Саймон никогда не целовал ее так.
Потом язык Рафаэля коснулся ее нижней губы, приоткрывая ей рот. Это до такой степени взволновало Джулию, что она ни на мгновение не подумала остановить его. Покорившись, она немедленно оказалась во власти его неистового языка, который прикасался, пробовал, исследовал ее рот. Он тихо застонал, крепче притянул ее к себе, так что ее бедра вжались в твердые мускулы его бедер.
Саймон никогда не делал ничего подобного.
Его язык проник глубже, обвился вокруг ее языка, ударяя по нему в каком-то примитивном ритме, от которого кончики ее грудей заныли и отвердели. Колени у нее подогнулись, и она приникла к нему, чтобы не упасть. Оба дышали с трудом, громко; его рот поглотил ее рот. Джулия издала тихий звук, нечто вроде писка, и крепко обхватила руками, сжатыми в кулаки, плечи Рафаэля.
Поцелуи Саймона никогда не доводили ее до такой слабости.
Саймон. Господи, что же она делает? Она вывернулась, стараясь отдышаться.
– Пожалуйста, перестаньте! Мы должны остановиться. Грудь Рафаэля вздымалась и опадала в одном ритме с ее частым дыханием, и лицо его было совсем рядом с ней. Он не отпускал ее.
– Человек чести отпустил бы вас, да? Дурак извинился бы и позволил вам ускользнуть. Но я не дурак.
Джулия попыталась отвернуться, но он не дал ей сделать это, взяв ее лицо в свои ладони. Он как будто знал, что если она избежит его зеленого взгляда, у нее появится шанс к отступлению.
– И не джентльмен, – с упреком сказала она.
– Совершенно верно. Я не джентльмен. Я не думаю ни о вас, ни о вашей репутации, ни о вашем обещании Саймону, ни обо всех диктатах этого идиотского общества, в котором мы живем. Я думаю только о себе, о том, чего хочу я. Вы слышите, что я вам говорю?
– Вы меня пугаете…
– О, вы совершенно правы, что испугались.
– Отпустите меня. Это нехорошо, это безумие. Вы должны жениться на Кэтрин, а я дала слово Саймону.
– Вы принадлежите мне так, как никогда не будете принадлежать ему. – Рафаэль сделал непристойное движение бедрами, и что-то твердое и горячее прижалось к низу ее живота. Его дыхание омывало ее лицо. – Или вы думаете, что я стану скрывать, что я вас хочу? Посмотрите на меня, Джулия. В глаза, прямо в глаза. Интересно, что вы там видите? Плод вашего воображения, каким бы вы хотели меня видеть, или реального человека, грешного и несовершенного? Я хочу, чтобы вы раз и навсегда узнали правду. Я показываю вам, какой я есть на самом деле.
Джулия открыла рот, чтобы ответить, но не успела ничего сказать, потому что в тот же момент его губы накрыли ее рот. Он наклонил ее назад на своих руках, изогнув так, что ее груди выпятились вперед, как бы оказавшись выставленными на его обозрение. Рафаэль оторвал губы от ее рта и проложил ими огненную дорожку вниз по ее шее. Джулия задрожала, и змейки наслаждения скользнули по ее телу, сделав ее кожу необычайно чувствительной. Его руки двинулись вверх от ее талии. Медленно, убийственно легкими прикосновениями, он провел пальцем по ее груди, потом каждой ладонью обхватил выступающую округлость и прижался щекой к ложбинке между ними.
Раздавленная мучительной раздвоенностью, Джулия сжала зубы. Рассудок кричал «Нет!» – но тело отказывалось ей повиноваться.
– Я не изображаю из себя нежного, Джулия.
Его палец потер ее ноющий сосок, и она всхлипнула, пронзенная наслаждением. Она положила ладони на его грудь, намереваясь оттолкнуть, но вместо этого схватилась за его крепкие плечи. Ее обдало горячим жаром, лишая сил противиться.
– И я не изображаю хорошего. – Он коснулся языком ложбинки между ее грудями.
– Прошу вас, – убитым голосом прошептала она. – Не поступайте так со мной. Господи, мы ведь в общественном месте. Что я вам сделала, за что вы меня так унижаете?
Рафаэль вскинул голову, его глаза вспыхнули, освещенные лучом солнца, упавшим ему на лицо. Он отпустил ее и отвернулся. Поднес руку ко рту и зажмурился.
– Я не могу этого сделать, – проскрежетал он. Джулия обхватила себя руками. Зубы у нее стучали, ее била крупная дрожь. Губы болели, вспухли. Ей было жарко, она пылала изнутри, словно ее сейчас сожгут и ничего от нее не останется, кроме обожженного пятна на нежных побегах весенней травы.
Что он с ней сделал?
Когда Рафаэль снова заговорил, голос его звучал резче, громче, более хрипло.
– Уходите, – приказал он. – Теперь вы понимаете, почему вам нельзя кокетничать с мужчинами, выходя за пределы того, что прилично… – Он осекся, покачал головой. Бешеным жестом провел руками по волосам. – Нет, это не вы. Это я во всем виноват. Моя гордость, мое тщеславие…
Он явно боролся с собой. Джулия молча смотрела на него. Сознание ее медленно возвращалось к своей обычной работе.
– Это никогда не повторится. Никогда.
Его горячность испугала ее. Его глаза блестели, челюсти ходили ходуном. Он не смотрел на нее.
Некоторое время Джулия только слышала, как он резко и быстро вдыхал и выдыхал воздух. Когда же наконец Рафаэль повернулся к ней, лицо у него было мрачным, а взгляд был полон горечи.
– Мы видимся с вами в последний раз. Мы оба должны вернуться к нашим жизням, к людям, которым мы нужны, которые от нас зависят. Мы разговариваем с вами в последний раз. Больше я не могу на себя полагаться. – Он замолчал, сердито посмотрел на нее. – Скажите же что-нибудь, черт побери!
Сказать что-нибудь? Ее сердце прокричало бессвязную жалобу, сознание онемело. Что она может сказать?
Джулия раскрыла рот. К полному ее ужасу, она почувствовала, как жгучие слезы жалят ей глаза.
– Я не могу… – Чего? Не могу уйти? Не могу остаться? Она и сама этого не знала.
Он нахмурился.
– Разве вы не видите, насколько это бесполезно? Наши миры слишком различны. Я вовсе не тот, кто вам нужен. И никогда не мог бы стать таким. Это было бы крушением. Теперь… – Рафаэль замолчал, выпрямившись во весь рост. – Скажите мне что-нибудь на прощание.
Внезапное рыдание сжало ей горло, вырвавшись со звуком, похожим на мяуканье раненого котенка. Она так и не сказала ни слова.
Он ушел, оставив ее в полном одиночестве. В таком одиночестве, какого она не испытывала никогда в жизни.
Джулия попыталась взять себя в руки. Нужно разобраться, что с ней произошло. Стоя на том же месте, она сосредоточенно попыталась обрести ясную голову и решить, что ей делать дальше.
Прошло целых пятнадцать минут, но единственное, что она могла придумать, – это вернуться к Лоре.
Глава 9
– Мои родители начинают проявлять нетерпение, – жаловался Стратфорд в кабинете Рафаэля спустя несколько вечеров.
Четверо приятелей встретились здесь, чтобы позже вместе пойти куда-нибудь, скорее всего в клуб «Уайтс», но теперь это представлялось маловероятным. Они выпили уже две бутылки виски, третья подвигалась к концу, и все четверо никуда не годились.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80