Я успокаивался и думал, что дурное мне только померещилось.
Случались, впрочем, и холодно-ясные мгновения, когда я отчетливо сознавал, что город Ахетатон подобен красивой кожуре плода, чья мякоть источена и изъедена червями. Червь времени выел плоть и самое существо беззаботного его бытия, радость в Ахетатоне погасла и смех умолк. Поэтому сердце мое снова заныло, тоскуя по Фивам, и сразу явилось множество причин, побуждающих меня ехать, так что мне не пришлось их искать - сердце само подсказывало их, одну за другой, и даже фараон Эхнатон не мог ничего возразить, ввиду их важности. Подобное присходило и с другими, искренно верившими, что они всем сердцем любят фараона, ибо многие теперь покидали Ахетатон: одни для надзора за своими землями, другие навестить родственников; кто уплывал в Мемфис, кто в Фивы. Большинство возвращалось потом обратно в Ахетатон, но были и те, кто не возвращался, не дорожа более царским благоволением и с большей охотой вверяя себя тайной власти Амона. Я же отправлялся в Фивы для радения о своем нынешнем богатстве, заранее позаботившись о том, чтобы Каптах выслал в Ахетатон бесчисленные отчеты, удостоверяющие необходимость моего присутствия в Фивах, дабы фараон не стал чинить препятствий моей поездке.
4
Едва я ступил на корабль и тронулся в путь вверх по реке, душа моя словно очнулась от наваждения - опять была весна, вода спала, задорно носились ласточки над буро-желтым потоком, тучный ил осел на поля, и фруктовые деревья были в цвету. Я торопился вперед с сердцем, полным весеннего сладкого томления, будто был женихом, спешащим к своей сестре и возлюбленной. Человек - раб своего сердца: он старается закрывать глаза на все неприятное и верить только желанному. Освободившись от потаенного страха и чар Ахетатона, мое сердце ликовало, как птица, выпущенная из клетки, - человеку тяжко быть всегда связанным чужой волей, а всякий живущий в Ахетатоне был связан исступленной и неукротимой волей фараона, подавлен его капризным неистовством. Для меня он был просто человек, ибо я лечил его, и от этого мне было тяжелее терпеть такое рабство; тем же, для кого он был царем или богом, было легче подчиняться и выносить его гнет.
И вот ныне я наслаждался возможностью снова глядеть на мир своими глазами, слушать собственными ушами и жить по своей воле. В таком освобождении нет вреда, напротив, плывя вверх по реке, я избавлялся от гордыни и горечи ожесточения, так что мог видеть фараона таким, каким он был на самом деле. И чем больше я удалялся, тем яснее видел его, и чем дальше отплывал, тем больше любил его и желал ему добра. Чем ближе оказывался я к Фивам, тем живее становились мои воспоминания и величественнее казался фараон Эхнатон и его бог, затмевавшие в моем сердце всех других богов и среди них Амона.
Я вспоминал, как Амон оковывал страхом людские сердца, как душил любовь к знаниям и не позволял задавать вопрос «почему?». Вспомнил я и мертвое критское божество, плававшее в гнилой воде, и его жертв, выученных танцевать перед бычьими рогами, чтобы потешить это чудовище, Быка моря. И, думая об этом, я чувствовал, как моим сердцем овладевает ненависть ко всем прежним богам, а свет и сияние Атона разгораются в нем с небывалой силой, ибо Атон освобождал человека от страха и был повсюду - во мне, вне меня и моих ученых познаний, Атон был живым богом, потому что жила и дышала природа, бывшая во мне и вне меня, потому что сверкающие лучи солнца согревали землю и земля расцветала. Но Атон мог воссиять в моем сердце только вдали от фараона Эхнатона, ибо, живя рядом с ним, я видел в нем только человека; да к тому же жизнь вблизи него была тягостна для того, кто хотел сам распоряжаться своим сердцем, а фараон силой навязывал Атона каждому, принуждение же вызывало протест и отвращало людей от Атона, так что они служили ему из одной только боязни, и Атон в их глазах был поэтому ничем не лучше Амона.
Все это открылось мне, пока я плыл вверх по реке под ярким синим небом, окруженный горячим солнечным теплом и цветущими землями. Я понял это, потому что ничто не оказывает такого благотворного и освобождающего действия на душу человека, как долгое путешествие без особых обязательств, оторванность от привычной обстановки и одиночество. Я думал о себе и стыдился себя: богатая жизнь в Ахетатоне сделала меня пресыщенным, поездка в Сирию - кичливым и самоуверенным, я вообразил, что разбираюсь в управлении государствами и знаю, как примирить все народы. После плавания с вавилонским посланником я вознесся от сознания своей мудрости, хотя теперь, когда пелена спала с моих глаз, я понимал, что мудрость посла и вся мудрость Вавилона суть земные мудрости и значение их воистину бренно.
