Прости, если некоторые нюансы роли, которую ты разыгрываешь, ускользают от моего внимания. В детстве я был лишен материнской заботы, поэтому некоторые тонкости мне подчас недоступны. — Он пожал плечами и презрительно скривил губы. — Впрочем, я никогда особенно не нуждался в ней. И по-прежнему не нуждаюсь!
Он с вызовом поглядел на нее и отпил из чашки еще один глоток, а Жанна подумала, что он очень похож на мальчишку, который задирает всех подряд, чтобы никто не заметил, как ему страшно и одиноко. Эта мысль, однако, пребольно кольнула ее в сердце, и она поспешила изобразить на лице нейтральную улыбку.
— Согласна, — сказала она сухо. — Ни мать, ни нянька тебе действительно не нужны, но вот помощью, например, смотрителя заповедника, ты вполне мог бы воспользоваться. Я очень хороший смотритель заповедника, Раф. Я умею обращаться с животными, даже если они напуганы или ранены, или просто загнаны в угол.
Его глаза удивленно расширились. В конце концов Сэнтин все же рассмеялся сухим, лающим смехом, но этому предшествовала хоть и короткая, но вполне различимая пауза. Наконец он отсмеялся и тотчас сощурился.
— Любопытно было бы узнать, Покахонтас, что за животное ты поймала в свои волшебные сети на этот раз, — сказал он.
Жанна слегка приподняла голову, чтобы получше рассмотреть его. Она изо всех сил старалась быть объективной, но ничего, кроме барана, ей в голову не приходило.
— Рыкаешь ты, как лев, — сказала она наконец. — Нрав у тебя похуже, чем у носорога, а шкура толстая, как у слона. Вот, собственно, и все…
— Спасибо, что ты, по крайней мере, не стала сравнивать меня ни с кем из твоих подопечных из заповедника, — криво улыбнувшись, сказал Раф. — Наверное, я должен быть благодарен… У тебя там небось одни копытные.
— Носорог тоже относится к отряду непарнокопытных, — холодно отпарировала Жанна. — Что касается моих подопечных, то я об этом даже не думала. Просто сначала мне хотелось перечислить наиболее явные аналогии. Что касается неявных, то ты больше всего напоминаешь мне дронта. Эта птица вымерла. Чего я не понимаю, это почему ты так хочешь последовать ее примеру.
— Наверное, мне хочется завоевать твою симпатию, — ухмыльнулся Сэнтин. — Похоже, тебя интересуют только вымирающие виды.
Жанна невольно поморщилась. Легкий характер разговора, который пытался навязать ей Сэнтин, претил ей.
— Если ты не будешь думать о своем здоровье, то списки исчезнувших с лица земли видов действительно скоро пополнятся. Тобой! — сказала она резко. — Ты должен поправляться, а ты что делаешь? Ты убиваешь себя!
— Чушь! — сердито бросил в ответ Сэнтин, с силой опуская опустевшую чашку на блюдце. — Я чувствую себя в отличной форме. Во всяком случае, несколько часов за рабочим столом меня не прикончат.
— Ты прекрасно знаешь, — гнула свое Жанна, — что врач запретил тебе напряженно работать. А в последние четыре дня ты только и делаешь, что гробишь свое здоровье. Трудоголик несчастный! Даже Пэт — и тот выглядит усталым!
— Доусон? — переспросил Сэнтин, и в его глазах полыхнуло пламя. — Я должен был сразу понять, что твой поздний романтический визит не связан с моей скромной персоной. Что, Доусон обращался к тебе за сочувствием? Я уверен, что он не пренебрег бы материнской заботой, которую ты тут предлагала… — Его пальцы болезненно сдавили руку Жанны. — И заботой, и всем остальным. Что еще ты предложила ему, Жанна?
Лицо Сэнтина напряглось, глаза превратились в узкие щелочки, и в душе Жанны шевельнулся страх.
— Ничего я ему не предлагала! — воскликнула она, тщетно пытаясь вырвать руку, но он держал ее будто клещами. — Ради Бога, Раф!.. Ведь все это время он практически не отходил от тебя. У меня не было ни одного шанса соблазнить беднягу. А теперь отпусти меня — ты делаешь мне больно.
— Я хочу сделать тебе больно, — резко сказал Сэнтин, и Жанна почувствовала, что его пальцы сжались еще сильней. Боль пронзила ее, и она невольно вскрикнула.
Сэнтин мгновенно, словно обжегшись, выпустил ее, и Жанна поднесла руку к глазам. На запястье, в тех местах, где сомкнулись его пальцы, остались белые пятна, которые быстро наливались красным, и Жанна машинально прикрыла их ладонью, словно это было какое-то позорное клеймо.
— Ничего не выйдет, — заметил Сэнтин, наблюдавший за ней с каким-то болезненным злорадством. — Завтра утром у тебя появятся настоящие синяки.
Жанна повернулась к нему, чтобы что-то сказать, и осеклась. Глаза у Сэнтина были как у побитой собаки, и она не отважилась упрекнуть его, чтобы не причинить ему еще больших страданий.
— Я и есть одно из тех самых чудовищ, с которыми ты меня сравнила, — сказал Сэнтин, от которого не укрылась ее внутренняя борьба.
— Нет, — твердо возразила Жанна, натягивая на запястье рукав своего желтого халатика, чтобы скрыть следы его пальцев. — Это была случайность. Ты вовсе не хотел сделать мне больно.
— Не хотел? Вот как — с горечью промолвил Сэнтин. — Хотел, и еще как!
Он медленно покачал головой. Его лицо осунулось и стало совсем бледным.
— Мне хотелось, чтобы ты почувствовала… хоть что-нибудь! Пусть даже боль или ненависть. Я не хочу один тонуть в пучине чувств, которая затягивает меня. Ты думаешь, я не догадался, что ты пришла ко мне сюда просто из жалости? Ты явилась передо мной такая прекрасная, и я почувствовал, как внутри у меня все рвется и болит. Что мне было делать? Естественно, мне необходима была разрядка, и я разрядился, как умел!
Сэнтин слегка прикрыл глаза, и возле губ его обозначились две горькие складки.
— Господи, как же мне плохо! — глухо проговорил он.
— Ты просто устал, — сказала Жанна как можно убедительнее. Появившаяся на лице Сэнтина гримаса боли и полного отвращение к себе напугала ее гораздо сильнее, чем недавняя вспышка неконтролируемой ярости. — Если бы ты успел восстановить силы, я знаю, ты никогда бы не тронул меня.
Сэнтин наклонился вперед и закрыл лицо руками.
— Тронул бы, — глухо сказал он и рассмеялся без тени веселости. — Обязательно тронул бы. Быть может, я обошелся бы без насилия, но я обязательно бы это сделал. Почему, как ты думаешь, после того как мы вернулись из заповедника, я с головой ушел в работу? Что за фантазия такая пришла мне в голову — загнать себя до полного изнеможения?
— Этого я не знаю, — неуверенно ответила Жанна. Ей очень хотелось, чтобы Сэнтин снова надел эту свою маску безжалостного и сильного человека, которая помогала ему в борьбе со всем миром и с самим собой. Теперешний Сэнтин — слабый, уязвимый, мучимый глубокой внутренней болью, слишком легко преодолевал все барьеры, которые она воздвигала перед ним.
Сэнтин поднял голову и открыл глаза.
— Я и не ожидал, что ты поймешь, — сказал он устало. — Впрочем, я с самого начала знал, что мне придется сражаться с этим в одиночку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64