Что ж, тогда они попали. Я выиграл. И во второй раз тоже. В этом-то и вся беда! Начинаешь ощущать себя всемогущим. Забываешь, что это не твоя прерогатива, а Того, Кто на небесах. Пришлось наладить подпольную экономику - я тратил больше, чем имел.
На улице завели машину. Майлз резко повернул голову в сторону окна. Сжимавшие пистолет пальцы сразу побелели.
- Это всего лишь автомобиль, - успокоил его Пол.
- «Всего лишь автомобиль», - эхом отозвался адвокат. - Но на субботнюю службу все ходят пешком. - Одним глазом он смотрел на Пола, а другой не сводил с окна, пока шум мотора не замер в конце улицы.
- Вы кого-нибудь ждете?
- Да. Кое-кого жду, правда, не знаю когда. Должно быть, скоро.
Майлз закрыл глаза и вытер лоб.
- Мой букмекер не слишком охотно шел навстречу, если не получал денег. Как вы считаете, каковы были мои шансы на то, что он скажет: «Нет проблем, парень», и простит мне долг? Ну-ка прикиньте цифры.
- Я не знаю. - Пол продолжал отвечать, словно они сидели в машине в Нью-Джерси и трепались по пустякам. Словно ему в голову не целились из миниатюрного пистолета русских кагэбэшников. И все ждал, когда ему в голову придет что-нибудь гениальное.
- Не знаете? Ай-ай-ай... Вы же с ним знакомы. Это Моше, российский бизнесмен. Кстати, с колумбийцами он ведет не так уж много дел. Они ему ни к чему. Моше и так неплохо живет, принимая от меня ставки.
Пол вспомнил подслушанный в туалете разговор: про Венцеля, долг и ВНП Словакии. И как рассмеялись за дверью кабинки те двое.
- Кстати, знаете, как русские называют колумбийцев?
Пол мотнул головой.
- Любителями. - Майлз улыбнулся и снова вытер лоб. - Помните, на складе Моше назвал меня любимым еврейским адвокатом?
- Да.
- Это потому, что другие адвокаты-евреи берут у него деньги. А я составляю исключение. Можно сказать, я - его любимая дойная коровка. Беда в том, что у меня не было той суммы, которую я задолжал. Так каковы были мои шансы выкрутиться?
Пол подсчитывал совсем иные шансы: каково расстояние до двери и сколько времени потребуется на то, чтобы преодолеть коридор, если все-таки удастся выскочить из кабинета.
- Но вы же до сих пор в порядке.
- Да, я до сих пор в порядке. Человека посещают то горести, то удачи. Мне требовалось и то и другое. Я воздел руки и ждал манны небесной. И она была мне дана.
- Как это?
- А вот так. Именно это я пытаюсь вам втолковать. - Ствол пистолета продолжал ходить ходуном. И каждый раз, когда он уклонялся от цели, адвокат застенчиво улыбался и пытался снова навести его на Пола.
- Вы не хотите меня убивать, - сказал Пол.
- Не хочу? Очень странно. В самом деле странно. Я снова угодил головой в петлю. Но я боюсь не вас. Вы - всего лишь досадное недоразумение. Но те негодяи с «узи» и керосином... Вот что меня тревожит. Они обыскали мою машину и знают, где меня найти. Чуют кровь. Начинают связывать одно с другим. И они все ближе.
- Что связывать?
- Быть может, по сравнению с русскими они в самом деле любители. Но не настолько. Назовем их следующим по уровню подразделением. Так что я спекся.
Майлз в самом деле выглядел так, будто его поджарили. Лицо его было покрыто испариной, и Пол невольно подумал: а его палец на спусковом крючке - такой же липкий? Не соскользнет?
- Не понимаю, - проговорил он.
- Еще бы.
- Те бандиты на болоте... Вы говорили, что это люди Мануэля Риохаса. Что они имеют против вас?
- Как вы считаете, есть шансы, что малютка Пол когда-нибудь это вычислит? Скажем так: ни одно хорошее дело не остается безнаказанным.
- Хорошее?..
- О'кей, пусть будет плохое.
- Не понимаю...
- «Тот, кто спасает одного ребенка, спасает собственную задницу».
Майлз изъяснялся какими-то обрывками. Пол не успевал за его мыслью и отчаянно пытался соединить и склеить эти путаные реплики воедино.
- Так вы сказали, что Джоанна и Джоэль в порядке? - Адвокат солгал, что звонил Марии. Он мог обмануть и в другом. - В самом деле в порядке?
Майлзу понадобилось несколько мгновений, чтобы сосредоточиться и понять, какой вопрос ему задали.
- Конечно, - ответил он. - При данных обстоятельствах - да. Извините за жену и девочку. Не моя вина, что так вышло. Этого не должно было произойти. Ничем не могу вам помочь. Хотел бы, но не могу.
- Майлз...
