Разоблачение некоторых «-измов»
И дались нам эти «-измы…»
Трудно найти явление или мысль, которые не уместились бы в прокрустово ложе какого-нибудь «-изма». А возлежание на прокрустовом ложе, как водится, чревато укорочением либо головного, либо ножного конца покоящегося, а потому не рекомендовано идеям, страдающим непомерной широтой толкований. Достоевский как-то отметил, что «прежде, например, слова “я ничего не понимаю” означали только глупость произносившего их; теперь же приносят великую честь. Стоит лишь произнести с открытым видом и с гордостью: “Я не понимаю религии, я ничего не понимаю в России, я ровно ничего не понимаю в искусстве” – и вы тотчас же ставите себя на отменную высоту. И это особенно выгодно, если вы в самом деле ничего не понимаете».
Нынче человечество перешагнуло через этот барьер трепетного великомудрого непонимания. Теперь «не понимать» уже немодно. Это «непонимание» было лишь ранним симптомом наступления всеобщей «-измизации» человеческого мышления. Ярлыки, конечно, ярлыкам рознь, но посудите сами, разве есть что-нибудь, что могло бы ютиться в вашей купели сознания, что не подпадало бы под какой-нибудь потрепанный или новоявленный «-изм»?
После грубого деления мотивов поведения всего человечества на садизм и мазохизм, оставшиеся после эдакой классификации явления могут быть отнесены к «садо-мазохизму» – разумеется, в широком смысле этого цветистого слова. Боюсь, что за пределами этого всеобъемлющего понятия приютится лишь малое число невнятно обрисованных побуждений.
Со времен Фрейда такое деление наших мотиваций было достаточно распространено, хотя недавно заправилы наших душ все-таки дозволили нам несколько усомнится в эдаком упрощении, что все сущее имеет лишь желания, столь приходившиеся по вкусу маркизу де Саду и Леопольду фон Захер-Мазоху.
Торжествующие «-измы» лишают нас способности мыслить, погружая нас в моря несчетных штампов. Теперь человеку негоже заявлять: «Я ничего не понимаю»… Гораздо удобнее шлепнуть очередной штемпелек пошленького «-изма» – и дело в шляпе. Больше не о чем говорить, незачем спорить, бесполезно возражать. Всё – припечатали, и точка. Так и этот мой бренный труд упакуют в удобную гробницу какого-нибудь «-изма» и презрительно сплюнут в качестве прощального слова. А хуже того, присудят ему привычное звание «-мании», вроде графомании, например, и более не нужно будет протирать очки, тратить внимание на буквочки и запятые, а просто, по-военному гаркнув: «Самовлюбленный графоман!», припечатать меня уже окончательно, без права на переписку, без надежды на забитого слушателя, боящегося поднять глаза в толпе клеймящих пересмешников.
А я все равно пройдусь по списку «-измов», невзирая на бесплодность моих замыслов докричаться до редкого, но столь искомого мной читателя, которому так же, как и мне, претит быть лишь единицей поголовья, стертым номерком в морге современной бессмысленности, в котором покоится последняя надежда на то, что мы – существа, достойные большего, чем усталое самопрезрение и взаимный переплёв …
Вот уж воистину все эти – измы с их однозначными, но в то же время и со столь противоречивыми толкованиями даны нам Сатаной, как то самое пресловутое яблочко, жалкая подачка, как слабая надежда оправдать в глазах Бога вялого грешника, якобы запутавшегося в определениях.
Заранее предупрежу тех, кто ищет в этой книге сплошных приколов. Ирония – это фигура речи, в которой истинный смысл скрыт или противоречит смыслу явному, а вовсе не является поводом для залихватской ржачки до боли в животе. Ирония создает ощущение, что предмет обсуждения не таков, каким он кажется. А ведь в этом и заключается моя задача. Чтобы снять завесу с зашоренных глаз, чтобы прекратить мостить «-измами» путь человечества в тартарары, именно и нужно взяться за иронию как инструмент самоочищения от падали современного повсеместного тело-вещания, которое обращено именно к телам, а не к душам. Ведь ироническое мировоззрение – это состояние души, позволяющее не принимать на веру расхожие утверждения и стереотипы и не относиться слишком серьезно к различным общепризнанным ценностям – в том числе и к самому себе…
Абсолютизм
Абсолютизм – это вовсе не алкоголизм, вызванный неумеренным потреблением шведской водки «Абсолют», несмотря на то, что водку эту изготавливают по старинным, более чем четырехсотлетней давности, рецептам, лелея каждую бутылочку, каждую пробочку, и не иначе, принимая во внимание тот факт, что одно из необратимо утерянных апокрифических Евангелий начиналось вовсе не словами «В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог» (Ин. 1:1–3), а залихватским постулатом «В начале была водка…».
Именно поэтому Бог в некоторых стыдливых философских измышлениях именуется Абсолютом, а посему тут недолго скатиться и до понимания абсолютизма как алкоголизма, каковым он хотя и не является, но ввиду взаимосвязанности всего со всем, конечно, не исключает некоторую степень опьяненности властью, которую признавал даже лапонька Ленин, заявивший после Октябрьского переворота: «Ах, как кружится голова от власти!»
Ах, вот в чем дело! Значит, вначале была власть, которая и закрепила за собой право абсолюта быть абсолютно правым. Но что есть власть? Это проявление воли, не встречающей достойного сопротивления, а также потенциальная возможность эту волю проявить, в то время как окружающие послушно склонят буйные головушки на плаху, и у тех, у кого от власти кружится голова, все время чешутся руки кому-нибудь ее отрубить, и они не смущаются применять это надежное средство, радикально помогающее от головокружения.
Вообще странно, что природа водрузила у людей голову на такое уязвимое место – шею. Ведь шея тонка и ненадежна, она, как водится, просит то веревки, то топора. Куда удобнее было бы расположить голову в заднице, но природа самовластна, ибо сама по себе является абсолютом, а посему не нам ее учить, а то она не преминет проучить нас… А все, что нам остается, – это тихонько помалкивать, вкушая философский напиток жизни. Недаром те же скандинавы зовут свою картофельную водку «Аквавит», что в переводе значит «живая вода».
Если отойти от замыленного смысла абсолютизма и вернуться к его корням, а именно к самому «абсолюту», граничащему с «совершенством», невольно вспоминаются альбигойцы с их попытками решить проблему зла: мол, как же так, раз Бог всесилен, зачем же он позволяет все те безобразия, что творятся на нашей земле? Утверждая сосуществование двух основополагающих начал – доброго божества (Бога Нового Завета), создавшего дух и свет, и злого божества (Бога Ветхого Завета), сотворившего материю и тьму, альбигойцы пришли к совершенно естественным выводам, что ангельские души были созданы добрым божеством, а грехопадение привело к тому, что Сатана заключил их в темницу тела.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49