– Да, я упрямый, но я добиваюсь справедливости, черт побери! А справедливость требует, чтобы графу не сошло с рук все, что он натворил.
– Вы вызовете его на дуэль? Разве это справедливо? Он уже старик и не был в армии. Мы оба знаем, что победите вы. Это будет просто убийство, самое настоящее убийство.
– Настоящее убийство едва не случилось, когда он подослал своих людей, но я что-то не заметил, чтобы вы возмущались по поводу бесчестности этого поступка, – огрызнулся он.
– Меня это возмущает, – тихо сказала она. – Правда.
И снова на ее лице появилось выражение теплого сочувствия, отчего сердце его наполнилось непонятным томлением и тоской.
Черт бы ее побрал! В его планах не было места эмоциям и томлению.
– Дело в том, – резко заявил он, – что наш брак не решит проблемы. Вы лишь окажетесь в ужасном положении. А это нелепое предположение, что вы сможете быть счастливы со мной здесь, в Шотландском нагорье, весьма сомнительно.
– Конечно, – надменно сказала она, – раз вы хотите убить моего отца.
– Нет, я только хочу получить то, что он мне должен. – Лахлан с силой втянул в себя воздух. – Но если он откажется платить, я его уничтожу, понятно?
Откровенная злоба в его голосе заставила Венецию отшатнуться.
Лахлан попытался убедить себя, что ему это безразлично.
– Мне нужны деньги. Если он не заплатит, я должен быть уверен в том, что он не подошлет опять кого-нибудь, чтобы убить меня, а такой уверенности у меня не будет, пока он жив.
– Вы хотите сказать, что не сможете чувствовать себя в безопасности, даже если он отдаст вам долг?
– Нет, зачем ему тогда убивать меня? Он же не сможет вернуть свои деньги назад. Но пока это дело не улажено, я не могу появиться в обществе. Я не желаю скрываться всю жизнь. Так или иначе, все это кончится, когда он приедет в Шотландию.
– А что, если вы женитесь на мне? – Выражение безысходности исказило ее черты. – Тогда все устроится. Наверняка он не станет разоблачать вас, раз вы станете моим мужем. А мое приданое составляет примерно ту же сумму, что и его долг. Вы сможете забыть о давней ссуде.
– Вы что, с ума сошли? – Лахлан открыл ранец и достал тартановый плед, который использовал в пути, когда останавливался с ночевкой в горах. Он расстелил его на полу, в том углу, куда кинул подушку. – Вы разве забыли, кто распоряжается вашим приданым?
Венеция побледнела.
– Если мы поженимся до прибытия вашего отца, вы потеряете свое состояние, а я утрачу возможность вернуть деньги, в которых так остро нуждается мой клан. Кроме того, мысль убить меня покажется ему еще более привлекательной, потому что это будет единственный способ вырвать вас из моих преступных лап.
– Отец вовсе не такое чудовище, каким вы пытаетесь его изобразить. Если я смогу поговорить с ним, объяснить, что сама захотела выйти за вас замуж, что я счастлива…
– Он запрыгает от восторга и все простит, так, что ли? Отдаст нам ваше приданое, заплатит мне долг и с радостью примет меня в лоно семьи? Я думаю, что все это нереально.
– Но позвольте мне попытаться.
– Нет! Скорее всего, в этом случае он лишит вас наследства и оставит меня без средств. А мой клан нуждается в этих деньгах, вы можете это понять?
Венеция обхватила себя руками и опустилась на кровать. Лахлан крепко выругался. Жизнь несправедлива. Ему давно пора к этому привыкнуть.
– Теперь вы понимаете меня, Принцесса, не так ли?
Она молча кивнула, съежилась, подогнула под себя ноги. У нее был вид раненой лани. Боже праведный, как же больно ему смотреть на все это!
– Я несу ответственность перед людьми моего клана и арендаторами. Я не могу так просто пренебречь ими только потому, что мне пришла блажь поцеловаться с прекрасной дочерью Дунканнона.
– Перестаньте называть меня так, черт вас возьми! – Глаза Венеции вспыхнули гневом. – Вы ясно дали понять, что не желаете допустить меня в свою жизнь. Зачем же без конца твердить одно и то же?
– Ну что ж. – Лахлан попытался говорить как можно более безразлично. – Теперь нам лучше всего поспать.
Венеция мгновенно вскочила на ноги.
– Ложитесь на кровать. Вам не стоит лежать на полу, пока ваши раны еще не совсем зажили.
Оттого, что она продолжала заботиться о нем, у Лахлана комок подкатил к горлу.
– Я спал на земле по пути в Эдинбург, – сказал он. – Так что какая разница. По крайней мере на этот раз у меня есть подушка.
– Лахлан…
– Нет, я не позволю вам спать на полу. Ложитесь на кровать, и дело с концом.
Когда он направился в угол, где лежали его подушка и плед. Венеция поспешила к умывальному столику, где она оставила свою миску.
– Хотя бы позвольте мне закончить перевязку ваших ран. Я еще не приложила к ним окопник.
– Мне не нужно…
– Я не принимаю отказа. – Венеция взяла миску, добавила в нее воды, затем размяла содержимое пальцами. – Измельченный корень окопника – самая важная часть. Он быстро заживляет раны. Нужно обязательно приложить его.
Силы небесные, неужели эта ночь мучительных искушений так никогда и не закончится?
– Хорошо, – проворчал он, хотя не был уверен, сможет ли выдержать еще раз ее ласковые прикосновения. – Но только поспешите с этим.
Девушка не только поторопилась, она действовала как бесчувственная кукла. С окаменевшим лицом она нанесла толстый слой полученной мази на его самые тяжелые раны и перевязала их полосками полотна. Затем невозмутимо, как настоящий опытный лекарь, она вымыла руки и удалилась на кровать, а Лахлан только смотрел ей вслед.
Значит, так теперь будет, да? Никаких ему ласковых улыбок! Она решила навсегда с этим покончить. Отлично. Ему на это плевать.
Лахлан растянулся на твердом полу на спине, изо всех сил стараясь сдержать стоны, чтобы, упаси Бог, не услышала Венеция. Ему вовсе не нужно, чтобы она нянчилась с ним. Он уже достаточно долго прекрасно обходился без этого.
Не важно, что ему приятно, когда она суетится над ним. Но он уже не мальчик, которому нужны нежности и все такое. Он сам может позаботиться о себе.
Все это он повторял про себя, как молитву, пока наконец не заснул.
Вечером следующего дня после похищения Венеции Мэгги обедала с полковником Ситоном в общей столовой своей гостиницы в Эдинбурге, чувствуя себя так, словно все на нее смотрят. Наверняка всем хотелось знать, куда девалась ее подопечная. Никто не станет долго верить в выдуманную ими басню о том, что ее племянница вдруг заболела. С чего бы это, если всего два вечера назад Венеция выглядела здоровой и цветущей?
Квентин никогда ей этого не простит. Она и сама никогда не простит себе. Неизвестно, какие муки Венеции, возможно, приходится терпеть…
Виконтесса громко застонала.
– Все будет в порядке, клянусь вам. – Полковник сочувственно сжал ее руку, удержав ее несколько дольше, чем было необходимо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81