"...авантюристы, прибывшие из центров, где господствует коррупция, будто бы для проведения непонятных и ненужных работ, хотят развратить чистую душу жителей Ильеуса..." Инженер стал символом распутства и безнравственности. Скорей всего потому, что, трясясь от страха, сбежал из номера гостиницы и тайком пробрался на пароход, даже не попрощавшись с друзьями.
Если бы Ромуло попытался защищаться, бороться, то наверняка нашел бы у некоторых поддержку. Вспыхнувшая к нему антипатия не коснулась, однако, Малвины. Конечно, подробно обсуждался их флирт, поцелуи в кино и у ворот, находились такие, что заключали пари, подвергая сомнению ее девственность. Но, очевидно, потому, что стало известно, как девушка, не дрогнув, встретила рассвирепевшего отца, как она дала ему отпор и не склонила головы, когда он исхлестал ее -плетью, город симпатизировал ей. Когда две недели спустя Мелк повез Малвину в Баию, чтобы запереть ее в монастырской школе, в порту собралось много провожающих, пришли даже некоторые подруги по школе. Жоан Фулженсио преподнес ей коробку конфет, пожал руку и сказал:
– Крепитесь!
Малвина улыбнулась, и сразу потеплел ее холодный и надменный взгляд, нарушилась неподвижность статуи. Никогда прежде она не была так красива. Жозуэ не пришел в порт, но признался Насибу у стойки бара:
– Я ее простил. - Жозуэ был возбужден и разговорчив, хотя щеки его еще больше ввалились, под глазами появились огромные черные круги.
Присутствовавший при этом разговоре Ньо Гало поглядывал на окно, в котором улыбалась Глория.
– Вы, Жозуэ, что-то скрываете. Вас совсем не видно в кабаре. Я знаю всех женщин в Ильеусе и знаю, кто и с кем крутит роман. Мне известно и то, что ни одна не связана с вами. Откуда же у вашей милости такие синяки под глазами?
– Много работаю...
– Ну да, изучаете анатомию... От такой работы и я не откажусь... - Его наглые глаза перебегали с Жозуэ на окно Глории.
У Насиба тоже зародилось подозрение. Жозуэ сейчас что-то слишком равнодушен к Габриэле, даже шутить перестал с ней. Тут что-то не то...
– Этот инженер изрядно навредил Мундиньо Фалкану...
– Ничего подобного. Все равно Мундиньо победит.
Я готов держать пари.
– А я совсем в этом не уверен. Впрочем, даже если он и одержит верх, правительство признает выборы недействительными, вот посмотрите...
Переход полковника Алтино на сторону Мундиньо, его разрыв с Бастосами послужили примером для многих других. В течение нескольких дней за ним последовали полковник Отавиано из Пиранжи, полковник Педро Феррейра из Мутунса, полковник Абдиае де Соуза из Агуа-Преты. Было похоже, что авторитет Бастосов если и не будет подорван окончательно, то, во всяком случае, серьезно пошатнется.
Однако день рождения полковника Рамиро, отпразднованный через несколько недель после инцидента с Ромуло, показал, что эти предположения беспочвенны. Еще никогда день рождения полковника не праздновался с таким шумом. Утром город разбудил треск шутих, потом раздались приветственные крики, а против дома Бастосов и префектуры был зажжен фейерверк. Мессу служил сам епископ; в битком набитой церкви собралось братство святого Георгия в полном составе; проповедь отца Сесилио, произнесенная проникновенным мягким голосом, отметила достоинства полковника. На праздник прибыли фазендейро со всего района, приехал даже Аристотелес Пирес, префект Итабуны. Это была подлинная демонстрация силы. Празднество длилось целый день. Рамиро Бастос одного за другим принимал визитеров, встречая гостей в комнате, где стояли стулья с высокими спинками. Полковник Амансио Леал велел за свой счет угощать народ пивом, предвещая победу на выборах, которая будет одержана любой ценой. Даже некоторые оппозиционеры пришли поздравить Рамиро Бастоса, в том числе и доктор. Полковник принял их стоя, желая продемонстрировать не только свою власть, но и свое железное здоровье. В действительности же за последнее время оно серьезно пошатнулось. Раньше Рамиро Бастос производил впечатление пожилого, но сильного и крепкого мужчины, теперь он превратился в старика, руки которого все время дрожали.
Мундиньо Фалкан не присутствовал на мессе и не пришел поздравить полковника. Однако он послал Жерузе большой букет цветов с визитной карточкой, на которой написал: "Прошу Вас, мой юный друг, передать от меня Вашему достойному дедушке пожелания счастья. Находясь в лагере его противников, я, тем не менее, остаюсь его поклонником". Записка Мундиньо произвела невообразимый эффект. Все девушки Ильеуса пребывали в крайнем возбуждении. Жест Мундиньо казался им восхитительным, ничего подобного никогда не случалось в этом крае, где расхождение в политических взглядах означало смертельную вражду.
