
Раздраженный Марке с отвращением махнул рукой.
– Вы, молодой человек, как были, так и остались никчемным. Мужчина в моем возрасте черпает утешение в сознании, что в наше время, когда в мире происходят такие основательные перемены, кое-что остается неизменным.
И он ушел не простившись.
Рафаэля била дрожь. Хорошо, что бабка его ушла. У него было такое ощущение, словно его застали в спущенных панталонах – чем меньше свидетелей, тем лучше.
Подошел Мартинвейл и, схватив его за фрак, потянул к двери:
– Пойдем.
Не часто Рафаэль позволял руководить собой. На сей раз он не возражал.
Они вышли в вестибюль, смешавшись с толпой гостей. Внезапно раздались аплодисменты. Рафаэль вздрогнул.
– Что такое, черт побери? – Он поднял глаза и замер, глядя на пару, стоявшую на лестнице.
Это был Саймон Блейк. Рядом с ним стояла Джулия Броуди.
Саймон держал в руке бокал с шампанским. Толпившиеся внизу гости тоже держали в руках бокалы и кричали:
– Слушайте, слушайте!
Джулия улыбнулась. Неужели она действительно так хороша, что у мужчины подгибаются колени при одном взгляде на нее? Рафаэль вспомнил, что, когда он впервые увидел ее в особняке Суффолка, она не произвела на него особого впечатления. А теперь, когда в нем еще не остыл пепел горькой ярости, разбуженной отцом, он едва удержался, чтобы не броситься вверх по лестнице и не оторвать ее от Саймона.
– И еще мне хотелось бы поблагодарить Брунли, – говорил Саймон. – Давайте поднимем бокалы в знак признательности за то, что они позволили мисс Броуди и мне объявить о нашей помолвке у себя в доме перед таким блистательным обществом.
Снова зазвенел хор голосов. Рафаэль нахмурился, охваченный смятением. Он шагнул к обрученным. Мартинвейл удержал его.
– Разве ты не видишь, что происходит? Они объявили о своей помолвке.
– Что? Вот чепуха! – Рафаэлю показалось, что его ударили в грудь. Голова у него закружилась. – Совершеннейшая чушь.
Саймон повернулся к Джулии, они обменялись взглядами и начали вместе спускаться по ступенькам. Несколько человек поспешили им навстречу, и вестибюль наполнился взволнованными восклицаниями.
– Рафаэль, – тихо сказал Мартинвейл на ухо другу, – оставь их. Смотри, как они счастливы. Умоляю тебя, не разрушай этого. Брось это пари, найди что-то другое для самоутверждения. Только оставь в покое Джулию Броуди.
Она действительно казалась счастливой. Саймон торжествовал. Он считал, что она принадлежит ему.
Но он не отберет ее у Рафаэля. Джулия Броуди должна принадлежать ему, черт побери. Она ему нужна!
Она ему нужна – чтобы выиграть пари.
– Нет, – прорычал Рафаэль.
– Слишком поздно. Они уже сговорены.
– Нет, не поздно, – возразил он. – У меня еще есть время до Аскота.
Несколько человек повернулись и посмотрели на него. Рафаэль откашлялся и сделал вид, будто одергивает свой рукав.
– У меня есть время до Эскота, – повторил он более тихим голосом, так что слышать его мог только Мартинвейл. – Но она будет лежать подо мной и кричать о своей любви ко мне, и только ко мне, гораздо раньше этого события, друг мой.
Глава 8
В записке было написано: «Я должен увидеться с вами немедленно. Приходите сегодня в полдень в парк со Стратфордом» .
Подписи не было, но Джулия знала, что записка от Рафаэля.
И еще она знала, что разорвет ее на сто кусочков и швырнет в огонь.
Она обручена. Она принадлежит Саймону – об этом объявлено, и не дело поддерживать эту «дружбу», которая совершенно неприлична и которую Саймон, без сомнения, не одобрил бы.
Джулия положила записку рядом с другой в ящик секретера, стоявшего у нее в спальне.
За завтраком она почти ничего не ела.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80
Сначала Марке посмотрел на свою тещу. Ни слова не было сказано, даже из вежливости. Мгновение между ними пульсировала враждебность, затем Марке повернулся к Рафаэлю.
– Фонвийе, – сказал Марке ровным вежливым голосом, – я говорю с вами только потому, что в противном случае эти бездельники посчитали бы мое поведение странным. И поскольку вы, судя по всему, не в состоянии сделать над собой усилие, сделать это пришлось мне, только чтобы избежать сплетен. – Улыбка его не была ни дружеской, ни агрессивной. Просто пустой, как если бы он был совсем не заинтересован в разговоре.
Голос Рафаэля прозвучал размеренно, осторожно.
– Да, это великодушно с вашей стороны. Но удовольствие для меня весьма сомнительное, сэр. Не ждите от меня благодарности.
Графиня шумно втянула в себя воздух.
– Ну-ну, Фонвийе!
– Я и не жду. Я ничего не жду от вас, молодой человек.
Рафаэль услышал, как зашелестели юбки его бабки, которая поспешно отошла от них. Мартинвейл находился достаточно далеко, так что они могли продолжать разговаривать, не боясь быть услышанными, и Рафаэль не отказал себе в удовольствии говорить голосом резким и жестким – верный признак того, что демоны просыпаются.
– Мне иногда приходило в голову, что одно ваше слово – и я, публично названный ублюдком, лишаюсь всего – и прав, и средств. Я спрашивал себя, почему вы этого не сделали.
Голос Марке звучал теперь не так ровно. Он не смотрел на Рафаэля.