- Стоп! - Адвокат помахал пистолетом. - Моя очередь спрашивать. У меня последний вопрос. Честно, последний. И даже не актуарный. Приготовили ручку?
Пол готовился броситься к двери. Или к столу. Надо выбирать одно направление из двух. Терять было нечего.
- Знаете, какой грех считается в ортодоксальном иудаизме самым страшным? Разумеется, если не считать женитьбы на шиксе.
- Нет.
- Конечно, откуда вам.
Пол сумел преодолеть всего лишь полпути до стола, когда пуля вылетела из дула, пробила свод черепа, под которым гнездились память и общественное сознание, вышла из шеи и угодила в «Статутное право нью-йоркской недвижимости». Пол рванулся в сторону Майлза, решив, что в этом будет элемент неожиданности.
Но ничего подобного от Майлза он не ожидал.
Так какой самый страшный грех в ортодоксальном иудаизме?
Явно не убийство.
Нет.
Майлз пообещал жене, что, поговорив с Полом, он подольше и как следует отдохнет.
И сдержал свое слово.
Глава 29
В тот день Джоанне предоставили редкую возможность: покормив Джоэль, укачать ее, а потом сидеть и любоваться ребенком.
Когда она вернулась в свою комнату, Маруха и Беатрис исчезли.
До этого ей приходилось слышать всякие разговоры: что-то носилось в воздухе. Говорили то ли об обмене пленными, то ли о прямом денежном выкупе. Когда в последний раз Маруха видела по телевизору своего мужа, он намекал на ее скорое освобождение.
Джоанна застала Маруху, когда та молилась, перебирая четки. Их вырезал из пробки Томас - партизан с печальными глазами, тайно верующий в Бога. Он подарил их Марухе после того, как она попросила у него Библию.
А тот, кого называли el doctor и который, словно добросовестный консьерж, совершающий обходы, регулярно посещал их комнату, подмигнул Марухе и Беатрис и сказал, что им в скором времени придется совершить небольшое путешествие.
Джоанна испытывала двойственные чувства. С одной стороны, радовалась за Маруху и Беатрис, которые стали ей как сестры. Она чувствовала боль людей, которых надолго разлучили с родными.
Но другая ее часть приходила в отчаяние, ревновала и испытывала все возрастающее чувство одиночества.
И вот Маруха и Беатрис исчезли.
После того как ее обитательницы собрались и уехали, комната опустела. Остались только грустные воспоминания. Комната была недавно прибрана - матрац взбит и перевернут, пол подметен. Убогая одежда, которую за время заключения накопили Маруха и Беатрис - подачки от детей, как Беатрис называла своих тюремщиков (они ведь и в самом деле были детьми), - куда-то исчезла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76
На улице завели машину. Майлз резко повернул голову в сторону окна. Сжимавшие пистолет пальцы сразу побелели.
- Это всего лишь автомобиль, - успокоил его Пол.
- «Всего лишь автомобиль», - эхом отозвался адвокат. - Но на субботнюю службу все ходят пешком. - Одним глазом он смотрел на Пола, а другой не сводил с окна, пока шум мотора не замер в конце улицы.
- Вы кого-нибудь ждете?
- Да. Кое-кого жду, правда, не знаю когда. Должно быть, скоро.
Майлз закрыл глаза и вытер лоб.
- Мой букмекер не слишком охотно шел навстречу, если не получал денег. Как вы считаете, каковы были мои шансы на то, что он скажет: «Нет проблем, парень», и простит мне долг? Ну-ка прикиньте цифры.
- Я не знаю. - Пол продолжал отвечать, словно они сидели в машине в Нью-Джерси и трепались по пустякам. Словно ему в голову не целились из миниатюрного пистолета русских кагэбэшников. И все ждал, когда ему в голову придет что-нибудь гениальное.
- Не знаете? Ай-ай-ай... Вы же с ним знакомы. Это Моше, российский бизнесмен. Кстати, с колумбийцами он ведет не так уж много дел. Они ему ни к чему. Моше и так неплохо живет, принимая от меня ставки.
Пол вспомнил подслушанный в туалете разговор: про Венцеля, долг и ВНП Словакии. И как рассмеялись за дверью кабинки те двое.
- Кстати, знаете, как русские называют колумбийцев?
Пол мотнул головой.
- Любителями. - Майлз улыбнулся и снова вытер лоб. - Помните, на складе Моше назвал меня любимым еврейским адвокатом?
- Да.
- Это потому, что другие адвокаты-евреи берут у него деньги. А я составляю исключение. Можно сказать, я - его любимая дойная коровка. Беда в том, что у меня не было той суммы, которую я задолжал. Так каковы были мои шансы выкрутиться?
Пол подсчитывал совсем иные шансы: каково расстояние до двери и сколько времени потребуется на то, чтобы преодолеть коридор, если все-таки удастся выскочить из кабинета.
- Но вы же до сих пор в порядке.
- Да, я до сих пор в порядке. Человека посещают то горести, то удачи. Мне требовалось и то и другое. Я воздел руки и ждал манны небесной. И она была мне дана.
