На тесных задних двориках виднелись полусгнившие домики уборных и живые изгороди из терновника, пыльные тряпки, вывешенные на просушку. Сама почва в этом месте казалась какой-то мерзкой и заброшенной. Бесконечное течение людского потока через бесконечное время. Предупреждение… вспышка ужаса, мрачное будущее, грех и падение в пропасть между великолепием и тьмой. Жуткое сновидение, скрипучее и шаркающее, словно старые ноги по половицам, и, кто знает, возможно, нечто гораздо большее.
Двадцать пятое декабря: Вчера я переписал отрывок со сном из романа «Сердце, Одинокий Охотник» Карсон Маккаллерс.
Я вспоминал свой сон, когда внезапно по спине у меня пробежал знакомый холодок, обычно предшествующий изумленной и пугающей догадке…
« Что у меня в корзине?»
Повторяющийся сон о том, как ты заходишь в темную комнату. Кто-то лежит на постели. Я просыпаюсь с криком: «Нет! Нет! Нет!»
Совсем скорзинился. Яростное жаркое солнце в небе. Корзину некуда поставить, а он все идет и идет сквозь молчаливую толпу людей с признаками истощения на лицах. Они голодны не от нехватки пищи, а от нехватки чего-то другого. Чего-то, чего у них нет. Не зная, где положить груз, который он таскает в руках уже так долго.
Дитя умирает в корзине. И никто не поможет под этим яростным солнцем в старой кинокартине, жизнь из которой вытекает медленно и молчаливо, словно это людская толпа.
Слова старого Белого Охотника:
Ты никогда не узнаешь, что такое подлинная отвага, пока не потеряешь ее. Потеряешь полностью, до последней капли… пока не рухнешь в грязь. И нет радости большей, чем радость, приходящая в тот момент, когда твоя отвага возвращается к тебе. Вот почему многие после такого переживания теряют интерес к жизни. Как можно испытать нечто большее? А если ты не в состоянии испытать ничего большего, зачем ты топчешь землю?
Никогда не бросайся на страх очертя голову. Все это враки насчет того, что нужно собрать нервы в кулак: чем крепче ты будешь сжимать кулак, тем сильнее будет становиться страх. Лучше впусти его внутрь и присмотрись к нему. Какой он формы? Какого цвета? Пусть страх проползет через тебя насквозь. Замри. Сделай вид, что ты его не видишь и не слышишь. Веди себя как ни в чем не бывало. Интересно, что там сегодня подадут на этой факультетской вечеринке? Несомненно, какой-нибудь смертоносный кислотный пунш, что-нибудь такое, от чего меня немедленно скрючит изъязвленная грыжа. Вспомни побольше факультетских и офисных вечеринок, и ты убедишься в том, что острое чувство страха и острое чувство скуки не могут сосуществовать в одной душе одновременно.
Существует множество способов провести черту между собой и страхом. Молчи и позволь страху болтать, сколько ему заблагорассудится. Ты узнаешь его по его поступкам. Смерти не нравится, когда ее разглядывают в упор. Смерть всегда живет в ожидании изумленного возгласа: «Это ты?!»
Последняя, кого ты ожидаешь увидеть, и, в то же время, – кто еще это может быть, кроме нее?
После очередного неудачного покушения на де Голля, когда его машину обстреляли из автомата, генерал сказал, смахнув осколок стекла с плеча: «Епсоге!»
Смерть не могла ухватиться за него. Не смей говорить «А, это снова ты!» Смерти. Она этого терпеть не может.
МАШИНА ЖЕЛАНИЙ
Старый писатель жил в вагончике возле реки, стоявшем на насыпи на месте старой свалки, которой больше уже не никто не пользовался. Свалка принадлежала компании по сбору вторсырья, а он был кем-то вроде сторожа. Командиром мусорной кучи. Иногда он даже надевал по этому случаю на голову фуражку яхтсмена. Писатель больше не писал. Творческий кризис. Случается.
Был рождественский вечер, смеркалось. Писатель только что прогулялся полмили до стоянки грузовиков, где подавали горячие сандвичи из индейки с гарниром и подливкой. Неся домой сандвич, он услышал мяуканье. Маленький черный кот стоял у него на пути. Тогда он поставил на землю пакет с покупками, наклонился к коту, а тот прыгнул к писателю на руки и с громким мурлыканьем потерся ему о грудь.
Снег падал на землю большими мягкими хлопьями. «Словно саван, окутывающий всех живых и мертвых», – подумалось писателю. Он принес черного найденыша к себе в вагончик, и они вместе полакомились сандвичем с индейкой.
