ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Он остался один сидеть на своем седалище, а я отправился к Тутмесу, потому что нуждался в обществе друга, чтобы излить переполнявший меня гнев.
В мастерской у Тутмеса сидел Хоремхеб, и вместе с ними распивал вино старый пьяница, художник по имени Бек. Слуги Тутмеса увязывали тюки, собирая его в дорогу.
- Во имя Атона! - провозгласил Тутмес, подымая золотую чашу. - Итак, больше нет ни знатных, ни простых, ни рабов, ни господ, а я, под руками которого оживает камень, отправляюсь крушить уродливые изваяния богов! Давайте выпьем, мои добрые друзья, потому что, боюсь, ни одному из нас не суждено прожить долго!
Мы выпили вместе вина, и Бек сказал:
- Он поднял меня из грязи и возвысил до себя, сделав своим другом. И всякий раз, когда я пропивал свое платье, он дарил мне новое. Так неужели ж я откажусь порадовать его такой малостью? Надеюсь, правда, что смерть моя не будет слишком мучительной, а то парни из моей деревни злобноваты и имеют нехорошую привычку чуть что пускать в дело серпы и вспарывать животы тем, кто им не по вкусу.
- Я вам не завидую, - сказал Хоремхеб, - хотя уверяю вас, привычки хеттов гораздо неприятнее. Все же я твердо намерен воевать с ними и разбить их, потому что верю в свою удачу: однажды я видел в Синайской пустыне, как горел куст - или дерево, горел и не сгорал; и вот с тех пор я знаю, что рожден для великих дел. Голыми руками их творить, конечно, несподручно, разве что мои воины возьмут хеттов на испуг - забросают их собственным дерьмом!
Я сказал:
- Во имя Сета и всех злых духов! Объясните мне, за что мы его любим? Почему повинуемся, раз точно знаем, что он безумен и все слова его безумны? Объясните мне, если можете!
- Ну, на меня его чары не действуют, - сказал Бек. - Я просто старый пьяница, и от моей смерти никому урона не будет. Поэтому я и хочу сделать ему приятное и отплатить за все годы моей пьяной жизни, проведенные возле него.
- А я, - запальчиво воскликнул Тутмес, - если что и испытываю к нему, то скорее ненависть, а уж никак не любовь! И поеду выполнять его приказ из ненависти, потому что хочу приблизить его конец! Воистину всем этим я уже сыт по горло и жажду, чтобы все закончилось.
Но Хоремхеб сказал:
- Оба вы врете, свиньи! Лучше уж признайтесь, что когда он смотрит вам в глаза, по вашим дерьмовым спинам пробегает дрожь и вы хотите стать детишками и играть на лугу с овечками! На меня одного его взгляд не имеет такого действия, но моя судьба иначе связана с ним, и я готов признать, что люблю его, хоть ведет он себя как баба и голос у него бабий!
Вот так мы разговаривали и пили вино и смотрели, как скользят суда вниз по реке, как идут под парусами вверх и увозят из Ахетатона людей. Кто-то из знати бежал, прихватив с собой что получше, другие - и их было большинство - отправлялись согласно приказу фараона низвергать египетских богов и распевали во все горло гимны Атону. Не думаю, чтобы их пение было продолжительным, скорее всего оно обрывалось как только они оказывались лицом к лицу с разъяренной толпой в местном храме… Мы пили весь день, но вино не веселило наши сердца, ибо будущее разверзлось пред нами как черная бездна и речи наши становились все мрачнее.
На следующий день Хоремхеб взошел на корабль, чтобы отбыть в Мемфис, а оттуда в Танис. Но еще прежде я обещал ссудить ему столько золота, сколько смогу собрать в Фивах, и отправить ему половину своих запасов зерна. Другую половину я собирался употребить для своих целей. Быть может, в этом и заключался источник моей слабости и моих бед: половину я всегда отдавал Эхнатону, а другую половину - Хоремхебу, полностью же не отдавал ничего и никому.
3
И вот мы с Тутмесом отправились в Фивы. Но еще на порядочном расстоянии от города нам стали попадаться плывущие по реке трупы. Разбухшие, они грозно покачивались, сносимые вниз течением, и мы видели бритые головы жрецов, видели знатных и простых, стражников и рабов: по волосам и платью, по цвету кожи можно было различить, кем они были при жизни, - пока тела мертвецов не начинали чернеть и разлагаться или пока их не сжирали крокодилы. Этим тварям теперь не приходилось подыматься вверх по реке к Фивам, чтобы полакомиться человечиной, - везде на обоих берегах и селениях людей лишали жизни и убитых сбрасывали в воду, так что крокодилам было раздолье и они могли проявлять даже известную разборчивость в пище. Поэтому они, выказывая свою особую мудрость, охотнее потребляли нежное мясо женщин и детей и отдавали предпочтение мясистым телам знати, нежели жилистым трупам рабов и носильщиков. Если у крокодилов есть разум, а он, разумеется, есть, то в эти дни они должны были хором величать Атона.
Вся река пропахла смертью, а в ночной темноте ветер доносил горький запах дыма из Фив. Тутмес ядовито заметил:
- Воистину похоже, что царство Атона сошло на землю!
Но мое слабое сердце скрепилось, и я ответил ему:
- Никогда доныне, Тутмес, не вершились такие дела, и никогда больше у мира не будет такой возможности. Хлеб не испечь, не смолов зерна. Атонова мельница перемалывает сейчас зерно на муку, а мы будем выпекать из муки хлеб ради фараона Эхнатона, и тогда воистину мир изменится и все люди наконец станут братьями пред лицом Атона!
Тутмес сказал, отхлебывая из чаши (он все время пил, чтобы заглушить приторный запах):
- Прошу прощения, но я чувствую необходимость подкрепить свои силы вином, ибо при мысли о том, что нам предстоит, признаюсь, я испытываю страх и колени мои становятся как вода. В такие времена уместнее всего напиваться - никаких лишних мыслей; жизнь, смерть, люди, боги - все становится едино!
Когда мы подплыли к Фивам, город во многих местах был охвачен огнем. Даже в Городе мертвых вспыхивали там и сям языки пламени, потому что народ грабил гробницы и поджигал набальзамированные тела жрецов. Лучники, даже не попытавшись узнать, зачем мы прибыли, обстреляли со стен наш корабль. Когда мы высаживались на берег, разгоряченные «кресты» расправлялись с «рогами», столкнув их в воду и побивая шестами, пока те не утонули. Из чего мы могли сделать вывод, что ветхие боги здесь уже низвергнуты и Атон восторжествовал.
Мы отправились прямо в «Крокодилий хвост», где первым, кого мы увидели, был Каптах. Он снял с себя дорогие одежды, вымазал грязью напомаженные волосы и облачился в грубое серое платье. Золотую пластину из пустой глазницы он тоже вынул и с великой готовностью обслуживал оборванных рабов и вооруженных гаванских носильщиков, приговаривая при этом:
- Веселитесь и радуйтесь, братья мои, настал день великого ликования - больше нет ни господ, ни рабов, ни знатных, ни простых, все люди свободны и вольны приходить и уходить, когда пожелают! Сегодня я угощаю вас, пейте вволю. Надеюсь, вы вспомните мой кабачок, когда счастье улыбнется вам и вы разживетесь серебром или золотом в храмах ложных богов или в домах злых господ.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249