На столе были разложены хирургические инструменты, некоторые довольно редкие. Я заметил медицинскую пилу, два скальпеля, перемазанные кровью. На стене висел мясницкий нож. Вся комната провоняла мясом.
Только войдя внутрь, я заметил Эйнджела. Он был голым. Его руки сковали наручники, закрепленные на металлическом рельсе, располагавшемся над стальной ванной. Он наполовину стоял, с согнутыми коленями, в ванне, стенки которой были коричневыми от засохших слоев крови. Его тело раскачивалось передо мной, а рот был заклеен. Торс Эйнджела покрывала смесь крови с потом, а глаза были полуоткрыты. Они совсем закрылись, когда я подошел ближе, и он издал звук похожий на мычание. Лицо было сплошным кровоподтеком; длинная рана, видимо ножевое ранение, тянулась по правой ноге. Его оставили истекать кровью.
Я уже был готов зайти со спины, чтобы поддержать его перед тем, как освобожу его руки, когда сдавленный звук поднялся до визга. Я отступил назад и слегка повернул его тело. Лоскут кожи, квадрат со стороной в 30 сантиметров, был вырезан из его спины, и обнажившееся красное мясо пульсировало на месте среза. Кровь стекала и засыхала вокруг его ног. Пока я стоял, уставившись на это, нога Эйнджела задергалась, и он всхлипнул. Я нашел ключи от наручников — они висели на крючке, — затем обхватил его за талию и снял, он всей своей массой осел у меня на руках, когда я вытащил его из ванны и опустил на колени на пол. Я как можно аккуратнее снял ленту с его рта, затем взял с полки пластиковую мензурку и налил в нее воды из-под крана. Вода, смывая кровь, по спирали устремилась вниз, в сток. Эйнджел схватил чашку и стал лихорадочно пить воду, разбрызгивая ее себе на шею и грудь.
— Дай мне штаны, — это были его первые слова.
— Кто это сделал, Эйнджи?
— Дай. Мне. Мои. Чертовы. Штаны. Пожалуйста.
Его одежда кучей лежала возле ванны. Я нашел хлопковые брюки, затем помог ему натянуть их — для этого Эйнджел уселся на пол, поддерживая себя, как мог, дрожащими руками и, стараясь не прислоняться спиной к стене.
— Старик, — прохрипел он, когда мы натянули брюки до талии. Они сразу же пропитались кровью из раны на его ноге, красное пятно выступило на них. Всякий раз, когда Эйнджел совершал какое-то движение, его лицо искажалось от боли, и ему приходилось закусывать губы, чтобы не кричать. — Я слышал выстрелы снаружи, но, когда я поднял голову, он уже взошел по лестнице наверх и исчез из вида. Он оставил духовку открытой. Возможно, мне понадобится то, что лежит внутри.
Он указал пальцем куда-то позади меня. Там, у стены, стояла стальная печка с термометром на крышке. Тонкий обрывок того, что можно было бы считать бумагой, если допустить, что бумага может кровоточить, был помещен внутрь. Я выключил сушку и откинул крышку, затем захлопнул дверцу ногой.
— Ты встретил остальных двоих?
Я кивнул.
— Они его дети, Берд.
— Знаю.
— Что за гребаная семейка! — он почти улыбался. — Ты убил их?
— Надеюсь.
— Что это значит?
— Женщина застрелена. А милейшего мистера Падда я скормил его домашним животным.
Я оставил Эйнджела и вышел к тому месту, откуда лестница вела вверх из небольшой прихожей в задней части комнаты. Слева от первого лестничного марша располагалась комната с кроватью и крестом, свисающим с потолка. Стены здесь были заставлены полками, которые прогнулись под тяжестью книг. Некоторые фолианты уже были сняты с полок при подготовке к побегу, но многие еще оставались на стеллажах. Появление Эйнджела, видимо, вынудило Фолкнера пересмотреть приоритеты. Я сомневаюсь, что прежде ему удавалось экспериментировать на живых объектах, и он с особой радостью прирожденного палача отдался мучительству, забросив на время художественное творчество. У стены стоял длинный стол со скамьей, на нем в металлической подставке были размещены чернила, тушь, ручки, ножи и перья, к которым некоторое время не прикасались. В нише напротив ванной комнаты гудел генератор.
Когда я вернулся обратно в разделочный цех Фолкнера, Эйнджел уже стоял, пошатываясь, у стены, опираясь об нее руками и слегка приподняв раненую ногу. Его спина не переставала кровоточить, и сознание держалось в нем нетвердо.
— Придется потерпеть, Эйнджи.
