сейчас брякнет створка на щели для писем и на половик шлепнется конверт. Но все было тихо. Из-за двери опять послышалась возня, и как будто лапой поскреблась кошка, но никакого письма не было. Марта подождала – ничего. Она опять заморгала, чересчур быстро поднялась с кресла, и комната вдруг поплыла.
Она ухватилась за спинку кресла, дождалась, пока голова перестанет кружиться, и медленно двинулась к двери, опираясь рукой о буфет.
– Старость, девочка моя, старость, – прошептала она сама себе.
У двери она протянула руку, отдернула занавеску, защищавшую дом от сквозняков, и вдруг почувствовала резкую боль в плече, как будто поспешившую подтвердить ее слова. С шумом отъехал засов, ее пальцы скользнули по латунной щеколде. Открыв наконец дверь, она никого не увидела.
Или ей показалось, что не увидела. Потому что, ступив за порог, боковым зрением она заметила слева какой-то смутный силуэт. Она обернулась, и у нее заколотилось сердце. На подоконнике, зажав под мышкой корзинку и зонтик, сидела старушка. На голове у нее была старомодная шляпка с приколотой булавкой – такие и Марта носила молоденькой девушкой. Кожа у посетительницы была болезненно-желтого оттенка, а губы накрашены помадой цвета черной смородины.
Марта оторопела. Незваная гостья сидела в ее доме на подоконнике в позе, больше приставшей восьмилетней девчонке, а не восьмидесятилетней старухе. Было что-то детское в том, как она держится и ерзает на своем неудобном сиденье.
– Что это вы делаете на моем окне? – обратилась к ней Марта.
– Ступай-ка в церковь спиритов, – велела старушка с подоконника. – Пора спасать паренька.
Преодолевая дрожь и сильное сердцебиение, Марта с силой выбросила руку в сторону старухи и прокричала:
– А ну, вали отсюда! Слышишь? Давай проваливай!
Смутный силуэт исчез с подоконника, как пламя зажженной спички гаснет на сильном ветру. Марта, пошатываясь, дошла до калитки и, схватившись за сердце, прислонилась к столбу. Она посмотрела в одну сторону, в другую – улица была пуста. На тротуаре стоймя застыл на уголке одинокий газетный лист. Марта вернулась в дом, хлопнув дверью и резко задвинув засов.
– И нечего сюда таскаться, – взволнованно, но твердо пробормотала Марта. – Нечего ко мне ходить. Я тебя не звала. А припрешься – прогоню. Знаю я вас. Сразу подальше пошлю. Каждый раз к чертям посылать буду. Чтобы все шито-крыто!
Этому старому приему Марту в детстве научила мать. «Гони их, – говаривала та. – Брани их, они этого не любят, терпеть не могут, сразу смоются. Ругайся. Можно по-матерному. Проучи их, чтоб тебя не трогали. В общем, не спускай им».
– Слышишь? Проваливай! – громко повторила Марта на тот случай, если у кого-то еще могли оставаться сомнения.
Это был старый способ изгнания призраков, духов и привидений, и Марта за свою долгую жизнь убедилась, что он чаще всего действует.
Она снова опустилась в кресло и подперла подбородок ладонями. Но тут послышался скрип открываемой калитки, а потом снова возня у двери. Марта встала и мигом отворила дверь. Это был почтальон Эрик.
– Оксфордский штемпель, миссис Вайн! От Бити, наверное? С оксфордским-то штемпелем?
Марта протиснулась мимо почтальона и окинула взглядом улицу. Газетный лист унесло вместе со старушкой.
– Вы хорошо себя чувствуете, миссис Вайн? – обеспокоился почтальон – он все не мог вручить ей письмо. – Похоже, вы здорово разволновались.
– Мама, но он же здесь как у Христа за пазухой! Ему хорошо у нас! – кипятилась Эвелин. Без сопротивления не обошлось.
Ина же сняла очки и вытирала глаза носовым платком. Нельзя было сказать, что она, в отличие от сестры, безропотно подчинилась материнской воле. Но она тоньше чувствовала, где стоит не жалеть пороха и дроби. И все же она не удержалась и сказала:
– Да еще и когда у него так хорошо идут дела в школе. И в церкви.
А вот о церкви спиритуалистов она упомянула зря. Ина и Эвелин не знали, что в то самое утро Марта получила то, что они называли «посланием Оттуда», которое вызвало у нее приступ вдохновенной брани. Но, хотя Марта умела прогнать привидение, она всегда недоумевала, как следует относиться к полученному сообщению, как его истолковать.
