Несомненно, именно его воздействие и мешает как следует во всем разобраться.
— Я должна позвонить бабушке.
Доусон бросил быстрый взгляд на Сэнтина.
— Похоже, босс проговорит с Парижем еще минут пятнадцать, — сказал он.
— Я не могу ждать. Бабушка в последнее время ложится рано, — ответила Жанна, быстро направляясь к двери. — Я позвоню со второго аппарата в холле.
Сэнтин за столом поднял голову и посмотрел на нее, но Жанна уже выскользнула в коридор и бесшумно прикрыла за собой массивную высокую дверь библиотеки.
Оказавшись в прихожей, она пересекла ее решительным и быстрым шагом и вошла в холл, где на невысокой конторке стоял второй телефонный аппарат. Опустившись на мягкий пуфик на гнутых резных ножках, она набрала оклахомский номер и стала ждать. Через пару минут ее соединили, и Жанна узнала низкий, мужественный голос Джоди Форрестера, который служил у ее бабушки управляющим.
— Привет, Джоди! — Голос Жанны дрожал от волнения, хотя она прилагала отчаянные усилия, чтобы взять себя в руки. — Это я. Как дела?
— Неплохо, Жанна, неплохо, — прогудел Джоди. — Сегодня твоя бабушка даже гуляла. Она сама поднялась на ваш холм и просидела там почти до вечера. Вернулась, конечно, усталая, но, по всему видно, очень довольная. Мне она сказала, когда она сидит на том холме, ты как будто возвращаешься к ней.
— Да… — На глазах Жанны заблестели слезы, а горло сдавили рыдания. — Когда я была маленькой, это было наше с ней любимое место. Мы сидели там часами и слушали, что нам шепчут духи земли и травы. Бабушка всегда говорила, что, если я буду внимательно прислушиваться к песне ветра, к шороху деревьев и дыханию земли, они признают во мне свою дочь и поделятся со мной своей силой. — Она прерывисто вздохнула. — Да, бабушка права. Когда один из нас поднимается на холм, другой всегда рядом.
Последовала непродолжительная пауза. Когда Джоди заговорил вновь, его голос подозрительно дрожал.
— Должно быть, все получилось так, как она говорила, — сказал он. — Ты очень сильный человек, Жанна. Один из самых сильных, каких я когда-либо встречал.
Жанна закрыла глаза и коснулась виском прохладной стены.
— Я сильная, но недостаточно. Не такая сильная, как она… Иногда мне кажется, что я не выдержу и приеду к ней повидаться.
— Она не примет тебя, Жанна, — мягко ответил Джоди. — Твоя бабушка — очень решительная леди. Как она сказала, так она и сделает. Да ты и сама это знаешь… Она ни за что не изменит своего решения, хотя ты для нее — самый близкий и самый дорогой человек. Она, конечно, очень любит тебя, просто…
— Я понимаю, — перебила Жанна, испугавшись, что Джоди договорит свою фразу до конца. — Должно быть, ей осталось совсем немного, и она это чувствует. Но я же хочу просто попрощаться!
— Именно этого она и не хочет, — твердо сказал Джоди. — И она права. Вы двое были связаны теснее, чем кто бы то ни было. Вы были даже ближе друг другу, чем могли быть близки мать и дочь. Твоя бабушка очень сильный человек, но она не хочет сделать тебе больно. Хотя бы просто потому, что твою боль она будет переживать как свою. Она сказала, что хочет умереть спокойно и с достоинством — как жила. И ты должна сделать это для нее.
— Я сделаю это, Джоди, — пообещала Жанна, чувствуя подкативший к горлу комок. — Это просто отчаяние и бессилие… Время от времени они одолевают меня, но я не пойду против ее воли и не поеду к ней. Кстати… по телефону она тоже не хочет говорить?
— Нет. Я спрашивал ее, когда ты звонила в предыдущий раз, — сочувственно пояснил Джоди. — Твоя бабушка сказала, что вам — ей и тебе — нечего сказать друг другу, потому что любви не нужны слова, а прощания — самая бессмысленная вещь на свете. Она сказала, что навсегда останется с тобой, а ты — с ней, и что это — самое главное. Жанна снова вздохнула.
— Она… Ей не очень больно? — спросила она и с ужасом поняла, что Джоди колеблется, не зная, как ответить.
— Ты же знаешь ее, — сказал он наконец. — Разве она скажет?.. У нее настоящий железный характер, разве не так?
— Так, — согласилась Жанна. Она лучше чем кто бы то ни был знала, что бабушка, как бы больно ей ни было, будет улыбаться так безмятежно, как будто ничего страшного не происходит. Эта выдержка и неизменное спокойствие были главными чертами ее натуры, которым Жанна по-хорошему завидовала. Наверняка сейчас ее бабушке очень больно, но она не подает виду, а Джоди знает, как ей больно, но молчит, а значит — она тоже должна молчать и даже думать об этом не должна!
