Марта боялась вмешиваться. Но ей нестерпимо было думать, что Олив с мужем замолчат навсегда и станут друг другу врагами, как это случилось с ней самой.
Олив поджала губы. Марта откинулась на спинку кресла, нашарила очки для чтения и вскрыла конверт.
– От Бити! – сообщила Марта. – Домой едет! Все едут! Бити, Бернард, Кэсси и Фрэнк. Вместе возвращаются в Ковентри!
В то же утро, вернувшись из города, Рита повернула ключ в замке парадной двери. Распахнув ее, она почувствовала, как сзади словно распростерлись, настигая ее, огромные крылья и что-то с силой втолкнуло ее в дом. Дверь захлопнулась. Рита стояла, грубо прижатая к перилам лестницы в коридоре. Она усмехнулась:
– Дурила! До смерти перепугал! Ты где прятался?
– В фургоне сидел, – сказал Уильям. – Тебя ждал.
Он сгреб руками локоны ее блестящих каштановых волос. Свет, лившийся сквозь круглое стекло двери, переливался в ее волосах, и это его распалило. Он привлек ее к себе, сжал, как в тисках, и стал целовать – страстно, до боли в губах, и обоим скоро нечем стало дышать.
– Прекрати! – смеясь, прошептала Рита. – Я всего лишь выходила заплатить за газ.
Уильям обхватил ее голову руками. Он тяжело и часто дышал и как-то странно и пристально смотрел ей прямо в глаза.
Она уже не смеялась.
– Что такое? В чем дело?
– Не знаю я. Когда мы целуемся, у тебя такой вкус. У тебя такой запах. Нет, все вместе – и вкус, и запах. Все пытаюсь понять, на что это похоже.
– Ну и?…
– На мед. Только жженый. Что-то такое недолговечное.
– Да не смотри на меня так.
Уильям еще раз поцеловал ее и положил руку на юбку.
– Отстань, гнусный тип! – снова захихикала Рита. – Кто у тебя в лавке остался? Смотри, застукают тебя – сам будешь виноват.
Он сунул в нее палец. Она содрогнулась. Уильям упал на колени и резко спустил с нее чулки.
– Грязный тип! – уже тише сказала Рита.
Уильям очень быстро довел ее до верха блаженства. Тогда он поднялся и расстегнул на ней всю одежду – теперь она стояла в коридоре своего дома, прислонясь к стене, совершенно голая, все еще тяжело дыша, глядя на него в упор. Он расстегнул брюки, вошел в нее, исступленно вжимая в стену.
Когда все было кончено, он опустил голову ей на плечо. Они молчали.
Наконец Уильям сказал:
– Мне нужно обратно, в лавку.
– Ты с ума сошел. Зачем ты сюда приходишь?
– Ну… – Уильям застегнул брюки, провел рукой по блестящим от пота волосам. Быстро чмокнул ее в щеку и был таков.
Громко хлопнула дверь. Рита достала из сумочки сигареты, закурила и, выпустив струйку дыма, увидела себя обнаженную в зеркале.
– Боже, – сказала она своему залившемуся краской отражению. – Называется, вышла за газ заплатить.
На следующий день Марта села на автобус и поехала из города в Вулви, на ферму к Юне и Тому. От автобусной остановки до фермы нужно было немного пройти пешком. Она увидела в поле трактор, на котором работал Том. По грязному двору мимо построек шла Юна в сопровождении своих птенцов, которые все-таки были не полной копией друг друга. Марта крикнула им и помахала рукой, но ее не услышали. Она остановилась, провожая взглядом дочь и внучек, шедших по двору. У нее вырвался удовлетворенный вздох. У Юны наконец прошла хандра, теперь Марта могла заняться другими детьми. Но не от этого она вздохнула с радостью, а от новых сложных задач.