У нее не было сомнений, что послание касалось Фрэнка. Кроме того, она понимала, что его подстерегает какая-то неизвестная опасность. Какая именно, она не могла бы сказать. По опыту Марта знала, как легко ошибиться в толковании. Ей было все равно – добрый ее посетил вестник, злой или безразличный. Ей не нравились их постоянные посещения независимо от намерений визитеров. Но предупреждение насчет Фрэнка нельзя было пропустить мимо ушей, и Марта уже решила, что оно как-то связано с церковью. Она знала, что у теток-близнецов, не более способных общаться с миром духов, чем свинья отплясывать польку, ее внук находится в безопасности. Но она чуяла – слетаются темные силы, и сегодняшняя посланница пришла сказать ей это. Правда, вместо награды нарвалась на грубость. Попала Марте под горячую руку. Но дело сейчас было не в том. Марте нужно было действовать, чтобы разомкнуть прочную цепь событий, и для этого нашлось средство – письмо от Бити.
Раз Бити написала, что пора избавить Фрэнка «от тошнотворной мглы спиритуализма» (Марта заметила, что за время пребывания в Оксфорде ее дочь нахваталась чудных словечек), значит, в Рэвенскрейге готовы принять его, думала Марта. У Кэсси «здоровье – лучше некуда, в том числе и психическое» (слово «психическое» Бити подчеркнула, хотя это уже было лишнее), но она истосковалась по сыну. Ему предоставят отдельную комнату, им будут заниматься «благороднейшие умы страны». (Марта не догадывалась о том, что эти слова Бити писала, закусив губу. Бити утешала себя тем, что если Фик и другие жители коммуны и не «благороднейшие» умы, то во всяком случае «самые развитые», а она о ту пору все еще легко смешивала эти понятия.) Она обещала, что это расширит кругозор ребенка и его знания как раз в том возрасте, когда больше всего можно повлиять на его интеллект. Бити еще много чего понаписала – об иезуитах и психологии, о том, что ребенок – это семилетний человек и поэтому нужно воспользоваться последней возможностью для Фрэнка «не увязнуть навсегда в болоте посредственности». Последний изыск Марте пришлось прочесть дважды, причем брови у нее взлетели.
Вся эта прихотливая риторика не произвела на Марту ни малейшего впечатления. Просто так случилось, что письмо пришло одновременно с утренним визитом привидения. Марте с самого начала не давало покоя то, что Фрэнк растет в душной атмосфере синих чулков и сухих лепестков у пропахших пчелиным воском близнецов-спириток. Сегодняшний призрак облек ее тревогу в причудливые одеяния. И самое главное, она понимала, что Фрэнку нужен мужчина, с которого можно брать пример;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77
Она ухватилась за спинку кресла, дождалась, пока голова перестанет кружиться, и медленно двинулась к двери, опираясь рукой о буфет.
– Старость, девочка моя, старость, – прошептала она сама себе.
У двери она протянула руку, отдернула занавеску, защищавшую дом от сквозняков, и вдруг почувствовала резкую боль в плече, как будто поспешившую подтвердить ее слова. С шумом отъехал засов, ее пальцы скользнули по латунной щеколде. Открыв наконец дверь, она никого не увидела.
Или ей показалось, что не увидела. Потому что, ступив за порог, боковым зрением она заметила слева какой-то смутный силуэт. Она обернулась, и у нее заколотилось сердце. На подоконнике, зажав под мышкой корзинку и зонтик, сидела старушка. На голове у нее была старомодная шляпка с приколотой булавкой – такие и Марта носила молоденькой девушкой. Кожа у посетительницы была болезненно-желтого оттенка, а губы накрашены помадой цвета черной смородины.
Марта оторопела. Незваная гостья сидела в ее доме на подоконнике в позе, больше приставшей восьмилетней девчонке, а не восьмидесятилетней старухе. Было что-то детское в том, как она держится и ерзает на своем неудобном сиденье.
– Что это вы делаете на моем окне? – обратилась к ней Марта.
– Ступай-ка в церковь спиритов, – велела старушка с подоконника. – Пора спасать паренька.
Преодолевая дрожь и сильное сердцебиение, Марта с силой выбросила руку в сторону старухи и прокричала:
– А ну, вали отсюда! Слышишь? Давай проваливай!
Смутный силуэт исчез с подоконника, как пламя зажженной спички гаснет на сильном ветру. Марта, пошатываясь, дошла до калитки и, схватившись за сердце, прислонилась к столбу. Она посмотрела в одну сторону, в другую – улица была пуста. На тротуаре стоймя застыл на уголке одинокий газетный лист. Марта вернулась в дом, хлопнув дверью и резко задвинув засов.
– И нечего сюда таскаться, – взволнованно, но твердо пробормотала Марта. – Нечего ко мне ходить. Я тебя не звала. А припрешься – прогоню. Знаю я вас. Сразу подальше пошлю. Каждый раз к чертям посылать буду. Чтобы все шито-крыто!
