Я разобрался с делами, и мы пошли в концертный зал Уэно. Маэстро играл блестяще. Поразительная техника, сама музыка — замечательно тонкая и глубокая, страстные эмоции исполнителя, наполнявшие зал. Но несмотря на все это, как я ни старался, закрыв глаза, сосредоточиться на музыке, она не захватывала. Меня словно отделял от нее тонкий занавес — такой тонкий, что не поймешь, есть он на самом деле или нет. И проникнуть за него не было никакой возможности. Когда после концерта, я поделился с Симамото, она сказала, что испытывала то же самое.
— Что же здесь не так? — спросила Симамото. — Ведь он так замечательно играл.
— Помнишь, когда мы слушали ту пластинку, в самом конце второй части две царапины были. И звук такой — пш-пш. Без него я эту музыку не воспринимаю.
Симамото рассмеялась:
— А как же художественное восприятие?
— Искусство тут ни при чем. Пусть им лысые орлы питаются. А я люблю пластиночку со скрипом, что бы кто ни говорил.
— Может, ты и прав, — не стала возражать Симамото. — А что это за лысые орлы? Про грифов я знаю — они точно лысые. А орлы разве лысые бывают?
По дороге из Уэно, в электричке, я во всех подробностях объяснял ей, чем лысый орел отличается от лысого грифа. Они обитают в разных местах, кричат по-разному, брачные игры у них тоже в разное время.
— Лысые орлы искусством питаются, а лысые грифы жрут мертвечину, трупы человеческие. Совсем другие птицы.
— Чудак ты! — рассмеялась Симамото и, подвинувшись на сиденье, едва коснулась плечом моего плеча. Первое прикосновение за два месяца.
Прошел март, наступил апрель. Мы определили младшую дочь в тот же детсад, куда ходила старшая. Теперь они требовали меньше заботы, и Юкико решила послужить обществу — стала помогать местному интернату для детей-инвалидов. Отвозил девочек в сад и забирал, в основном, я. Когда не успевал, жена подменяла. Дочки подрастали, а я старел. Дети взрослеют сами, независимо от того, что мы об этом думаем. Конечно же, я любил своих девчонок. Наблюдать, как они растут, — вот самое большое счастье. Хотя подчас, когда я смотрел на них, вдруг перехватывало дыхание. Возникало ощущение, будто у меня внутри разрастается дерево. Все глубже пускает корни, раскидывает вширь ветви, прессуя внутренности, мышцы, кости и пытаясь прорваться сквозь кожу. Подчас из-за этого тяжкого чувства я даже не мог заснуть.
Мы виделись с Симамото каждую неделю. Я возил дочек в сад, привозил обратно, пару раз в неделю находилось время на любовь с Юкико. После того как судьба снова свела меня с Симамото, я стал выполнять свой супружеский долг чаще. И не потому, что чувствовал себя виноватым. Просто надеялся, что секс не даст мне свихнуться.
— Что с тобой происходит? Ты какой-то странный в последнее время, — спросила как-то Юкико, когда средь бела дня меня в очередной раз потянуло на подвиги. — Никогда не слышала, что нужно дожить до тридцати семи, чтобы заиметь себе полового гиганта.
— Да ничего особенного. Как было, так и есть, — ответил я.
Юкико посмотрела на меня и слегка покачала головой:
— Эх, узнать бы, что у тебя в голове.
В свободное время я слушал классику или глазел из окна на кладбище. Читать почти перестал — сосредоточиться становилось все труднее и труднее.
Несколько раз я видел ту молодую мать с «мерседесом 260Е». Иногда, дожидаясь дочек у ворот детсада, мы с ней обменивались новостями: в какое время у какого супермаркета легче припарковаться; в одном итальянском ресторане сменился шеф-повар и еда стала не та; на следующий месяц в «Мэйдзия» обещают распродажу импортного вина. Короче, обо всякой ерунде, интересной только тем, кто жил на Аояма. В общем, дошел... Сплетничать стал, как деревенская баба у колодца. А что поделаешь, если других общих тем не находилось.
В середине апреля Симамото снова пропала. Последний раз мы виделись в «Гнезде малиновки». Сидели у стойки, разговаривали. Без чего-то десять позвонили из другого моего бара и попросили срочно зайти. Я сказал, что вернусь минут через тридцать-сорок.
— Ладно, — улыбнулась она. — Я пока почитаю.
Но когда, быстро уладив дела, я вернулся, ее уже не было. Часы показывали начало двенадцатого. На стойке лежали спички, и на корочке у них она написала: «Наверное, я не смогу приходить сюда какое-то время. Мне надо идти. Счастливо. Будь здоров».
На меня напала жуткая хандра. Я маялся, не зная, чем заняться. Без всякого смысла слонялся по дому, шатался по улицам, приезжал пораньше к детсаду за дочками. Пускался в разговоры с женщиной из «мерседеса 260Е». Мы как-то зашли с ней в кафе по соседству, пили кофе и опять трепались об овощах из «Кинокунии», яйцах из «Нэчурал хаус» и распродаже, которую устроили в «Мики-хаус». Выяснилось, что женщина — поклонницей Есиэ Инаба и перед каждым сезоном заказывает всю нужную ей одежду по каталогам. Потом мы перешли к обсуждению ресторана, что был на Омотэ-Сандо, у полицейского участка. Там замечательно готовили угря, а теперь ресторан закрылся. Получился настоящий дружеский разговор. Моя собеседница была куда более открытой и приятной особой, чем показалось мне сначала. Она не привлекала меня как женщина. Вовсе нет. Просто нужно было с кем-то поговорить — все равно, с кем. О чем-нибудь безобидном, легком. О чем угодно, лишь бы это не имело отношения к Симамото.
Когда делать становилось совсем нечего, я шел в универмаг и покупал там что под руку попадет. Один раз отоварился сразу шестью рубашками. Девчонкам покупал игрушки и кукол, Юкико снабжал бижутерией. Заходил в салон «БМВ» посмотреть на модель М5. Покупать машину я не собирался, но все объяснения продавца выслушивал.
Я несколько недель не находил себе места, пока наконец не смог снова сосредоточиться на деле. Решил: Все! Хватит! — и пригласил дизайнера и оформителя, чтобы поговорить о том, как по-новому оформить интерьер в моих барах. Пришло время кое-что перестроить, а заодно подумать, что дальше делать с этим бизнесом. У баров, как у людей, жизнь идет полосами: то тихо-спокойно, то подходит срок, и надо все менять. Когда дело долго варится только в собственном соку, начинаешь терять энергию, замираешь, как в летаргии. А у меня чутье: я заранее чувствую, какие требуются перемены. Людям и воздушные замки надоедают, если в них ничего не менять. Прежде всего я взялся за бар — надо было избавиться от всяких штуковин и прибамбасов, которыми толком никто не пользовался, переделать все, что мешало замыслу дизайнера, и вообще превратить его в более функциональное заведение. Еще капитально переоборудовать звукоусилительную систему и кондиционеры. Придумать новое меню. Переговорил со всеми работниками, выслушал, что они об этом думают, и составил подробный список того, что и где нужно поправить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44