На следующий день он прогулялся до ближайшего продуктового магазина и запасся кошачьими консервами. Он назвал котенка Гейзером в честь так называемых «Черных Гейзеров». Это расщелины в земной коре, расположенные на морском дне на глубине двух миль: там нет ни света, ни кислорода и чудовищное давление. Кажется очевидным, что никакая жизнь не может существовать при подобных условиях. Однако в окрестностях Черного Гейзера жизнь кипит: огромные крабы и кольчатые черви длиной в четыре фута и морские моллюски размером со столовую тарелку. Когда их вытаскиваешь на поверхность, стоит вонь, которую ни с чем не спутаешь. Дело в том, что все эти существа питаются выделяющимся из расселины сероводородом, газом с запахом тухлых яиц.
Гейзер был странным котом. Его мех был блестящий и черный, как сажа, а его глаза – молочно-белые и светящиеся в темноте. Он очень быстро вырос. Гейзер, создание лишенной света бездны, где жизнь того типа, который мы знаем, не может существовать, приносил с собой свет и многоцветие, как в радужной пленке, иногда возникающей на поверхности смолы. Оттуда, где полностью отсутствует кислород, где царит давление, способное раздавить подводную лодку, словно пустую жестянку из-под пива, он приносил жизнь во всем ее разнообразии. Вскормленные на фосфоресцирующих минералах, его глаза сверкали, словно два алмаза. Его тело было словно изваяно из отсутствия света. И Гейзер любил писателя особенной любовью, пылкой, как вулкан, и сокрушительной, словно землетрясение, – любовью, ценить которую умел только сам писатель.
И писатель начал снова писать. Рассказы о животных, разумеется. Он пролистывал номера «Альманаха жизни животных Одюбоновского общества» в поисках персонажей… Летающая лисица с длинными тонкими черными пальцами и узкой печальной черной мордой, совсем как у Гейзера. Летучая мышь-рыболов, которая выглядывает из пустого черепашьего панциря. Бледная летучая мышь ползет по земле – единственное рукокрылое, питающееся с почвы. Писатель поглаживает рисунки, переворачивая страницы, и тянет их к себе, словно (он однажды это видел) кошка-мать, собирающая своих пятерых котят. При виде черного лемура с круглыми красными глазами и высунутым маленьким красным язычком писатель испытал почти болезненное наслаждение… шелковая шкурка, блестящий черный носик, сама воплощенная невинность. Бушбейби с огромными круглыми желтыми глазищами, пальчики на руках и ногах с крошечными присосками… Росомаха с густым черным мехом, распластанным по земле телом, головой, наклоненной вбок, обнаженные в оскале зубы, демонстрирующие неисправимо порочный нрав.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81
Двадцать пятое декабря: Вчера я переписал отрывок со сном из романа «Сердце, Одинокий Охотник» Карсон Маккаллерс.
Я вспоминал свой сон, когда внезапно по спине у меня пробежал знакомый холодок, обычно предшествующий изумленной и пугающей догадке…
« Что у меня в корзине?»
Повторяющийся сон о том, как ты заходишь в темную комнату. Кто-то лежит на постели. Я просыпаюсь с криком: «Нет! Нет! Нет!»
Совсем скорзинился. Яростное жаркое солнце в небе. Корзину некуда поставить, а он все идет и идет сквозь молчаливую толпу людей с признаками истощения на лицах. Они голодны не от нехватки пищи, а от нехватки чего-то другого. Чего-то, чего у них нет. Не зная, где положить груз, который он таскает в руках уже так долго.
Дитя умирает в корзине. И никто не поможет под этим яростным солнцем в старой кинокартине, жизнь из которой вытекает медленно и молчаливо, словно это людская толпа.
Слова старого Белого Охотника:
Ты никогда не узнаешь, что такое подлинная отвага, пока не потеряешь ее. Потеряешь полностью, до последней капли… пока не рухнешь в грязь. И нет радости большей, чем радость, приходящая в тот момент, когда твоя отвага возвращается к тебе. Вот почему многие после такого переживания теряют интерес к жизни. Как можно испытать нечто большее? А если ты не в состоянии испытать ничего большего, зачем ты топчешь землю?
Никогда не бросайся на страх очертя голову. Все это враки насчет того, что нужно собрать нервы в кулак: чем крепче ты будешь сжимать кулак, тем сильнее будет становиться страх. Лучше впусти его внутрь и присмотрись к нему. Какой он формы? Какого цвета? Пусть страх проползет через тебя насквозь. Замри. Сделай вид, что ты его не видишь и не слышишь. Веди себя как ни в чем не бывало. Интересно, что там сегодня подадут на этой факультетской вечеринке? Несомненно, какой-нибудь смертоносный кислотный пунш, что-нибудь такое, от чего меня немедленно скрючит изъязвленная грыжа. Вспомни побольше факультетских и офисных вечеринок, и ты убедишься в том, что острое чувство страха и острое чувство скуки не могут сосуществовать в одной душе одновременно.
