— Кто вы? Откуда? Зачем?..
— Я капитан Сорви-голова. Привез бумаги генералу Жуберу от Кронье. Там дерутся… Поезд, на котором я ехал, будет захвачен англичанами.
Буры заметили наконец, как он бледен, увидели кровь, большим темным пятном проступившую на его куртке.
— Вы ранены?.. Мы понесем вас.
— Ведите меня к генералу Жуберу.
— Он сейчас в Нихолсонснеке, а это совсем рядом. «Рядом» означает у буров по меньшей мере километр. В сопровождении группы всадников Жан Грандье направился к генералу.
— Это ваш почетный конвой, дорогой товарищ, — произнес узнавший его фельд-корнет.
— Сейчас мне больше нужна, пожалуй, простая сиделка note 92 , — ответил Сорви-голова, бледный, как полотно, но сумевший еще найти в себе силы шутить.
Наконец они подъехали к большой палатке, над которой развевался национальный флаг. Через открытые полы ее было видно, что она полна пароду.
— Вот мы и приехали, — сказал фельд-корнет. Сорви-голова, сделав отчаянное усилие, сам слез с коня и твердой поступью, но с искаженным от боли лицом приблизился к генералу. Отдавая правой рукой честь,
Сорви-голова левой протянул ему обагренный кровью конверт и, не успев ничего сказать, даже не вскрикнув, тяжело рухнул навзничь. Очевидно, это последнее усилие окончательно подорвало его силы.
— Отнесите этого храброго мальчика в больницу — взволнованно приказал Жубер. — И пусть о нем заботятся, как обо мне самом.
Жана уложили на носилки, и дружеские руки с бесконечными предосторожностями понесли его в ближайший госпиталь.
Через полчаса Сорви-голова пришел в себя. Едва открыв глаза, он тотчас же узнал очки, добрую улыбку я воркотню своего друга, доктора Тромпа.
— Ну конечно, это я, мой дорогой Сорви-голова! Я — Тромп, по профессии целитель. «Тромп — обманите смерть» note 93 , как вы однажды удачно выразились… Надеюсь провести ее и на сей раз.
— Так, значит, я серьезно ранен? И не скоро смогу снова сражаться? — встревожился Сорви-голова.
— Очень серьезно! Пробита верхушка легкого. Пуля ли-метфорд, не так ли?.. Она попала вам в спину и вышла через грудь. Как вы знаете, эта английская пуля — весьма гуманное существо. Но тем не менее, несмотря на все ее человеколюбие, я просто теряюсь в догадках, как могли вы добраться сюда? Вы молодец, мой мальчик, настоящий герой!.. Герой дня! Сейчас все в лагере только о вас и говорят. Да это и неудивительно.
— Значит, доктор, вы уверены, что я выживу?
— Вполне! Но пока вам надо молчать и отбросить от себя все тревоги. Животное существование, и ничего больше! Старайтесь даже не думать — и, увидите, все пойдет как по маслу.
— Еще одно только слово, доктор! Что с подорванным поездом?
— Поезд взят англичанами, оставшиеся в живых люди захвачены в плен.
— Бедный Фанфан! — вздохнул Сорви-голова. Доктор Тромп, с обычным своим искусством перевязав Жана, дал ему успокоительного, и наш герой заснул крепким сном.
Время бежало. Наступила ночь, потом утро, а Сорви-голова все еще крепко спал. Его разбудил шум: где-то рядом спорили.
— Убирайся вон, черномазый! — кричал на кого-то санитар.
— Не уйду!.. Мне надо с ним повидаться.
— А, не уйдешь? Так на тебе, получай!.. — и санитар замахнулся палкой.
Но тут негр заговорил довольно странным для африканца языком:
— Отстань, чертов дуралей!.. Он сразу узнает меня, если только жив…
И, не обращая внимания на санитара, негр затянул марш Молокососов.
— Фанфан! Да это же Фанфан! — радостно закричал Сорви-голова.
Санитар пытался было помешать Фанфану войти, но тот, услыхав голос друга, с ловкостью заправского Гавроша дал санитару подножку, от которой тот растянулся на полу, а сам вихрем влетел в госпитальную палатку и подскочил к койке Жана Грандье, который ждал его с распростертыми объятиями.
Перед раненым предстал какой-то черный человечек, вращавший белками глаз. От него нестерпимо несло запахом машинного масла и колесной мази.
Сорви-голова так и затрясся от неудержимого смеха. А обрадованный Фанфан воскликнул:
— Ну, если раненый хохочет, значит, наполовину уже здоров. Да, хозяин, это я! Ты жив, я свободен. Мы счастливы! Пойду умыться. Потом обнимемся и поболтаем.
— Нет, Фанфан, нет! Постой! Расскажи только, как тебе удалось выбраться оттуда?
— Ты же сказал мне: «Выкручивайся», вот я и выкрутился… Когда уланы подошли, чтобы подцепить нас, я пробрался к углю и вывалялся в нем с головы до пяток. Потом я навел косметику превосходной черной краской из колесной мази и стал негром, настоящим негром самого чудесного черного цвета. Англичанишки приняли меня за кафра и называли «боем» note 94 . А невеселое, скажу тебе, занятие — быть здесь кафром или боем. Англичане, едва увидев меня, тут же влепили несколько здоровенных пинков сапожищами по задку моей кареты, приговаривая:
«Пошел прочь, мошенник!» Я, разумеется, не заставил их повторять это напутствие и помчался в лагерь. Там меня били за черную кожу. А здесь тоже побили, да еще наврали, что ты умер. Но, как видишь, я решил сам убедиться в этом. Теперь я с тобой. Ты жив… Молчи! Тебе нельзя говорить… Я счастлив! Бегу мыться. Потом вернусь и буду по-братски за тобой ухаживать.
ГЛАВА 7
Выздоровление. — Сорви-голова хочет вернуться на фронт. — Пятнадцать дней спустя. — Битва на Спионскопе. — Луи Бота. — Наступление буров. — Страшная пальба. — Пленники. — Смерть генерала Вуда. — Горе капитана Сорви-голова. — Последняя воля. — Патрик Ленокс. — Возвращение под Кимберли.
Современная «пулька», как, по свойственной ему склонности к деликатному обращению, называл ее доктор Тромп, и на этот раз оказалась гуманной.
Выздоровление Жана Грандье шло с поразительной быстротой.
Этому немало способствовали, кроме неустанного внимания доктора Тромпа и ухода преданного Фанфана, крепкий организм и неугасимая воля к жизни нашего героя.
Не обошлось, конечно, и без асептики.
— Видите ли, дорогой мой, — повторял своему пациенту доктор, — без асептики нет и не может быть настоящей хирургии. Вас здорово поддели… Случись это лет двадцать назад, вы через два-три дня умерли бы от такой раны. А теперь от этого не умирают. Я хотел бы даже заполучить вас с обоими пробитыми легкими, насквозь пробуравленной печенкой и пусть даже с дыркой в желудке.
— О, вы слишком добры ко мне, доктор! — стараясь сохранить серьезность, ответил Сорви-голова. — Благодарю вас и в следующий раз непременно постараюсь устроить так, чтобы меня привезли к вам изрешеченным, как шумовка.
— И увидите тогда, что процесс выздоровления не станет от этого ни более длительным, ни более трудным.
— Итак, доктор, до следующего раза!
Этот разговор происходил спустя восемь дней после ранения Жана.
Фанфан, отмытый добела, покидал своего друга только для того, чтобы побегать по лагерю и собрать для него свежие новости.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75