— Поговори со мной, Джоди, — сказала Жанна в трубку. — Расскажи мне подробно, что она делала в эти три дня, что говорила, куда ходила.
Это была ее обычная просьба, и Джоди нисколько не удивился. Дожидаясь ее звонка, он накапливал и бережно хранил в памяти десятки важных мелочей, обрывки разговоров, взгляды, жесты. Теперь он был готов поделиться с Жанной этими малозначительными на первый взгляд подробностями, по которым — он знал это — Жанна будет воссоздавать простые и милые домашние сценки и воображать себя их участницей.
Примерно через четверть часа Жанна осторожно опустила трубку на рычаг. Как и всегда, разговор с управляющим утешил ее, и она чувствовала, что ее собственная жизнь стала чуточку легче. «Спасибо тебе, Джоди, — думала она. — Да благословит тебя Господь!»
Его способность сочувствовать и сопереживать действительно была даром Божьим. Если бы не он, Жанна, наверное, уже давно не выдержала бы и, бросив все, ринулась бы в Оклахому вопреки желанию бабушки. И конечно, ни к чему хорошему это бы не привело. А так она имела возможность узнать последние новости из первых рук и таким образом поддерживала эфемерный, призрачный контакт с бабушкой, хотя каждый разговор с Джоди и облегчал ее душу, и оставлял у нее на сердце новые рубцы.
Несколько секунд Жанна неподвижно сидела возле телефона, закрыв глаза и сложив на коленях руки. Дышала она ровно и глубоко, чтобы безмятежная уверенность и покой, которым так давно научила ее бабушка, вошли в нее и погасили боль, от которой не было иного спасения. У нее уже что-то получалось, когда голос Доусона заставил ее вздрогнуть.
— Что с тобой, Жанна? — обеспокоено спросил он. — Ты не заболела?
Жанна открыла глаза. Пэт застал ее врасплох, и она не сумела спрятать ни муки во взгляде, ни слез отчаяния и безнадежности.
Доусон пробормотал невнятное проклятье и опустился перед нею на корточки.
— Что, черт возьми, случилось? — спросил он, беря ее за руки. — Я чем-нибудь могу помочь?
Жанна машинально стиснула его теплые руки. Ей было одиноко, страшно и больно, и она чувствовала себя покинутой, никому не нужной. Опустив ресницы, Жанна попыталась справиться с собой, но это удалось ей далеко не сразу.
— Нет, ты ничем не можешь мне помочь, — сказала она наконец.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64
— Я должна позвонить бабушке.
Доусон бросил быстрый взгляд на Сэнтина.
— Похоже, босс проговорит с Парижем еще минут пятнадцать, — сказал он.
— Я не могу ждать. Бабушка в последнее время ложится рано, — ответила Жанна, быстро направляясь к двери. — Я позвоню со второго аппарата в холле.
Сэнтин за столом поднял голову и посмотрел на нее, но Жанна уже выскользнула в коридор и бесшумно прикрыла за собой массивную высокую дверь библиотеки.
Оказавшись в прихожей, она пересекла ее решительным и быстрым шагом и вошла в холл, где на невысокой конторке стоял второй телефонный аппарат. Опустившись на мягкий пуфик на гнутых резных ножках, она набрала оклахомский номер и стала ждать. Через пару минут ее соединили, и Жанна узнала низкий, мужественный голос Джоди Форрестера, который служил у ее бабушки управляющим.
— Привет, Джоди! — Голос Жанны дрожал от волнения, хотя она прилагала отчаянные усилия, чтобы взять себя в руки. — Это я. Как дела?
— Неплохо, Жанна, неплохо, — прогудел Джоди. — Сегодня твоя бабушка даже гуляла. Она сама поднялась на ваш холм и просидела там почти до вечера. Вернулась, конечно, усталая, но, по всему видно, очень довольная. Мне она сказала, когда она сидит на том холме, ты как будто возвращаешься к ней.
— Да… — На глазах Жанны заблестели слезы, а горло сдавили рыдания. — Когда я была маленькой, это было наше с ней любимое место. Мы сидели там часами и слушали, что нам шепчут духи земли и травы. Бабушка всегда говорила, что, если я буду внимательно прислушиваться к песне ветра, к шороху деревьев и дыханию земли, они признают во мне свою дочь и поделятся со мной своей силой. — Она прерывисто вздохнула. — Да, бабушка права. Когда один из нас поднимается на холм, другой всегда рядом.
Последовала непродолжительная пауза. Когда Джоди заговорил вновь, его голос подозрительно дрожал.
— Должно быть, все получилось так, как она говорила, — сказал он. — Ты очень сильный человек, Жанна. Один из самых сильных, каких я когда-либо встречал.
Жанна закрыла глаза и коснулась виском прохладной стены.
— Я сильная, но недостаточно. Не такая сильная, как она… Иногда мне кажется, что я не выдержу и приеду к ней повидаться.
