Аккуратно перемешивая все это до состояния золотистой обжарки, Константин думал, что соседи сверху не такие уж плохие люди. Просто их состояние счастья резко контрастировало с общепринятым. Для этих людей было действительно важно, чтобы имелись деньжата на бутылку и на нехитрую закусь. Все остальное виделось им малозначительным. Детей «синяки» не имели, что, вероятно, было не так уж и плохо. Финансирование находили, честно подрабатывая от случая к случаю. Скандалы… Так у кого их не бывает? А то, что своими воплями соседи частенько будили весь дом, так претензии надо было выставлять строителям, добросовестно запалившим всю звукоизоляцию. Зато алкаши честно делились своим счастьем, выражавшимся в «Хазбулат удалооой…», со всеми. И смущенно извинялись после каждого «орева».
Костя разбил в сковородку три яйца. По квартире начал расползаться вкусный аромат готовящейся яичницы.
— Что ж ты брооосил коняяя… — подпевал Орлов, вытаскивая из холодильника баночку с маринованными огурчиками.
К тому времени, как поджарилась яичница, новости уже закачались в «Palm».
Глава 8
Из сообщений прессы:
«Группа правозащитников требует от правительства сурового наказания для тех, кто развязал травлю бизнесмена Липинского».
«Очередной виток вооруженного конфликта в Чечне. Бандформирования покупают оружие у федеральных войск».
«Возможно ли развитие крупного бизнеса в России? До какого предела будет проходить усиление вертикали власти?»
«Результаты приватизации: пересмотр или — ?»
На потолке было написано: «За систематические нарушения внутреннего распорядка, пренебрежение служебными функциями и действия, несовместимые с должностью…»
Какая сволочь написала эти слова на потолке, Иванов сказать не мог. Он лежал около стола на кухне. Шевелиться не хотелось. Да и возжелай Сергей подняться на ноги, вряд ли это у него вышло бы. От выпитого страшно кружилась голова, пол, стены и потолок вертелись, перемешивались в цветную карусель. Пустые бутылки перекатывались от одного угла к другому. Только мерзкая надпись не желала убираться с белоснежного потолка.
— Суки… — промычал Сергей. — Суууки…
Желудок судорожно дергался, сокращался, желая освободиться от заполнившей его отравы. Но желаемая рвота не приходила. У организма не хватало сил, чтобы очиститься от паленой водки, купленной с рук, буквально на пороге дома, за двадцатку. Покупая бутылки, Иванов знал, что делает глупость, но сегодня хотелось, до тряски в руках хотелось сглупить, надраться до зеленых чертей. Какое-то самоубийственное чувство овладело Сергеем. Он боролся с ним всю дорогу до дома, но у самых дверей откуда-то из темноты вынырнул этот гад, с бутылками, и Иванов не выдержал.
Он выпил эти две склянки почти без закуски, зажевывая духовитую, огненную жидкость куском полукопченой колбасы, обнаруженным в холодильнике. Давясь, кашляя и вытирая слезы, выступающие после каждого глотка. Сразу же после первого стакана захотелось пойти и убить Левина. Всю его семью. Вместе с собаками, кошками и хомяками. И даже квартиру сжечь, на хер, с тараканами. Но родной табельный ПМ был сдан и лежал в сейфе на бывшей теперь уже работе. Откуда его поперли с унизительной характеристикой, пряча глаза и что-то невразумительно бурча под нос:
— Сверху вот прислали… и ты… Ну, понимаешь… Нехорошо, в общем. Были сигналы… И неоднократные. Да. Такое дело, что нельзя так. Смотри, в общем, бумаги на тебя… Удостоверение и оружие сдать надо бы…
Вспомнился молодой, но глупый Алексей Лагутин, подскочивший к выходящему из здания Сергею.
— Серега, так что они? А?
— Ничего. Все, кончился мент. Одним засранцем меньше.
— Это те? Да? Те, что в «мерсе»? Из Кремля?
— А какая, к хренам, разница? Мерс-шмерс, Кремль-Хремль! Вот надо, блин, меня увольнять по личному указу президента?! Это бабла отвалили, кому следует, товарищи адвокаты! — Иванов плюнул и двинул по улице, толкаясь и уже не оборачиваясь на своего бывшего коллегу. — Добились своего, гады…
Теперь на потолке кто-то гадливый написал эту мерзоту, как на заборе. И никакие попытки убрать надпись к чертовой бабушке не помогали. Сергей закрывал глаза, открывал и снова читал одни и те же слова. Он пытался размазать буквы, но руки не слушались, кухня плыла.