– Потому что я не уверен, – жестко рявкнул он. – Но подумать только, что ты, в твоем возрасте, пляшешь под дудку своей бабки, а ведь она – мать той гадюки, которая больше всех виновата во всем этом.
– Вы даете мне советы? Насколько я могу судить, единственная вещь, для которой, по вашему мнению, годится женщина, – это швырнуть ее на спину и хорошенько вспахать.
Его отец ответил с тонкой улыбкой:
– А разве ты считаешь иначе? Или ты и в спальне ведешь себя не как мужчина? У меня всегда были большие сомнения на твой счет, после того как ты так жалко провалился в мире мужчин, который я пытался тебе показать.
Рафаэль вскипел:
– У меня нет проблем в отношениях с женщинами – я умею им нравиться, а это дешевле, чем платить за каждую милость.
Отец разозлился, а Рафаэль добавил:
– Я не разделяю вашей ненависти к слабому полу.
– По-твоему, я ненавижу женщин?
– Спать с женщинами – еще не значит любить их.
– Этому тебя научили в Оксфорде? Какой же философ додумался до этой мудрости?
Рафаэля удивило, что отец знает, что он изучал в университете философию. Зачем ему понадобилось интересоваться этим? Тем не менее он не был намерен позволять Марке оскорблять себя.
– Это простая логика. То, чего человек хочет, но не может получить, страшит его. То, что человека страшит, он должен покорить. То, чего человек не может покорить, он должен погубить. Разве не потому вы с матерью каждый день рвали друг друга на части в нашем уютном маленьком замке в долине Луары?
Раздраженный Марке с отвращением махнул рукой.
– Вы, молодой человек, как были, так и остались никчемным. Мужчина в моем возрасте черпает утешение в сознании, что в наше время, когда в мире происходят такие основательные перемены, кое-что остается неизменным.
И он ушел не простившись.
Рафаэля била дрожь. Хорошо, что бабка его ушла. У него было такое ощущение, словно его застали в спущенных панталонах – чем меньше свидетелей, тем лучше.
Подошел Мартинвейл и, схватив его за фрак, потянул к двери:
– Пойдем.
Не часто Рафаэль позволял руководить собой. На сей раз он не возражал.
Они вышли в вестибюль, смешавшись с толпой гостей. Внезапно раздались аплодисменты. Рафаэль вздрогнул.
– Что такое, черт побери? – Он поднял глаза и замер, глядя на пару, стоявшую на лестнице.
Это был Саймон Блейк. Рядом с ним стояла Джулия Броуди.
Саймон держал в руке бокал с шампанским. Толпившиеся внизу гости тоже держали в руках бокалы и кричали:
– Слушайте, слушайте!
Джулия улыбнулась. Неужели она действительно так хороша, что у мужчины подгибаются колени при одном взгляде на нее? Рафаэль вспомнил, что, когда он впервые увидел ее в особняке Суффолка, она не произвела на него особого впечатления. А теперь, когда в нем еще не остыл пепел горькой ярости, разбуженной отцом, он едва удержался, чтобы не броситься вверх по лестнице и не оторвать ее от Саймона.
– И еще мне хотелось бы поблагодарить Брунли, – говорил Саймон. – Давайте поднимем бокалы в знак признательности за то, что они позволили мисс Броуди и мне объявить о нашей помолвке у себя в доме перед таким блистательным обществом.
Снова зазвенел хор голосов. Рафаэль нахмурился, охваченный смятением. Он шагнул к обрученным. Мартинвейл удержал его.
– Разве ты не видишь, что происходит? Они объявили о своей помолвке.
– Что? Вот чепуха! – Рафаэлю показалось, что его ударили в грудь. Голова у него закружилась. – Совершеннейшая чушь.
Саймон повернулся к Джулии, они обменялись взглядами и начали вместе спускаться по ступенькам. Несколько человек поспешили им навстречу, и вестибюль наполнился взволнованными восклицаниями.
– Рафаэль, – тихо сказал Мартинвейл на ухо другу, – оставь их. Смотри, как они счастливы. Умоляю тебя, не разрушай этого. Брось это пари, найди что-то другое для самоутверждения. Только оставь в покое Джулию Броуди.
Она действительно казалась счастливой. Саймон торжествовал. Он считал, что она принадлежит ему.
Но он не отберет ее у Рафаэля. Джулия Броуди должна принадлежать ему, черт побери. Она ему нужна!
Она ему нужна – чтобы выиграть пари.
– Нет, – прорычал Рафаэль.
– Слишком поздно. Они уже сговорены.
– Нет, не поздно, – возразил он. – У меня еще есть время до Аскота.
Несколько человек повернулись и посмотрели на него. Рафаэль откашлялся и сделал вид, будто одергивает свой рукав.
– У меня есть время до Эскота, – повторил он более тихим голосом, так что слышать его мог только Мартинвейл. – Но она будет лежать подо мной и кричать о своей любви ко мне, и только ко мне, гораздо раньше этого события, друг мой.
Глава 8
В записке было написано: «Я должен увидеться с вами немедленно. Приходите сегодня в полдень в парк со Стратфордом» .
Подписи не было, но Джулия знала, что записка от Рафаэля.
И еще она знала, что разорвет ее на сто кусочков и швырнет в огонь.
Она обручена. Она принадлежит Саймону – об этом объявлено, и не дело поддерживать эту «дружбу», которая совершенно неприлична и которую Саймон, без сомнения, не одобрил бы.
Джулия положила записку рядом с другой в ящик секретера, стоявшего у нее в спальне.
За завтраком она почти ничего не ела.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80