К тому же какое великодушие, какая изысканность!
Даже полковник Рамиро Бастос, прочтя записку и взглянув на цветы, заметил:
– И хитер же этот сеньор Мундиньо! Не могу же я не принять поздравление, которое он мне посылает через внучку...
Некоторое время он даже думал о возможности соглашения. И Тонико, когда держал в руках визитную карточку Мундиньо, почувствовал, что в его душе зарождаются надежды. Но все осталось по-прежнему, и распри между Бастосами и Фалканом стали еще острее, Жеруза надеялась, что Мундиньо придет в парадный зал префектуры на бал, которым завершалось празднество. Она не решилась лично пригласить его, но дала понять доктору, что присутствие Мундиньо будет встречено благожелательно.
Экспортер не явился. Приехала еще одна женщина из Баии, и он устроил пирушку по этому поводу.
Все эти новости обсуждались в баре, и во всех разговорах принимал участие Насиб. Ему было поручено во время бала в префектуре снабжать буфет сладостями и закусками; Жеруза сама объяснила Габриэле, что надо приготовить, и, вернувшись от нее, сказала Насибу:
– Сеньор Насиб, ваша кухарка - прелесть, она такая симпатичная... - за это араб готов был ее боготворить.
Вина и другие напитки были заказаны Плинио Apace - старый Рамиро никого не хотел обидеть.
Насиб обсуждал волновавшие город проблемы, участвовал в разговорах, но оставался ко всему равнодушным. Ни одно событие, политическое или социальное, ни даже автобус, перевернувшийся на шоссе, причем пострадали четыре человека, один из которых умер, - ничто не могло отвлечь Насиба от мучивших его вопросов. Против воли Насиба мысль, поданная однажды Тонико, все больше овладевала им. Да, надо жениться на Габриэле, иного выхода он не видел. Он ее любил, это бесспорно. Любил безгранично, не мог без нее жить, как не мог жить без воды, без пищи, без сна.
И в баре тоже не обойтись без нее. Если Габриэла уйдет, все погибнет: бар станет давать меньшую прибыль, и он, Насиб, уже не сможет откладывать деньги в банк, а значит, придется отказаться от плантации, приобретение которой становится теперь таким реальным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138
Если бы Ромуло попытался защищаться, бороться, то наверняка нашел бы у некоторых поддержку. Вспыхнувшая к нему антипатия не коснулась, однако, Малвины. Конечно, подробно обсуждался их флирт, поцелуи в кино и у ворот, находились такие, что заключали пари, подвергая сомнению ее девственность. Но, очевидно, потому, что стало известно, как девушка, не дрогнув, встретила рассвирепевшего отца, как она дала ему отпор и не склонила головы, когда он исхлестал ее -плетью, город симпатизировал ей. Когда две недели спустя Мелк повез Малвину в Баию, чтобы запереть ее в монастырской школе, в порту собралось много провожающих, пришли даже некоторые подруги по школе. Жоан Фулженсио преподнес ей коробку конфет, пожал руку и сказал:
– Крепитесь!
Малвина улыбнулась, и сразу потеплел ее холодный и надменный взгляд, нарушилась неподвижность статуи. Никогда прежде она не была так красива. Жозуэ не пришел в порт, но признался Насибу у стойки бара:
– Я ее простил. - Жозуэ был возбужден и разговорчив, хотя щеки его еще больше ввалились, под глазами появились огромные черные круги.
Присутствовавший при этом разговоре Ньо Гало поглядывал на окно, в котором улыбалась Глория.
– Вы, Жозуэ, что-то скрываете. Вас совсем не видно в кабаре. Я знаю всех женщин в Ильеусе и знаю, кто и с кем крутит роман. Мне известно и то, что ни одна не связана с вами. Откуда же у вашей милости такие синяки под глазами?
– Много работаю...
– Ну да, изучаете анатомию... От такой работы и я не откажусь... - Его наглые глаза перебегали с Жозуэ на окно Глории.
У Насиба тоже зародилось подозрение. Жозуэ сейчас что-то слишком равнодушен к Габриэле, даже шутить перестал с ней. Тут что-то не то...
– Этот инженер изрядно навредил Мундиньо Фалкану...
– Ничего подобного. Все равно Мундиньо победит.
Я готов держать пари.
– А я совсем в этом не уверен. Впрочем, даже если он и одержит верх, правительство признает выборы недействительными, вот посмотрите...