Ведь печень овна не поведала им о божественном в человеке, по ней они вычитывали о делах людей, их успехах, браках, числе детей и людских преступлениях - но в сердце человека они читать не могли. Звезды путешествовали по небосклону в соответствии с их точнейшими вычислениями и послушно опускались в угодных им местах, так что по звездам они читали о будущем урожае и разливе, о годах царствования и о падениях царств, но о божественном в человеке они не могли прочесть по звездам, и поэтому самое их умение не было божественным. Все эти размышления во время плавания вверх по реке сбили с меня спесь, и я смиренно склонил голову перед божественным, жившим во мне и во всяком человеке, чему фараон Эхнатон дал имя Атон, назвав единым богом. Увы, во мне не было ни воли фараона, ни его мужества. Поэтому я смиренно склонял голову перед непостижимостью собственного сердца и готов был признать, что божеств в мире столько же, сколько человеческих сердец. Хоть знал, что есть на свете люди, во все дни своей жизни, от рождения до могилы, ни разу не ощутившие присутствия божественного в своем сердце. Но бог не был знанием или пониманием, он был больше того и другого.
Вот так я верил желаемому и сердечно радовался, ощущая себя добродетельным человеком, лучшим, чем многие другие. Если уж быть честным и точно следовать правде, то я должен буду признать, что в глубине сердца чувствовал себя более добродетельным, чем фараон Эхнатон, - ведь я никому не причинил зла умышленно и никому не навязывал свою веру, а в молодые годы еще и лечил бедный люд без всякого вознаграждения. Путешествуя же вверх по реке и причаливая по вечерам к берегу для ночевок, я всюду видел следы, оставленные богом фараона Эхнатона. Хотя была самая пора сева, половина полей оставалась невозделанной и незасеянной из-за нехватки семян, сорняки и осот лезли из земли, а непрочищенные каналы были забиты илом, осевшим после разлива.
Амон властвовал над сердцами людей, изгоняя новопоселенцев с бывших своих земель и предавая проклятию заодно и поля фараона, так что рабы и вольные хлебопашцы бежали отсюда в город, страшась Амонова проклятия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249
Случались, впрочем, и холодно-ясные мгновения, когда я отчетливо сознавал, что город Ахетатон подобен красивой кожуре плода, чья мякоть источена и изъедена червями. Червь времени выел плоть и самое существо беззаботного его бытия, радость в Ахетатоне погасла и смех умолк. Поэтому сердце мое снова заныло, тоскуя по Фивам, и сразу явилось множество причин, побуждающих меня ехать, так что мне не пришлось их искать - сердце само подсказывало их, одну за другой, и даже фараон Эхнатон не мог ничего возразить, ввиду их важности. Подобное присходило и с другими, искренно верившими, что они всем сердцем любят фараона, ибо многие теперь покидали Ахетатон: одни для надзора за своими землями, другие навестить родственников; кто уплывал в Мемфис, кто в Фивы. Большинство возвращалось потом обратно в Ахетатон, но были и те, кто не возвращался, не дорожа более царским благоволением и с большей охотой вверяя себя тайной власти Амона. Я же отправлялся в Фивы для радения о своем нынешнем богатстве, заранее позаботившись о том, чтобы Каптах выслал в Ахетатон бесчисленные отчеты, удостоверяющие необходимость моего присутствия в Фивах, дабы фараон не стал чинить препятствий моей поездке.
4
Едва я ступил на корабль и тронулся в путь вверх по реке, душа моя словно очнулась от наваждения - опять была весна, вода спала, задорно носились ласточки над буро-желтым потоком, тучный ил осел на поля, и фруктовые деревья были в цвету. Я торопился вперед с сердцем, полным весеннего сладкого томления, будто был женихом, спешащим к своей сестре и возлюбленной. Человек - раб своего сердца: он старается закрывать глаза на все неприятное и верить только желанному. Освободившись от потаенного страха и чар Ахетатона, мое сердце ликовало, как птица, выпущенная из клетки, - человеку тяжко быть всегда связанным чужой волей, а всякий живущий в Ахетатоне был связан исступленной и неукротимой волей фараона, подавлен его капризным неистовством. Для меня он был просто человек, ибо я лечил его, и от этого мне было тяжелее терпеть такое рабство; тем же, для кого он был царем или богом, было легче подчиняться и выносить его гнет.