Он кивнул. Я перебросил его левую руку через плечо, затем осторожно обнял его за талию. Медленно, испытывая мучительную боль, которая искажала черты лица, Эйнджел направился вдоль каменной стены к ступенькам. Он был уже почти наверху, когда потерял равновесие, поскользнувшись, и ударился спиной о стену — на ней остался яркий алый след. От боли Эйнджел потерял сознание, и мне пришлось тащить его всю остальную часть пути. Лестница заканчивалась чем-то наподобие алькова, стальная дверь которого была широко раскрыта. Кусок тонкого пластика валялся возле нее, и ветер шевелил его. Рядом с ним лежали что-то завернутое в рулон и обрывок рулона, испачканный изнутри кровью. Показалась часть лица Воизина: пули Эйнджела попали в него, лишив Падда ценного сообщника, — вот почему еще он был так зол на моего друга.
Эйнджел пришел в себя, когда я уложил его на пол вниз лицом. Я достал пистолет 38-го калибра и буквально вложил оружие ему в руку.
— Ты убил Воизина, перед тем как они схватили тебя?
Его взгляд с трудом сфокусировался на мне.
— Ну, да. Могу я помочиться на его могилке?
— С моими-то связями — без проблем.
— Куда ты направляешься?
— На поиски Фолкнера.
— Найдешь — передай привет, перед тем как убьешь его.
Дождь лил беспрестанно, превращая землю в болото, когда я осторожно ступил на траву. Где-то в пятидесяти футах от меня все еще лежала женщина и со стороны паучьей фермы мистера Падда не раздавалось ни единого звука. Маяк находился у меня за спиной, а передо мной зеленая лужайка спускалась по склону к лодочному сараю. Здесь, в небольшой закрытой бухте, был построен маленький причал для лодок. Дверь в лодочный сарай оказалась открыта, лодка качалась на волнах в конце бетонного пандуса. Это была небольшая моторная лодка «Кейп-Крафт» с мотором, вынесенным за борт. Фигура преподобного застыла на борту: он заливал топливо в мотор. Дождь стекал по голому черепу, по длинным седым волосам, прилипшим к лицу и плечам, черному плащу и черным кожаным ботинкам. Эта тварь, видимо, почувствовала мое приближение, потому что он взглянул вверх, заткнул пробку на канистре и прервал свое занятие.
Фолкнер осклабился:
— Привет, грешник, — и тут же схватился за пистолет, заткнутый за пояс; я выстрелил — канистра выпала у него из рук, когда он, оступившись, качнулся назад. Его простреленная правая рука безвольно повисла вдоль тела. Пистолет упал на дно лодки, но ухмылка не исчезла с его лица, лишь дрогнула от боли. Я выстрелил еще дважды, пробив дырки в борту и канистре.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97
Только войдя внутрь, я заметил Эйнджела. Он был голым. Его руки сковали наручники, закрепленные на металлическом рельсе, располагавшемся над стальной ванной. Он наполовину стоял, с согнутыми коленями, в ванне, стенки которой были коричневыми от засохших слоев крови. Его тело раскачивалось передо мной, а рот был заклеен. Торс Эйнджела покрывала смесь крови с потом, а глаза были полуоткрыты. Они совсем закрылись, когда я подошел ближе, и он издал звук похожий на мычание. Лицо было сплошным кровоподтеком; длинная рана, видимо ножевое ранение, тянулась по правой ноге. Его оставили истекать кровью.
Я уже был готов зайти со спины, чтобы поддержать его перед тем, как освобожу его руки, когда сдавленный звук поднялся до визга. Я отступил назад и слегка повернул его тело. Лоскут кожи, квадрат со стороной в 30 сантиметров, был вырезан из его спины, и обнажившееся красное мясо пульсировало на месте среза. Кровь стекала и засыхала вокруг его ног. Пока я стоял, уставившись на это, нога Эйнджела задергалась, и он всхлипнул. Я нашел ключи от наручников — они висели на крючке, — затем обхватил его за талию и снял, он всей своей массой осел у меня на руках, когда я вытащил его из ванны и опустил на колени на пол. Я как можно аккуратнее снял ленту с его рта, затем взял с полки пластиковую мензурку и налил в нее воды из-под крана. Вода, смывая кровь, по спирали устремилась вниз, в сток. Эйнджел схватил чашку и стал лихорадочно пить воду, разбрызгивая ее себе на шею и грудь.
— Дай мне штаны, — это были его первые слова.
— Кто это сделал, Эйнджи?
— Дай. Мне. Мои. Чертовы. Штаны. Пожалуйста.
Его одежда кучей лежала возле ванны. Я нашел хлопковые брюки, затем помог ему натянуть их — для этого Эйнджел уселся на пол, поддерживая себя, как мог, дрожащими руками и, стараясь не прислоняться спиной к стене.