Существует множество способов провести черту между собой и страхом. Молчи и позволь страху болтать, сколько ему заблагорассудится. Ты узнаешь его по его поступкам. Смерти не нравится, когда ее разглядывают в упор. Смерть всегда живет в ожидании изумленного возгласа: «Это ты?!»
Последняя, кого ты ожидаешь увидеть, и, в то же время, – кто еще это может быть, кроме нее?
После очередного неудачного покушения на де Голля, когда его машину обстреляли из автомата, генерал сказал, смахнув осколок стекла с плеча: «Епсоге!»
Смерть не могла ухватиться за него. Не смей говорить «А, это снова ты!» Смерти. Она этого терпеть не может.
МАШИНА ЖЕЛАНИЙ
Старый писатель жил в вагончике возле реки, стоявшем на насыпи на месте старой свалки, которой больше уже не никто не пользовался. Свалка принадлежала компании по сбору вторсырья, а он был кем-то вроде сторожа. Командиром мусорной кучи. Иногда он даже надевал по этому случаю на голову фуражку яхтсмена. Писатель больше не писал. Творческий кризис. Случается.
Был рождественский вечер, смеркалось. Писатель только что прогулялся полмили до стоянки грузовиков, где подавали горячие сандвичи из индейки с гарниром и подливкой. Неся домой сандвич, он услышал мяуканье. Маленький черный кот стоял у него на пути. Тогда он поставил на землю пакет с покупками, наклонился к коту, а тот прыгнул к писателю на руки и с громким мурлыканьем потерся ему о грудь.
Снег падал на землю большими мягкими хлопьями. «Словно саван, окутывающий всех живых и мертвых», – подумалось писателю. Он принес черного найденыша к себе в вагончик, и они вместе полакомились сандвичем с индейкой.
На следующий день он прогулялся до ближайшего продуктового магазина и запасся кошачьими консервами. Он назвал котенка Гейзером в честь так называемых «Черных Гейзеров». Это расщелины в земной коре, расположенные на морском дне на глубине двух миль: там нет ни света, ни кислорода и чудовищное давление. Кажется очевидным, что никакая жизнь не может существовать при подобных условиях. Однако в окрестностях Черного Гейзера жизнь кипит: огромные крабы и кольчатые черви длиной в четыре фута и морские моллюски размером со столовую тарелку. Когда их вытаскиваешь на поверхность, стоит вонь, которую ни с чем не спутаешь. Дело в том, что все эти существа питаются выделяющимся из расселины сероводородом, газом с запахом тухлых яиц.
Гейзер был странным котом. Его мех был блестящий и черный, как сажа, а его глаза – молочно-белые и светящиеся в темноте. Он очень быстро вырос. Гейзер, создание лишенной света бездны, где жизнь того типа, который мы знаем, не может существовать, приносил с собой свет и многоцветие, как в радужной пленке, иногда возникающей на поверхности смолы. Оттуда, где полностью отсутствует кислород, где царит давление, способное раздавить подводную лодку, словно пустую жестянку из-под пива, он приносил жизнь во всем ее разнообразии. Вскормленные на фосфоресцирующих минералах, его глаза сверкали, словно два алмаза. Его тело было словно изваяно из отсутствия света. И Гейзер любил писателя особенной любовью, пылкой, как вулкан, и сокрушительной, словно землетрясение, – любовью, ценить которую умел только сам писатель.
И писатель начал снова писать. Рассказы о животных, разумеется. Он пролистывал номера «Альманаха жизни животных Одюбоновского общества» в поисках персонажей… Летающая лисица с длинными тонкими черными пальцами и узкой печальной черной мордой, совсем как у Гейзера. Летучая мышь-рыболов, которая выглядывает из пустого черепашьего панциря. Бледная летучая мышь ползет по земле – единственное рукокрылое, питающееся с почвы. Писатель поглаживает рисунки, переворачивая страницы, и тянет их к себе, словно (он однажды это видел) кошка-мать, собирающая своих пятерых котят. При виде черного лемура с круглыми красными глазами и высунутым маленьким красным язычком писатель испытал почти болезненное наслаждение… шелковая шкурка, блестящий черный носик, сама воплощенная невинность. Бушбейби с огромными круглыми желтыми глазищами, пальчики на руках и ногах с крошечными присосками… Росомаха с густым черным мехом, распластанным по земле телом, головой, наклоненной вбок, обнаженные в оскале зубы, демонстрирующие неисправимо порочный нрав.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81