У Марты был математический склад ума. Она складывала числа вдоль и поперек где только можно. Она постоянно что-то выравнивала, устраняла очередную разницу. Решив одно уравнение, тотчас переходила к новому. Ее нисколько не пугало, что все жизненные проблемы вообще и ее собственные уравнения и задачки дочерей в частности никогда не перерешать. Такова жизнь – в беспокойном пространстве, пролегшем от хаоса и превратностей человеческой судьбы до недостижимого совершенства. Она стремилась к нему, но не надеялась обрести, да и не хотела этого. Совершенство для Марты было подобно смерти. В это свежее утро, подходя к ферме и удовлетворенно вздохнув, она просто еще раз щелкнула костяшками на счетах.
Сложности не были для Марты препятствием, это была сама жизнь, и она им радовалась.
Она не то пропела, не то выкрикнула на высокой ноте диковинное приветствие:
– Уухуу! Уухуу!
Юна с дочерьми обратили к ней взгляды. Через двор Марта увидела, что Юна улыбается – широко и радостно.
На кухне Юна наполнила чаем чашку, которую Марта подставила, другой рукой умело качая одну из сестричек. Она любила повторять – если уж она чему-то в жизни научилась, так это разом и ребенка нянчить, и ни капли чаю не расплескать. Мать с дочерью обменивались новостями. Марта рассказала об ожидаемом возвращении Бити, Бернарда, Кэсси и Фрэнка в Ковентри.
– А чего это так вдруг? – удивилась Юна, отрывая от лица ручонку другой дочурки, пытавшейся выщипать ей бровь. – Ай! Чудовище ты маленькое!
– Чего ты улыбаешься? Она ведь и поверить тебе может. Не знаю я, чего это они сорвались. Письмо только прислали: едем, мол, жди. Больше ничего не понять. Завтра будут.
– И ты хочешь, чтобы Фрэнк и Кэсси снова у нас поселились? – сказала Юна, думая, что раскусила, почему так неожиданно приехала Марта. Разгадывать причины поступков Марты было любимым развлечением ее дочерей.
– В чайнике уже нет воды? Нет, не за этим я приехала. Хочу Энни-Тряпичницу навестить.
– Энни-Тряпичницу? А зачем она тебе?
– Да я все думала про то, что ты мне рассказала. Нехорошо с ней обошлись, так я тут кое-что для нее собрала. Она ведь и Аиду у меня принимала, и Эвелин, и Ину, когда я тут жила, – сколько лет уж прошло. И твоих малюток принимала. Ну, я и прошлась по людям, рассказала, как с ней поступили, вот и насобирали мы немножко.
– Ты теперь до нее не достучишься. Говорят, заперлась в своей хибарке и носа не кажет.
Марта с трудом поднялась со стула, поставила девочку на пол.
– Посмотрим. Все равно пойду схожу, а то не по-людски как-то.
– Обедать к нам приходи. Том тебя в Ковентри отвезет, сама знаешь. Да, подожди-ка.
Юна протянула руку и взяла с полки коробку из-под печенья. Там лежали ее сбережения. Она сняла крышку, достала деньги.
– Возьми, от меня старушке передай. Так ее жалко.
Марта во второй раз дернула за медное кольцо дверного молотка, отлитого в виде заячьей головы. Где-то в глубине дома глухо и жалобно затявкала собачонка, но никто не подошел. Марта отступила от двери и окинула взглядом дом.
Вид у него был почти нежилой. Красная краска на двери отстала, обнажив несокрушимый толстый темно-зеленый слой, нанесенный, наверное, пару столетий тому назад. Водосточный желоб над дверью протекал, отчего на серых стенах образовались полосы и темные пятна ржавчины. На самом углу дома вплотную к стене стояла полная до краев бочка с дождевой водой. Деревянные оконные рамы прогнили и потрескались.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77
Олив поджала губы. Марта откинулась на спинку кресла, нашарила очки для чтения и вскрыла конверт.
– От Бити! – сообщила Марта. – Домой едет! Все едут! Бити, Бернард, Кэсси и Фрэнк. Вместе возвращаются в Ковентри!
