Найдельман с шипением вобрал в себя воздух.
– Господи Боже, да о чём вы говорите? Нам пришлось бы снести плотину, заново всё затопить, разобрать Ортанк и Остров-1 – вы не можете говорить серьёзно.
– Смотрите, – сказал Хатч. – Всю дорогу мы считали, что в журнале содержится ключ к сокровищам. А теперь мы знаем, что его нет. На деле, мы знаем, что всё с точностью до наоборот. Мы здесь уже три недели, август почти закончился. С каждым новым днём растёт вероятность, что на нас свалится шторм.
Найдельман махнул рукой.
– Мы же не детский конструктор собирали, и запросто переживём любой шторм. Даже ураган, если он вдруг налетит.
– Я говорю не о ураганах или юго-западниках. О них узнаёшь заблаговременно, и в запасе есть три-четыре дня – достаточно, чтобы убраться с острова. Я говорю о северо-восточнике. Он может налететь на берег неожиданно, о нём узнаёшь меньше чем за сутки. И если он вдруг налетит, нам повезёт, если мы запрыгнем на борт и успеем укрыться в порту.
Найдельман нахмурился.
– Я в курсе, что такое северо-восточник.
– Тогда вы знаете, что это крайне неприятный ветер, который приносит гигантские волны. Они куда опаснее, чем даже волны от ураганов. Не знаю и знать не хочу, как сильно укреплена дамба – её сметёт, как игрушку.
Найдельман со свирепым видом открыл рот; Малин понял, что ни один из аргументов его не пронял.
– Смотрите, – продолжил Хатч, пытаясь говорить как можно рассудительнее. – У нас возникло препятствие, но это же не означает отказ от работ! Аппендикс воспалился, но не лопнул. Я вот что хочу сказать – мы должны потратить время на то, чтобы по-настоящему изучить Колодец, сравнить его с прочими творениями Макаллана, попытаться понять ход его мыслей. А вслепую бросаться в бой слишком опасно.
– Я говорю, что среди нас работает саботажник и что мы не можем позволить себе замедлить работы, а вы говорите мне, что мы слепы? – резко выпалил Найдельман. – Это же в точности тот малодушный подход, на который Макаллан и рассчитывал. Действуй не спеша, не делай ничего рискованного, просирай свои деньги, пока от них ничего не останется. Ну уж нет, Малин! Исследование и всё такое – это, конечно, замечательно, но… – хотя при этих словах капитан понизил голос, в нём прозвучала потрясающая решимость, – но теперь самое время для продвижения вперёд.
Малина никто и никогда не называл малодушным – он даже не сталкивался с этим словом, кроме как в книгах – и оно ему не понравилось. Он почувствовал, как в нём нарастает ярость, но усилием воли подавил её. Если ответить что в голову взбредёт, потеряешь всё, – подумал он. – Может быть, капитан и прав. Может статься, на меня повлияла смерть Вопнера. В конце концов, мы столько всего сделали. И мы настолько близки к цели, так близки. В напряжённой тишине доктор услышал жалобный вой мотора, доносящийся с океана.
– Должно быть, лодка коронера, – произнёс Найдельман. Он уже отвернулся к окну, и Малину больше не было видно его лица. – Думаю, мне стоит оставить это дело в ваших руках.
Капитан шагнул в сторону и направился к двери.
– Капитан Найдельман? – обратился к нему Хатч.
Капитан остановился и обернулся, не отпуская дверную ручку. Хотя Малин не мог хорошенько рассмотреть в темноте его лицо, он всё же почувствовал невероятную силу взгляда капитана, пытливо направленного на него.
– Субмарина, полная фашистского золота, – продолжил Хатч. – Как вы поступили? Я имею в виду – после смерти вашего сына?
– Мы возобновили операцию, конечно же, – твёрдо ответил Найдельман. – Он и сам пожелал бы этого.
И исчез за дверью. Единственным следом его присутствия остался слабый аромат табачного дыма, повисшего в ночном воздухе.
31
Бада Роуэлла едва ли можно было назвать примерным прихожанином. А уж после появления в городе Вуди Клэя – тем более: проповеди пастора всегда велись в жёсткой манере, «огонь-и-сера», что для конгрегационалистской церкви довольно-таки редкое явление. Зачастую тот приправлял проповеди призывами к пастве вести духовную жизнь несколько строже, чем привык это делать сам Бад. Но в Стормхавэне владелец магазина играл важную роль в распространении слухов, и, будучи профессиональным сплетником, Роуэлл терпеть не мог пропускать что-нибудь важное. Говорили, что преподобный Клэй подготовил специальную службу – такую, в которой прозвучит нечто интересное.
Роуэлл вошёл в храм за десять минут до начала проповеди и обнаружил, что помещение битком набито горожанами. Он попытался найти место за колонной, подальше от алтаря, откуда можно незаметно исчезнуть. Так и не преуспев в поисках, грузно опустился на крайнее место в ряду, на деревянную скамью, и суставы застонали от жёсткого сиденья.
Он медленно обвёл глазами собравшихся, кивая многочисленным клиентам «Суперетты», с которыми встречался взглядом. Отметил на первом ряду мэра, Джаспера Фитцджеральда. Тот радушно пожимал руку главе городского совета. Билл Баннс, главный редактор газеты, сидел несколькими рядами дальше, его зелёный козырёк так плотно устроился на голове, словно вырос из неё. И Клэр Клэй расположилась на своём обычном месте по центру второго ряда. Она превратилась в идеальную жену пастора – печальная улыбка, в глазах одиночество. По залу были рассыпаны и те люди, которых он не знал; Бад предположил, что это сотрудники «Талассы». Весьма необычно: никого из них в церкви раньше не замечали. Видимо, недавние события их несколько встряхнули.
Затем взгляд Бада упал на непонятный предмет, возлежащий на небольшом столике рядом с кафедрой. Его покрывает белоснежная простыня. Определённо, это странно. Проповедники в Стормхавэне используют театральный реквизит не чаще, чем громко скандируют что-то, трясут кулаками или стучат по Библии.
Все встали, лишь когда миссис Фэннинг уселась за орган, и зазвучали ноты «Наш Бог – могучая крепость». Когда паства выслушала обычные еженедельные приветствия и помолилась, вперёд выступил Клэй, с его худощавой фигуры свободно свисала чёрная роба. Он занял место за кафедрой и обвёл собравшихся взглядом. На лице застыло серьёзное, решительное выражение.
– Некоторые полагают, – заговорил он, – что работа пастора – успокаивать людей. Делать так, чтобы они чувствовали себя хорошо. Сегодня я здесь не для того, чтобы кто-нибудь почувствовал себя хорошо. Это не моя миссия, не моё призвание – пускать пыль в глаза, рассказывать утешительные банальности или полуправду. Я говорю без обиняков, и то, что собираюсь вам поведать, заставит некоторых почувствовать себя неуютно. Ты поведал своему народу тяжкую истину.
Клэй снова обвёл взглядом аудиторию, после чего склонил голову и прочитал краткую молитву. Мгновение помолчав, повернулся к лежащей Библии и раскрыл её на тексте сегодняшней проповеди.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111