— Старик, — прохрипел он, когда мы натянули брюки до талии. Они сразу же пропитались кровью из раны на его ноге, красное пятно выступило на них. Всякий раз, когда Эйнджел совершал какое-то движение, его лицо искажалось от боли, и ему приходилось закусывать губы, чтобы не кричать. — Я слышал выстрелы снаружи, но, когда я поднял голову, он уже взошел по лестнице наверх и исчез из вида. Он оставил духовку открытой. Возможно, мне понадобится то, что лежит внутри.
Он указал пальцем куда-то позади меня. Там, у стены, стояла стальная печка с термометром на крышке. Тонкий обрывок того, что можно было бы считать бумагой, если допустить, что бумага может кровоточить, был помещен внутрь. Я выключил сушку и откинул крышку, затем захлопнул дверцу ногой.
— Ты встретил остальных двоих?
Я кивнул.
— Они его дети, Берд.
— Знаю.
— Что за гребаная семейка! — он почти улыбался. — Ты убил их?
— Надеюсь.
— Что это значит?
— Женщина застрелена. А милейшего мистера Падда я скормил его домашним животным.
Я оставил Эйнджела и вышел к тому месту, откуда лестница вела вверх из небольшой прихожей в задней части комнаты. Слева от первого лестничного марша располагалась комната с кроватью и крестом, свисающим с потолка. Стены здесь были заставлены полками, которые прогнулись под тяжестью книг. Некоторые фолианты уже были сняты с полок при подготовке к побегу, но многие еще оставались на стеллажах. Появление Эйнджела, видимо, вынудило Фолкнера пересмотреть приоритеты. Я сомневаюсь, что прежде ему удавалось экспериментировать на живых объектах, и он с особой радостью прирожденного палача отдался мучительству, забросив на время художественное творчество. У стены стоял длинный стол со скамьей, на нем в металлической подставке были размещены чернила, тушь, ручки, ножи и перья, к которым некоторое время не прикасались. В нише напротив ванной комнаты гудел генератор.
Когда я вернулся обратно в разделочный цех Фолкнера, Эйнджел уже стоял, пошатываясь, у стены, опираясь об нее руками и слегка приподняв раненую ногу. Его спина не переставала кровоточить, и сознание держалось в нем нетвердо.
— Придется потерпеть, Эйнджи.
Он кивнул. Я перебросил его левую руку через плечо, затем осторожно обнял его за талию. Медленно, испытывая мучительную боль, которая искажала черты лица, Эйнджел направился вдоль каменной стены к ступенькам. Он был уже почти наверху, когда потерял равновесие, поскользнувшись, и ударился спиной о стену — на ней остался яркий алый след. От боли Эйнджел потерял сознание, и мне пришлось тащить его всю остальную часть пути. Лестница заканчивалась чем-то наподобие алькова, стальная дверь которого была широко раскрыта. Кусок тонкого пластика валялся возле нее, и ветер шевелил его. Рядом с ним лежали что-то завернутое в рулон и обрывок рулона, испачканный изнутри кровью. Показалась часть лица Воизина: пули Эйнджела попали в него, лишив Падда ценного сообщника, — вот почему еще он был так зол на моего друга.
Эйнджел пришел в себя, когда я уложил его на пол вниз лицом. Я достал пистолет 38-го калибра и буквально вложил оружие ему в руку.
— Ты убил Воизина, перед тем как они схватили тебя?
Его взгляд с трудом сфокусировался на мне.
— Ну, да. Могу я помочиться на его могилке?
— С моими-то связями — без проблем.
— Куда ты направляешься?
— На поиски Фолкнера.
— Найдешь — передай привет, перед тем как убьешь его.
Дождь лил беспрестанно, превращая землю в болото, когда я осторожно ступил на траву. Где-то в пятидесяти футах от меня все еще лежала женщина и со стороны паучьей фермы мистера Падда не раздавалось ни единого звука. Маяк находился у меня за спиной, а передо мной зеленая лужайка спускалась по склону к лодочному сараю. Здесь, в небольшой закрытой бухте, был построен маленький причал для лодок. Дверь в лодочный сарай оказалась открыта, лодка качалась на волнах в конце бетонного пандуса. Это была небольшая моторная лодка «Кейп-Крафт» с мотором, вынесенным за борт. Фигура преподобного застыла на борту: он заливал топливо в мотор. Дождь стекал по голому черепу, по длинным седым волосам, прилипшим к лицу и плечам, черному плащу и черным кожаным ботинкам. Эта тварь, видимо, почувствовала мое приближение, потому что он взглянул вверх, заткнул пробку на канистре и прервал свое занятие.
Фолкнер осклабился:
— Привет, грешник, — и тут же схватился за пистолет, заткнутый за пояс; я выстрелил — канистра выпала у него из рук, когда он, оступившись, качнулся назад. Его простреленная правая рука безвольно повисла вдоль тела. Пистолет упал на дно лодки, но ухмылка не исчезла с его лица, лишь дрогнула от боли. Я выстрелил еще дважды, пробив дырки в борту и канистре.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97