И вот ныне я наслаждался возможностью снова глядеть на мир своими глазами, слушать собственными ушами и жить по своей воле. В таком освобождении нет вреда, напротив, плывя вверх по реке, я избавлялся от гордыни и горечи ожесточения, так что мог видеть фараона таким, каким он был на самом деле. И чем больше я удалялся, тем яснее видел его, и чем дальше отплывал, тем больше любил его и желал ему добра. Чем ближе оказывался я к Фивам, тем живее становились мои воспоминания и величественнее казался фараон Эхнатон и его бог, затмевавшие в моем сердце всех других богов и среди них Амона.
Я вспоминал, как Амон оковывал страхом людские сердца, как душил любовь к знаниям и не позволял задавать вопрос «почему?». Вспомнил я и мертвое критское божество, плававшее в гнилой воде, и его жертв, выученных танцевать перед бычьими рогами, чтобы потешить это чудовище, Быка моря. И, думая об этом, я чувствовал, как моим сердцем овладевает ненависть ко всем прежним богам, а свет и сияние Атона разгораются в нем с небывалой силой, ибо Атон освобождал человека от страха и был повсюду - во мне, вне меня и моих ученых познаний, Атон был живым богом, потому что жила и дышала природа, бывшая во мне и вне меня, потому что сверкающие лучи солнца согревали землю и земля расцветала. Но Атон мог воссиять в моем сердце только вдали от фараона Эхнатона, ибо, живя рядом с ним, я видел в нем только человека; да к тому же жизнь вблизи него была тягостна для того, кто хотел сам распоряжаться своим сердцем, а фараон силой навязывал Атона каждому, принуждение же вызывало протест и отвращало людей от Атона, так что они служили ему из одной только боязни, и Атон в их глазах был поэтому ничем не лучше Амона.
Все это открылось мне, пока я плыл вверх по реке под ярким синим небом, окруженный горячим солнечным теплом и цветущими землями. Я понял это, потому что ничто не оказывает такого благотворного и освобождающего действия на душу человека, как долгое путешествие без особых обязательств, оторванность от привычной обстановки и одиночество. Я думал о себе и стыдился себя: богатая жизнь в Ахетатоне сделала меня пресыщенным, поездка в Сирию - кичливым и самоуверенным, я вообразил, что разбираюсь в управлении государствами и знаю, как примирить все народы. После плавания с вавилонским посланником я вознесся от сознания своей мудрости, хотя теперь, когда пелена спала с моих глаз, я понимал, что мудрость посла и вся мудрость Вавилона суть земные мудрости и значение их воистину бренно.
Ведь печень овна не поведала им о божественном в человеке, по ней они вычитывали о делах людей, их успехах, браках, числе детей и людских преступлениях - но в сердце человека они читать не могли. Звезды путешествовали по небосклону в соответствии с их точнейшими вычислениями и послушно опускались в угодных им местах, так что по звездам они читали о будущем урожае и разливе, о годах царствования и о падениях царств, но о божественном в человеке они не могли прочесть по звездам, и поэтому самое их умение не было божественным. Все эти размышления во время плавания вверх по реке сбили с меня спесь, и я смиренно склонил голову перед божественным, жившим во мне и во всяком человеке, чему фараон Эхнатон дал имя Атон, назвав единым богом. Увы, во мне не было ни воли фараона, ни его мужества. Поэтому я смиренно склонял голову перед непостижимостью собственного сердца и готов был признать, что божеств в мире столько же, сколько человеческих сердец. Хоть знал, что есть на свете люди, во все дни своей жизни, от рождения до могилы, ни разу не ощутившие присутствия божественного в своем сердце. Но бог не был знанием или пониманием, он был больше того и другого.
Вот так я верил желаемому и сердечно радовался, ощущая себя добродетельным человеком, лучшим, чем многие другие. Если уж быть честным и точно следовать правде, то я должен буду признать, что в глубине сердца чувствовал себя более добродетельным, чем фараон Эхнатон, - ведь я никому не причинил зла умышленно и никому не навязывал свою веру, а в молодые годы еще и лечил бедный люд без всякого вознаграждения. Путешествуя же вверх по реке и причаливая по вечерам к берегу для ночевок, я всюду видел следы, оставленные богом фараона Эхнатона. Хотя была самая пора сева, половина полей оставалась невозделанной и незасеянной из-за нехватки семян, сорняки и осот лезли из земли, а непрочищенные каналы были забиты илом, осевшим после разлива.
Амон властвовал над сердцами людей, изгоняя новопоселенцев с бывших своих земель и предавая проклятию заодно и поля фараона, так что рабы и вольные хлебопашцы бежали отсюда в город, страшась Амонова проклятия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249