Переход полковника Алтино на сторону Мундиньо, его разрыв с Бастосами послужили примером для многих других. В течение нескольких дней за ним последовали полковник Отавиано из Пиранжи, полковник Педро Феррейра из Мутунса, полковник Абдиае де Соуза из Агуа-Преты. Было похоже, что авторитет Бастосов если и не будет подорван окончательно, то, во всяком случае, серьезно пошатнется.
Однако день рождения полковника Рамиро, отпразднованный через несколько недель после инцидента с Ромуло, показал, что эти предположения беспочвенны. Еще никогда день рождения полковника не праздновался с таким шумом. Утром город разбудил треск шутих, потом раздались приветственные крики, а против дома Бастосов и префектуры был зажжен фейерверк. Мессу служил сам епископ; в битком набитой церкви собралось братство святого Георгия в полном составе; проповедь отца Сесилио, произнесенная проникновенным мягким голосом, отметила достоинства полковника. На праздник прибыли фазендейро со всего района, приехал даже Аристотелес Пирес, префект Итабуны. Это была подлинная демонстрация силы. Празднество длилось целый день. Рамиро Бастос одного за другим принимал визитеров, встречая гостей в комнате, где стояли стулья с высокими спинками. Полковник Амансио Леал велел за свой счет угощать народ пивом, предвещая победу на выборах, которая будет одержана любой ценой. Даже некоторые оппозиционеры пришли поздравить Рамиро Бастоса, в том числе и доктор. Полковник принял их стоя, желая продемонстрировать не только свою власть, но и свое железное здоровье. В действительности же за последнее время оно серьезно пошатнулось. Раньше Рамиро Бастос производил впечатление пожилого, но сильного и крепкого мужчины, теперь он превратился в старика, руки которого все время дрожали.
Мундиньо Фалкан не присутствовал на мессе и не пришел поздравить полковника. Однако он послал Жерузе большой букет цветов с визитной карточкой, на которой написал: "Прошу Вас, мой юный друг, передать от меня Вашему достойному дедушке пожелания счастья. Находясь в лагере его противников, я, тем не менее, остаюсь его поклонником". Записка Мундиньо произвела невообразимый эффект. Все девушки Ильеуса пребывали в крайнем возбуждении. Жест Мундиньо казался им восхитительным, ничего подобного никогда не случалось в этом крае, где расхождение в политических взглядах означало смертельную вражду.
К тому же какое великодушие, какая изысканность!
Даже полковник Рамиро Бастос, прочтя записку и взглянув на цветы, заметил:
– И хитер же этот сеньор Мундиньо! Не могу же я не принять поздравление, которое он мне посылает через внучку...
Некоторое время он даже думал о возможности соглашения. И Тонико, когда держал в руках визитную карточку Мундиньо, почувствовал, что в его душе зарождаются надежды. Но все осталось по-прежнему, и распри между Бастосами и Фалканом стали еще острее, Жеруза надеялась, что Мундиньо придет в парадный зал префектуры на бал, которым завершалось празднество. Она не решилась лично пригласить его, но дала понять доктору, что присутствие Мундиньо будет встречено благожелательно.
Экспортер не явился. Приехала еще одна женщина из Баии, и он устроил пирушку по этому поводу.
Все эти новости обсуждались в баре, и во всех разговорах принимал участие Насиб. Ему было поручено во время бала в префектуре снабжать буфет сладостями и закусками; Жеруза сама объяснила Габриэле, что надо приготовить, и, вернувшись от нее, сказала Насибу:
– Сеньор Насиб, ваша кухарка - прелесть, она такая симпатичная... - за это араб готов был ее боготворить.
Вина и другие напитки были заказаны Плинио Apace - старый Рамиро никого не хотел обидеть.
Насиб обсуждал волновавшие город проблемы, участвовал в разговорах, но оставался ко всему равнодушным. Ни одно событие, политическое или социальное, ни даже автобус, перевернувшийся на шоссе, причем пострадали четыре человека, один из которых умер, - ничто не могло отвлечь Насиба от мучивших его вопросов. Против воли Насиба мысль, поданная однажды Тонико, все больше овладевала им. Да, надо жениться на Габриэле, иного выхода он не видел. Он ее любил, это бесспорно. Любил безгранично, не мог без нее жить, как не мог жить без воды, без пищи, без сна.
И в баре тоже не обойтись без нее. Если Габриэла уйдет, все погибнет: бар станет давать меньшую прибыль, и он, Насиб, уже не сможет откладывать деньги в банк, а значит, придется отказаться от плантации, приобретение которой становится теперь таким реальным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138