ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 


«Поступают противоречивые сообщения из города. По уверениям пресс-службы СПП и РКП, контроль над городом находится полностью в руках Нового Правительства. Однако есть свидетельства того, что это далеко не так. Продолжаются столкновения у Главного Управления ОЗГИ. Кремль и прилегающие территории все так же плотно находятся под контролем сил Президента. В Западном округе продолжаются бесчинства. Более того, выходы из здания Останкинской телебашни закрыты. Боевики Нового Правительства не допускают никого ниже второго этажа. Из окон видно, что на прилегающей площади что-то происходит. Ходят упорные слухи о группе „Альфа“, установить контакт с которой Новому Правительству так и не удалось».
На площади перед зданием Управления было пусто. Обманчивая эта пустота настораживала, держала в напряжении. Хотелось действия, какой-то разрядки. Иногда мерещилось, что и воздух напрягся, погустел. Люди, как рыбы, ловили его ртом и не могли надышаться. Все замерло. Так бывает перед неторопливо приближающейся грозой. Дома, улица, фонарные столбы — все вокруг казалось впаянным в прозрачный, неразрушимый янтарь. Сердце бухало где-то у самого горла, накачивая кровь адреналином. Город будто бы нависал над зданием, над каждым человеком внутри него. Давил.
Где-то на улицах, ведущих к площади, тяжело ворочалась техника. В неожиданно обрушившейся на Москву тишине было хорошо слышно, как порыкивают двигатели. Что-то рушится, скрежещет, рвется с визгом и скрипом.
— Может, танки? — осторожно спросил Артем.
Платон покачал головой. Оба стояли около узкой амбразуры окна, с которого по случаю беспорядков сняли стекла.
— Если бы танки, то они были бы уже тут. Что бы там ни было, а ковыряется оно с самого утра. Танки придут сюда быстро.
— А что тогда?
— Трактора, — пожал плечами Звонарев. — Бульдозеры, может быть.
— Зачем?
— Аналитик, — усмехнулся Платон. — Это я у тебя должен спросить. Баррикады, по всей видимости, делают.
— А почему так далеко?
— Нас боятся. Они мусора всякого нагребут и сюда двинут ковшами. Потихоньку, полегоньку, а пододвинутся близко, можешь быть уверен. Тогда и начнется самое интересное.
Рев двигателей доносился все ближе.
К амбразуре подошел Иванов:
— Ну, как у вас? Я сменился. Сейчас посплю немного, если успею, конечно.
— У нас ворочаются. Готовятся хорошо, плотно, но слишком долго. Какие-нибудь новости есть?
— Наши две группы вернулись. От третьей вестей никаких нет. Те, что вернулись, до техники дойти не смогли. Охранение очень плотное. — Сергей показал на правый выход на площадь. — Вот там ближе всего.
— Баррикады? — спросил Артем.
— Они самые. Три бульдозера, все очень организованно. Люди с оружием, форма.
— Откуда денег столько? — покачал головой Платон.
— Да, деньги, вероятно, есть. Подкуп милиции стоит немало. Плюс внеплановые расходы… Кто-то хорошо вложился.
Платон поднял бинокль, присмотрелся к чему-то на той стороне. Раздраженно дернул плечами:
— Не пойму я…
— Чего?
— То ли мерещится, то ли вправду. На той стороне площади, вот тот серый дом… Видите?
— Ну…
— Чердак.
— Вижу чердак, — ответил Артем вглядываясь.
— Ты не высовывайся так… — проворчал Звонарев. — Окошко было вроде бы приоткрыто?
— Не помню. Сейчас настежь открыто.
— То-то и оно. — Платон поднял палец вверх.
— Думаешь, снайпер? — Артем отодвинулся от окошка.
Звонарев развел руками. Мол, все может статься.
— Или наблюдение. — Сергей тоже выглянул из окна, но быстро отодвинулся. — Хотя, опять же, могут быть наши. Третья группа занималась как раз окрестностями.
— А связи с ними нет?
— Нет. Всю Москву накрыло плотно, как колпаком. Радиомолчание. Тоже странно.
Звонарев отошел от амбразуры, тяжело помассировал глаза. Было видно, что он вымотался. В Управлении все находились под постоянным давлением. Все издергались. Устали.
— Иногда я не понимаю, — сказал Платон, не открывая глаз.
— Чего? — оживился Артем. Он сильно нервничал, и ему очень хотелось поговорить.
— Почти что всего. То есть не совсем всего, а в той части, что касается нашей ситуации. Вот мы работаем, чтобы общество стало чище, всякую грязь вычищаем, уродов разных давим. Чтобы людям было легче. Полезное, в общем-то, дело. Опять же, денег с простого человека не требуем. Взятки не трясем. А сейчас мне кажется, что против нас вся Москва стоит. Каждый норовит камнем кинуть.
— Это субъективно, старик, — улыбнулся Сергей. — Так всегда бывает, когда смотришь через амбразуру.
— Пусть. — Платон махнул рукой. — Пусть так. Я не претендую. К тому же устал. Очень может быть, что мне кажется. И простой народ, наоборот, для нас помощник. Но почему мы в этой катавасии за козлов отпущения?
— Тебя чувство справедливости душит? — еще шире улыбнулся Иванов.
Звонарев пожал плечами и не ответил.
— Впрочем, это понятно, — сказал после долгой паузы Сергей. — Когда ты мента берешь на том, что он пайку кокаина подозреваемому подсовывает, не потому что «вор должен сидеть в тюрьме», а потому что у него раскрываемость на участке плохая, хочется человеческую благодарность ощущать.
— Да хрен с ней, с благодарностью. Меня другое волнует. Сейчас эти, — Платон махнул рукой за окно, — подкатят сюда баррикады. И станут нас дерьмом забрасывать. Они идут Президента свергать, а мы у них на пути стоим, как кость в горле. Но ведь… Но ведь завтра мы им снова понадобимся. И что?
— Ну, во-первых, может быть, и не понадобимся. Ты пойми, общество, как любая сложная структура, стремится к собственному уничтожению.
— Энтропия, — подсказал Артем.
— Она самая. — Сергей кивнул. — И только человек, один во Вселенной, обладает волей и силой, чтобы остановить его. Чтобы сказать: нет, мы туда не пойдем. Но общество не хочет останавливаться. Ему гораздо удобней падать, распадаться, мельчать… В небытие. И на человека наваливается вся его масса. Масса безволия на одну его волю, масса бессилия на одну его силу. Страшный вес. Под ним можно сломаться, согнуться. Но ему нельзя подчиняться.
— Но ведь общество состоит из людей. — Платон устало поднял брови. — У которых тоже есть воля…
— Очень немногие обладают волей и силой. Они просто составляют массу. Им очень хочется падать. Потому что это гораздо легче, чем подниматься. Кто-то нашептывает им: не поднимайтесь, падайте, погружайтесь глубже, не напрягайтесь, засыпайте. Очень легко услышать этот голос. Очень легко. Когда я лежал на своей кухне, пьяный и подыхающий от левой сивухи, я тоже слышал его. Мягкий, вкрадчивый… Страшный голос. Если те, кто сейчас командует бульдозерами, слушают его, то они наши естественные противники. Мы будем стоять против них. Не потому, что нынешний президент нам хорош или плох. А потому, что это не по Закону.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96