— Она не примет тебя, Жанна, — мягко ответил Джоди. — Твоя бабушка — очень решительная леди. Как она сказала, так она и сделает. Да ты и сама это знаешь… Она ни за что не изменит своего решения, хотя ты для нее — самый близкий и самый дорогой человек. Она, конечно, очень любит тебя, просто…
— Я понимаю, — перебила Жанна, испугавшись, что Джоди договорит свою фразу до конца. — Должно быть, ей осталось совсем немного, и она это чувствует. Но я же хочу просто попрощаться!
— Именно этого она и не хочет, — твердо сказал Джоди. — И она права. Вы двое были связаны теснее, чем кто бы то ни было. Вы были даже ближе друг другу, чем могли быть близки мать и дочь. Твоя бабушка очень сильный человек, но она не хочет сделать тебе больно. Хотя бы просто потому, что твою боль она будет переживать как свою. Она сказала, что хочет умереть спокойно и с достоинством — как жила. И ты должна сделать это для нее.
— Я сделаю это, Джоди, — пообещала Жанна, чувствуя подкативший к горлу комок. — Это просто отчаяние и бессилие… Время от времени они одолевают меня, но я не пойду против ее воли и не поеду к ней. Кстати… по телефону она тоже не хочет говорить?
— Нет. Я спрашивал ее, когда ты звонила в предыдущий раз, — сочувственно пояснил Джоди. — Твоя бабушка сказала, что вам — ей и тебе — нечего сказать друг другу, потому что любви не нужны слова, а прощания — самая бессмысленная вещь на свете. Она сказала, что навсегда останется с тобой, а ты — с ней, и что это — самое главное. Жанна снова вздохнула.
— Она… Ей не очень больно? — спросила она и с ужасом поняла, что Джоди колеблется, не зная, как ответить.
— Ты же знаешь ее, — сказал он наконец. — Разве она скажет?.. У нее настоящий железный характер, разве не так?
— Так, — согласилась Жанна. Она лучше чем кто бы то ни был знала, что бабушка, как бы больно ей ни было, будет улыбаться так безмятежно, как будто ничего страшного не происходит. Эта выдержка и неизменное спокойствие были главными чертами ее натуры, которым Жанна по-хорошему завидовала. Наверняка сейчас ее бабушке очень больно, но она не подает виду, а Джоди знает, как ей больно, но молчит, а значит — она тоже должна молчать и даже думать об этом не должна!
— Поговори со мной, Джоди, — сказала Жанна в трубку. — Расскажи мне подробно, что она делала в эти три дня, что говорила, куда ходила.
Это была ее обычная просьба, и Джоди нисколько не удивился. Дожидаясь ее звонка, он накапливал и бережно хранил в памяти десятки важных мелочей, обрывки разговоров, взгляды, жесты. Теперь он был готов поделиться с Жанной этими малозначительными на первый взгляд подробностями, по которым — он знал это — Жанна будет воссоздавать простые и милые домашние сценки и воображать себя их участницей.
Примерно через четверть часа Жанна осторожно опустила трубку на рычаг. Как и всегда, разговор с управляющим утешил ее, и она чувствовала, что ее собственная жизнь стала чуточку легче. «Спасибо тебе, Джоди, — думала она. — Да благословит тебя Господь!»
Его способность сочувствовать и сопереживать действительно была даром Божьим. Если бы не он, Жанна, наверное, уже давно не выдержала бы и, бросив все, ринулась бы в Оклахому вопреки желанию бабушки. И конечно, ни к чему хорошему это бы не привело. А так она имела возможность узнать последние новости из первых рук и таким образом поддерживала эфемерный, призрачный контакт с бабушкой, хотя каждый разговор с Джоди и облегчал ее душу, и оставлял у нее на сердце новые рубцы.
Несколько секунд Жанна неподвижно сидела возле телефона, закрыв глаза и сложив на коленях руки. Дышала она ровно и глубоко, чтобы безмятежная уверенность и покой, которым так давно научила ее бабушка, вошли в нее и погасили боль, от которой не было иного спасения. У нее уже что-то получалось, когда голос Доусона заставил ее вздрогнуть.
— Что с тобой, Жанна? — обеспокоено спросил он. — Ты не заболела?
Жанна открыла глаза. Пэт застал ее врасплох, и она не сумела спрятать ни муки во взгляде, ни слез отчаяния и безнадежности.
Доусон пробормотал невнятное проклятье и опустился перед нею на корточки.
— Что, черт возьми, случилось? — спросил он, беря ее за руки. — Я чем-нибудь могу помочь?
Жанна машинально стиснула его теплые руки. Ей было одиноко, страшно и больно, и она чувствовала себя покинутой, никому не нужной. Опустив ресницы, Жанна попыталась справиться с собой, но это удалось ей далеко не сразу.
— Нет, ты ничем не можешь мне помочь, — сказала она наконец.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64