«Я ведь подыхаю, — неожиданно ясно подумал Иванов. — Надо двигать отсюда».
Он перевернулся на бок. Помещение качнулось. Что-то загремело, но звуки доносились через нарастающий гул в ушах с трудом, глухо, будто через плотные слои ваты. Сергей застонал, чувствуя, как желудок подкатывает к горлу, перекатился на живот и пополз к двери. Точнее, это ему казалось, что он ползет, на самом деле Иванов едва-едва двигался, подтягиваясь ослабевшими руками. Зрение сузилось. Теперь коридор казался длинным, сделанным из темноты, и только слабенькая полоска света где-то впереди, у входной двери.
Сергей тянулся к этой полоске, цепляясь за порог, за плинтусы. По сантиметру. По чуть-чуть. Лишь бы доползти.
Когда бывший мент вывалился на лестницу, силы оставили его. Стены темноты сдавили голову. И только огненная надпись: «За действия, несовместимые с должностью…» плавала перед глазами.
Иванова спасла припозднившаяся соседка, возвращавшаяся с собакой после вечерней прогулки.
— Батюшки! — Вид соседа, лежащего лицом вниз на лестнице, сразу же вызвал в памяти старушки кадры из криминальной хроники. Заказное убийство, не иначе. — Батюшки!
Старушка кинулась отгонять любопытную собаку от предполагаемого трупа, но, уловив знакомый запах, остановилась.
— Никак сивухой отравился, родимый… Вот ведь…
И еще Сергея спас добросовестный санитар, приехавший на «скорой».
Бомж какой? — поинтересовался санитар у соседки, морщась от неумолчно тявкающей собачонки.
— Что ты, батюшка, сосед это мой! Хороший человек! Милиционер! Не пьет, не курит…
— Вижу, — вздохнул санитар. — Только какой же милиционер хороший человек? Так разве бывает?.. Взяли, ребята!
«Ребята» дружно подхватили бесчувственного Иванова, кинули па носилки и вытащили из подъезда. Старушка закрыла дверь и направилась звонить подруге, чтобы поделиться острыми переживаниями о такой напряженной жизни.
Сергея откачали доктора, злые, как и сам Иванов, на эту жизнь, на безденежье и паленую водку.
— Ну что, брат? — спросил санитар, когда Сергей наконец открыл глаза. — Не похож ты на нашего клиента. Чего, денег не было на нормальную? Ты, между прочим, чудом со мной разговариваешь. То ли организм у тебя сильный, то ли счастлив твой Бог.
— Сколько я тут?
— Ну, все выходные провалялся. А чего, торопишься куда-нибудь? На работу? Может, позвонить куда?
— Не… Просто. С работы меня поперли.
— Ты вроде в милиции работал?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96
Костя разбил в сковородку три яйца. По квартире начал расползаться вкусный аромат готовящейся яичницы.
— Что ж ты брооосил коняяя… — подпевал Орлов, вытаскивая из холодильника баночку с маринованными огурчиками.
К тому времени, как поджарилась яичница, новости уже закачались в «Palm».
Глава 8
Из сообщений прессы:
«Группа правозащитников требует от правительства сурового наказания для тех, кто развязал травлю бизнесмена Липинского».
«Очередной виток вооруженного конфликта в Чечне. Бандформирования покупают оружие у федеральных войск».
«Возможно ли развитие крупного бизнеса в России? До какого предела будет проходить усиление вертикали власти?»
«Результаты приватизации: пересмотр или — ?»
На потолке было написано: «За систематические нарушения внутреннего распорядка, пренебрежение служебными функциями и действия, несовместимые с должностью…»
Какая сволочь написала эти слова на потолке, Иванов сказать не мог. Он лежал около стола на кухне. Шевелиться не хотелось. Да и возжелай Сергей подняться на ноги, вряд ли это у него вышло бы. От выпитого страшно кружилась голова, пол, стены и потолок вертелись, перемешивались в цветную карусель. Пустые бутылки перекатывались от одного угла к другому. Только мерзкая надпись не желала убираться с белоснежного потолка.
— Суки… — промычал Сергей. — Суууки…
Желудок судорожно дергался, сокращался, желая освободиться от заполнившей его отравы. Но желаемая рвота не приходила. У организма не хватало сил, чтобы очиститься от паленой водки, купленной с рук, буквально на пороге дома, за двадцатку. Покупая бутылки, Иванов знал, что делает глупость, но сегодня хотелось, до тряски в руках хотелось сглупить, надраться до зеленых чертей. Какое-то самоубийственное чувство овладело Сергеем. Он боролся с ним всю дорогу до дома, но у самых дверей откуда-то из темноты вынырнул этот гад, с бутылками, и Иванов не выдержал.