Этому старому приему Марту в детстве научила мать. «Гони их, – говаривала та. – Брани их, они этого не любят, терпеть не могут, сразу смоются. Ругайся. Можно по-матерному. Проучи их, чтоб тебя не трогали. В общем, не спускай им».
– Слышишь? Проваливай! – громко повторила Марта на тот случай, если у кого-то еще могли оставаться сомнения.
Это был старый способ изгнания призраков, духов и привидений, и Марта за свою долгую жизнь убедилась, что он чаще всего действует.
Она снова опустилась в кресло и подперла подбородок ладонями. Но тут послышался скрип открываемой калитки, а потом снова возня у двери. Марта встала и мигом отворила дверь. Это был почтальон Эрик.
– Оксфордский штемпель, миссис Вайн! От Бити, наверное? С оксфордским-то штемпелем?
Марта протиснулась мимо почтальона и окинула взглядом улицу. Газетный лист унесло вместе со старушкой.
– Вы хорошо себя чувствуете, миссис Вайн? – обеспокоился почтальон – он все не мог вручить ей письмо. – Похоже, вы здорово разволновались.
– Мама, но он же здесь как у Христа за пазухой! Ему хорошо у нас! – кипятилась Эвелин. Без сопротивления не обошлось.
Ина же сняла очки и вытирала глаза носовым платком. Нельзя было сказать, что она, в отличие от сестры, безропотно подчинилась материнской воле. Но она тоньше чувствовала, где стоит не жалеть пороха и дроби. И все же она не удержалась и сказала:
– Да еще и когда у него так хорошо идут дела в школе. И в церкви.
А вот о церкви спиритуалистов она упомянула зря. Ина и Эвелин не знали, что в то самое утро Марта получила то, что они называли «посланием Оттуда», которое вызвало у нее приступ вдохновенной брани. Но, хотя Марта умела прогнать привидение, она всегда недоумевала, как следует относиться к полученному сообщению, как его истолковать.
У нее не было сомнений, что послание касалось Фрэнка. Кроме того, она понимала, что его подстерегает какая-то неизвестная опасность. Какая именно, она не могла бы сказать. По опыту Марта знала, как легко ошибиться в толковании. Ей было все равно – добрый ее посетил вестник, злой или безразличный. Ей не нравились их постоянные посещения независимо от намерений визитеров. Но предупреждение насчет Фрэнка нельзя было пропустить мимо ушей, и Марта уже решила, что оно как-то связано с церковью. Она знала, что у теток-близнецов, не более способных общаться с миром духов, чем свинья отплясывать польку, ее внук находится в безопасности. Но она чуяла – слетаются темные силы, и сегодняшняя посланница пришла сказать ей это. Правда, вместо награды нарвалась на грубость. Попала Марте под горячую руку. Но дело сейчас было не в том. Марте нужно было действовать, чтобы разомкнуть прочную цепь событий, и для этого нашлось средство – письмо от Бити.
Раз Бити написала, что пора избавить Фрэнка «от тошнотворной мглы спиритуализма» (Марта заметила, что за время пребывания в Оксфорде ее дочь нахваталась чудных словечек), значит, в Рэвенскрейге готовы принять его, думала Марта. У Кэсси «здоровье – лучше некуда, в том числе и психическое» (слово «психическое» Бити подчеркнула, хотя это уже было лишнее), но она истосковалась по сыну. Ему предоставят отдельную комнату, им будут заниматься «благороднейшие умы страны». (Марта не догадывалась о том, что эти слова Бити писала, закусив губу. Бити утешала себя тем, что если Фик и другие жители коммуны и не «благороднейшие» умы, то во всяком случае «самые развитые», а она о ту пору все еще легко смешивала эти понятия.) Она обещала, что это расширит кругозор ребенка и его знания как раз в том возрасте, когда больше всего можно повлиять на его интеллект. Бити еще много чего понаписала – об иезуитах и психологии, о том, что ребенок – это семилетний человек и поэтому нужно воспользоваться последней возможностью для Фрэнка «не увязнуть навсегда в болоте посредственности». Последний изыск Марте пришлось прочесть дважды, причем брови у нее взлетели.
Вся эта прихотливая риторика не произвела на Марту ни малейшего впечатления. Просто так случилось, что письмо пришло одновременно с утренним визитом привидения. Марте с самого начала не давало покоя то, что Фрэнк растет в душной атмосфере синих чулков и сухих лепестков у пропахших пчелиным воском близнецов-спириток. Сегодняшний призрак облек ее тревогу в причудливые одеяния. И самое главное, она понимала, что Фрэнку нужен мужчина, с которого можно брать пример;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77