- Как это?
- А вот так. Именно это я пытаюсь вам втолковать. - Ствол пистолета продолжал ходить ходуном. И каждый раз, когда он уклонялся от цели, адвокат застенчиво улыбался и пытался снова навести его на Пола.
- Вы не хотите меня убивать, - сказал Пол.
- Не хочу? Очень странно. В самом деле странно. Я снова угодил головой в петлю. Но я боюсь не вас. Вы - всего лишь досадное недоразумение. Но те негодяи с «узи» и керосином... Вот что меня тревожит. Они обыскали мою машину и знают, где меня найти. Чуют кровь. Начинают связывать одно с другим. И они все ближе.
- Что связывать?
- Быть может, по сравнению с русскими они в самом деле любители. Но не настолько. Назовем их следующим по уровню подразделением. Так что я спекся.
Майлз в самом деле выглядел так, будто его поджарили. Лицо его было покрыто испариной, и Пол невольно подумал: а его палец на спусковом крючке - такой же липкий? Не соскользнет?
- Не понимаю, - проговорил он.
- Еще бы.
- Те бандиты на болоте... Вы говорили, что это люди Мануэля Риохаса. Что они имеют против вас?
- Как вы считаете, есть шансы, что малютка Пол когда-нибудь это вычислит? Скажем так: ни одно хорошее дело не остается безнаказанным.
- Хорошее?..
- О'кей, пусть будет плохое.
- Не понимаю...
- «Тот, кто спасает одного ребенка, спасает собственную задницу».
Майлз изъяснялся какими-то обрывками. Пол не успевал за его мыслью и отчаянно пытался соединить и склеить эти путаные реплики воедино.
- Так вы сказали, что Джоанна и Джоэль в порядке? - Адвокат солгал, что звонил Марии. Он мог обмануть и в другом. - В самом деле в порядке?
Майлзу понадобилось несколько мгновений, чтобы сосредоточиться и понять, какой вопрос ему задали.
- Конечно, - ответил он. - При данных обстоятельствах - да. Извините за жену и девочку. Не моя вина, что так вышло. Этого не должно было произойти. Ничем не могу вам помочь. Хотел бы, но не могу.
- Майлз...
- Стоп! - Адвокат помахал пистолетом. - Моя очередь спрашивать. У меня последний вопрос. Честно, последний. И даже не актуарный. Приготовили ручку?
Пол готовился броситься к двери. Или к столу. Надо выбирать одно направление из двух. Терять было нечего.
- Знаете, какой грех считается в ортодоксальном иудаизме самым страшным? Разумеется, если не считать женитьбы на шиксе.
- Нет.
- Конечно, откуда вам.
Пол сумел преодолеть всего лишь полпути до стола, когда пуля вылетела из дула, пробила свод черепа, под которым гнездились память и общественное сознание, вышла из шеи и угодила в «Статутное право нью-йоркской недвижимости». Пол рванулся в сторону Майлза, решив, что в этом будет элемент неожиданности.
Но ничего подобного от Майлза он не ожидал.
Так какой самый страшный грех в ортодоксальном иудаизме?
Явно не убийство.
Нет.
Майлз пообещал жене, что, поговорив с Полом, он подольше и как следует отдохнет.
И сдержал свое слово.
Глава 29
В тот день Джоанне предоставили редкую возможность: покормив Джоэль, укачать ее, а потом сидеть и любоваться ребенком.
Когда она вернулась в свою комнату, Маруха и Беатрис исчезли.
До этого ей приходилось слышать всякие разговоры: что-то носилось в воздухе. Говорили то ли об обмене пленными, то ли о прямом денежном выкупе. Когда в последний раз Маруха видела по телевизору своего мужа, он намекал на ее скорое освобождение.
Джоанна застала Маруху, когда та молилась, перебирая четки. Их вырезал из пробки Томас - партизан с печальными глазами, тайно верующий в Бога. Он подарил их Марухе после того, как она попросила у него Библию.
А тот, кого называли el doctor и который, словно добросовестный консьерж, совершающий обходы, регулярно посещал их комнату, подмигнул Марухе и Беатрис и сказал, что им в скором времени придется совершить небольшое путешествие.
Джоанна испытывала двойственные чувства. С одной стороны, радовалась за Маруху и Беатрис, которые стали ей как сестры. Она чувствовала боль людей, которых надолго разлучили с родными.
Но другая ее часть приходила в отчаяние, ревновала и испытывала все возрастающее чувство одиночества.
И вот Маруха и Беатрис исчезли.
После того как ее обитательницы собрались и уехали, комната опустела. Остались только грустные воспоминания. Комната была недавно прибрана - матрац взбит и перевернут, пол подметен. Убогая одежда, которую за время заключения накопили Маруха и Беатрис - подачки от детей, как Беатрис называла своих тюремщиков (они ведь и в самом деле были детьми), - куда-то исчезла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76