Если только кто-нибудь не вытащит.
— Я же хромая. Что нормальный человек сделает без труда, мне не под силу. Увлеклась чтением — жила только книгами, отгородилась от других людей. Стала выделяться на общем фоне, и большинству казалась свихнувшейся спесивой дурой. А может, я и на самом деле в нее превратилась.
— На самом деле, ты сногсшибательно красива, — сказал я.
Симамото опять взяла сигарету. Я поднес спичку.
— Ты правда думаешь, что я красивая?
— Конечно. Тебе, наверное, постоянно об этом говорят?
Она засмеялась:
— Если бы... Я себя красавицей не считаю. Так что большое спасибо за комплимент. Жаль только, что другие женщины меня почему-то недолюбливают. Я столько раз думала: бог с ней, с красотой, стать бы такой, как все... чтобы друзья были...
Наклонившись над стойкой, Симамото легко коснулась моей руки.
— Все-таки хорошо, что ты в порядке, счастлив.
Я не ответил.
— Ведь ты счастлив, правда?
— Не знаю. Во всяком случае, в несчастные и одинокие меня не запишешь, — проговорил я, а затем добавил: — Хотя иногда приходит в голову, что самое счастливое время в моей жизни — это когда мы слушали музыку у тебя в гостиной.
— Знаешь, а те пластинки уцелели. И Нат Кинг Коул, и Бинг Кросби, и Россини, и «Пер Гюнт». Все наши... Все до одной. Когда папа умер, я их забрала на память. Очень их берегу, на них до сих пор ни царапинки. Помнишь, как я над ними тряслась?
— Твой отец умер?
— Уже пять лет. Рак толстой кишки. Ужасная смерть. И ведь ничем раньше не болел.
Я видел ее отца несколько раз. Он казался мне крепким, как дуб, что рос у их дома.
— А как мама? — спросил я. — В порядке, надо думать. Что-то в ее голосе настораживало.
— Вы что, не ладите?
Симамото допила дайкири и, поставив стакан на стойку, подозвала бармена и спросила у меня:
— Может, какой-нибудь фирменный коктейль посоветуешь?
— У нас их несколько. Клиентам больше всего нравится «Гнездо малиновки» — по названию заведения. Я сам эту мешанину придумал. Главное — ром и водка. На вкус приятный, пьется легко и в голову здорово бьет.
— Специально такой придумал, чтобы нам, женщинам, головы дурить?
— А для чего ж еще нужны коктейли? Симамото рассмеялась:
— Ладно, рискнем.
Бармен поставил перед ней коктейль. Она посмотрела стакан на свет, пригубила и на несколько секунд закрыла глаза, чтобы лучше прочувствовать букет.
— Какой тонкий вкус! Ни сладкий, ни горький. Легкий, незамысловатый и в то же время наполненный. У тебя настоящий талант. А я и не знала.
— Да я даже полку собрать не смогу. Масляный фильтр в машине не поменяю. Марку не способен прямо приклеить. Когда по телефону номер набираю, и то путаюсь. Зато придумал несколько рецептов коктейлей. Людям нравится.
Симамото поставила стакан и несколько секунд разглядывала его содержимое. Потом наклонила его, и блики от светильников в потолке неясно задрожали, отражаясь в стекле.
— Мы давно с ней не виделись. Поссорились лет десять назад и с тех пор очень редко встречаемся. В последний раз — на отцовских похоронах.
Музыканты закончили какой-то блюз и заиграли «Несчастных влюбленных». Когда я был в клубе, пианист часто исполнял эту композицию. Знал, что она мне нравится. Не самая известная вещь Эллингтона, да и никаких особых воспоминаний у меня с ней не связано, но почему-то сразу запала в душу, как только я услышал ее впервые. Вечерами — и в студенческие годы, и когда работал в издательстве — я любил слушать эту мелодию с диска Дюка Эллингтона «Такой приятный шум». Сколько раз я ставил эту пластинку! Во «Влюбленных» Джонни Ходжес выдает такое классное, такое трогательное соло. Каждый раз эта томительная красивая мелодия воскрешала в памяти те времена. Счастливыми их не назовешь, вся моя тогдашняя жизнь — комок несбывшихся надежд и желаний. Тогда я был моложе, куда более изголодавшийся, одинокий, но ощущал мир проще и острее. Слушая музыку, вбирал в себя каждый звук, каждую ноту; впитывал каждую строчку прочитанной книги. Нервы — как острые шипы, глаза сверкали, пронзая собеседника насквозь. Вот какое время было. Услышав «Влюбленных», я вспоминал его снова и снова. И видел свои глаза, смотревшие на меня из зеркала.
— Знаешь, — сказал я, — как-то в девятом классе я к тебе ездил. Выть хотелось от одиночества. Сначала позвонил, но трубку никто не взял. Я сел в электричку и поехал. Приехал, а на доме уже другая табличка.
— Как вы уехали, отца через два года перевели в Фудзисаву , рядом с Эносимой . Мы там долго жили. Пока я не поступила в университет. Я посылала открытку с новым адресом. Ты не получил?
Я покачал головой:
— Если бы получил, обязательно бы ответил. Странно... Видно какая-то ошибка вышла.
— Или просто мы такие невезучие. Одна ошибка, другая... и разошлись, как в море корабли. Теперь твоя очередь. Рассказывай, как жил.
— Чего рассказывать-то? Интересного мало.
— Ничего-ничего. Я послушаю.
И я принялся излагать — в общих чертах, — как жил все это время. Как познакомился в старших классах с девчонкой и как жестоко с ней в конце поступил. В подробности решил не вдаваться: мол, поссорились из-за чего-то, я ее обидел, а заодно и себя наказал. Как поступил в Токио в университет и корпел в издательстве над школьными учебниками. Пожаловался, как одиноко и тяжко почти десять лет жить без друзей. Про женщин своих все выложил: как не нажил с ними счастья. После школы почти до тридцати лет, пока я не встретил Юкико и не женился, никто мне по-настоящему не нравился. Рассказал, как часто в ту пору вспоминал о ней, мечтал увидеться, хоть на час, поговорить.
Симамото улыбнулась:
— Ты много думал обо мне?
— Да.
— Я тоже. Всегда, когда было плохо. Единственный друг — вот кем ты для меня был.
Она сидела, облокотившись о стойку, уперев подбородок в ладонь. Силы будто покинули ее. Она опустила веки. Я не заметил на ее пальцах ни одного кольца. Ресницы Симамото чуть подрагивали. Наконец она медленно открыла глаза и взглянула на часы. Я тоже посмотрел на свои — время шло к полуночи.
Взяв сумочку, она соскользнула с табурета.
— Желаю тебе спокойной ночи. Рада, что увидела тебя.
Я проводил ее к выходу.
— Я вызову такси? Дождь... машину сразу не поймаешь.
Симамото покачала головой.
— Не надо. Не беспокойся. Я справлюсь.
— Ты все-таки разочарована? — спросил я. .
— В тебе?
— Ага.
— Вовсе нет, — улыбнулась она. — Будь спокоен. А костюм — правда не-Армани?
Тут я заметил, что Симамото не приволакивает ногу, как раньше. Шла она не быстро и, хотя приглядевшись, в ее походке можно было уловить что-то от заводной куклы, двигалась вполне естественно.
— Четыре года назад операцию сделала, — проговорила Симамото, будто извиняясь. — Все равно, конечно, заметно, но не так уродливо, как было. Жуткая операция, но получилась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44