Он выпил эти две склянки почти без закуски, зажевывая духовитую, огненную жидкость куском полукопченой колбасы, обнаруженным в холодильнике. Давясь, кашляя и вытирая слезы, выступающие после каждого глотка. Сразу же после первого стакана захотелось пойти и убить Левина. Всю его семью. Вместе с собаками, кошками и хомяками. И даже квартиру сжечь, на хер, с тараканами. Но родной табельный ПМ был сдан и лежал в сейфе на бывшей теперь уже работе. Откуда его поперли с унизительной характеристикой, пряча глаза и что-то невразумительно бурча под нос:
— Сверху вот прислали… и ты… Ну, понимаешь… Нехорошо, в общем. Были сигналы… И неоднократные. Да. Такое дело, что нельзя так. Смотри, в общем, бумаги на тебя… Удостоверение и оружие сдать надо бы…
Вспомнился молодой, но глупый Алексей Лагутин, подскочивший к выходящему из здания Сергею.
— Серега, так что они? А?
— Ничего. Все, кончился мент. Одним засранцем меньше.
— Это те? Да? Те, что в «мерсе»? Из Кремля?
— А какая, к хренам, разница? Мерс-шмерс, Кремль-Хремль! Вот надо, блин, меня увольнять по личному указу президента?! Это бабла отвалили, кому следует, товарищи адвокаты! — Иванов плюнул и двинул по улице, толкаясь и уже не оборачиваясь на своего бывшего коллегу. — Добились своего, гады…
Теперь на потолке кто-то гадливый написал эту мерзоту, как на заборе. И никакие попытки убрать надпись к чертовой бабушке не помогали. Сергей закрывал глаза, открывал и снова читал одни и те же слова. Он пытался размазать буквы, но руки не слушались, кухня плыла.
«Я ведь подыхаю, — неожиданно ясно подумал Иванов. — Надо двигать отсюда».
Он перевернулся на бок. Помещение качнулось. Что-то загремело, но звуки доносились через нарастающий гул в ушах с трудом, глухо, будто через плотные слои ваты. Сергей застонал, чувствуя, как желудок подкатывает к горлу, перекатился на живот и пополз к двери. Точнее, это ему казалось, что он ползет, на самом деле Иванов едва-едва двигался, подтягиваясь ослабевшими руками. Зрение сузилось. Теперь коридор казался длинным, сделанным из темноты, и только слабенькая полоска света где-то впереди, у входной двери.
Сергей тянулся к этой полоске, цепляясь за порог, за плинтусы. По сантиметру. По чуть-чуть. Лишь бы доползти.
Когда бывший мент вывалился на лестницу, силы оставили его. Стены темноты сдавили голову. И только огненная надпись: «За действия, несовместимые с должностью…» плавала перед глазами.
Иванова спасла припозднившаяся соседка, возвращавшаяся с собакой после вечерней прогулки.
— Батюшки! — Вид соседа, лежащего лицом вниз на лестнице, сразу же вызвал в памяти старушки кадры из криминальной хроники. Заказное убийство, не иначе. — Батюшки!
Старушка кинулась отгонять любопытную собаку от предполагаемого трупа, но, уловив знакомый запах, остановилась.
— Никак сивухой отравился, родимый… Вот ведь…
И еще Сергея спас добросовестный санитар, приехавший на «скорой».
Бомж какой? — поинтересовался санитар у соседки, морщась от неумолчно тявкающей собачонки.
— Что ты, батюшка, сосед это мой! Хороший человек! Милиционер! Не пьет, не курит…
— Вижу, — вздохнул санитар. — Только какой же милиционер хороший человек? Так разве бывает?.. Взяли, ребята!
«Ребята» дружно подхватили бесчувственного Иванова, кинули па носилки и вытащили из подъезда. Старушка закрыла дверь и направилась звонить подруге, чтобы поделиться острыми переживаниями о такой напряженной жизни.
Сергея откачали доктора, злые, как и сам Иванов, на эту жизнь, на безденежье и паленую водку.
— Ну что, брат? — спросил санитар, когда Сергей наконец открыл глаза. — Не похож ты на нашего клиента. Чего, денег не было на нормальную? Ты, между прочим, чудом со мной разговариваешь. То ли организм у тебя сильный, то ли счастлив твой Бог.
— Сколько я тут?
— Ну, все выходные провалялся. А чего, торопишься куда-нибудь? На работу? Может, позвонить куда?
— Не… Просто. С работы меня поперли.
— Ты вроде в милиции работал?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96