В то же утро, вернувшись из города, Рита повернула ключ в замке парадной двери. Распахнув ее, она почувствовала, как сзади словно распростерлись, настигая ее, огромные крылья и что-то с силой втолкнуло ее в дом. Дверь захлопнулась. Рита стояла, грубо прижатая к перилам лестницы в коридоре. Она усмехнулась:
– Дурила! До смерти перепугал! Ты где прятался?
– В фургоне сидел, – сказал Уильям. – Тебя ждал.
Он сгреб руками локоны ее блестящих каштановых волос. Свет, лившийся сквозь круглое стекло двери, переливался в ее волосах, и это его распалило. Он привлек ее к себе, сжал, как в тисках, и стал целовать – страстно, до боли в губах, и обоим скоро нечем стало дышать.
– Прекрати! – смеясь, прошептала Рита. – Я всего лишь выходила заплатить за газ.
Уильям обхватил ее голову руками. Он тяжело и часто дышал и как-то странно и пристально смотрел ей прямо в глаза.
Она уже не смеялась.
– Что такое? В чем дело?
– Не знаю я. Когда мы целуемся, у тебя такой вкус. У тебя такой запах. Нет, все вместе – и вкус, и запах. Все пытаюсь понять, на что это похоже.
– Ну и?…
– На мед. Только жженый. Что-то такое недолговечное.
– Да не смотри на меня так.
Уильям еще раз поцеловал ее и положил руку на юбку.
– Отстань, гнусный тип! – снова захихикала Рита. – Кто у тебя в лавке остался? Смотри, застукают тебя – сам будешь виноват.
Он сунул в нее палец. Она содрогнулась. Уильям упал на колени и резко спустил с нее чулки.
– Грязный тип! – уже тише сказала Рита.
Уильям очень быстро довел ее до верха блаженства. Тогда он поднялся и расстегнул на ней всю одежду – теперь она стояла в коридоре своего дома, прислонясь к стене, совершенно голая, все еще тяжело дыша, глядя на него в упор. Он расстегнул брюки, вошел в нее, исступленно вжимая в стену.
Когда все было кончено, он опустил голову ей на плечо. Они молчали.
Наконец Уильям сказал:
– Мне нужно обратно, в лавку.
– Ты с ума сошел. Зачем ты сюда приходишь?
– Ну… – Уильям застегнул брюки, провел рукой по блестящим от пота волосам. Быстро чмокнул ее в щеку и был таков.
Громко хлопнула дверь. Рита достала из сумочки сигареты, закурила и, выпустив струйку дыма, увидела себя обнаженную в зеркале.
– Боже, – сказала она своему залившемуся краской отражению. – Называется, вышла за газ заплатить.
На следующий день Марта села на автобус и поехала из города в Вулви, на ферму к Юне и Тому. От автобусной остановки до фермы нужно было немного пройти пешком. Она увидела в поле трактор, на котором работал Том. По грязному двору мимо построек шла Юна в сопровождении своих птенцов, которые все-таки были не полной копией друг друга. Марта крикнула им и помахала рукой, но ее не услышали. Она остановилась, провожая взглядом дочь и внучек, шедших по двору. У нее вырвался удовлетворенный вздох. У Юны наконец прошла хандра, теперь Марта могла заняться другими детьми. Но не от этого она вздохнула с радостью, а от новых сложных задач.
У Марты был математический склад ума. Она складывала числа вдоль и поперек где только можно. Она постоянно что-то выравнивала, устраняла очередную разницу. Решив одно уравнение, тотчас переходила к новому. Ее нисколько не пугало, что все жизненные проблемы вообще и ее собственные уравнения и задачки дочерей в частности никогда не перерешать. Такова жизнь – в беспокойном пространстве, пролегшем от хаоса и превратностей человеческой судьбы до недостижимого совершенства. Она стремилась к нему, но не надеялась обрести, да и не хотела этого. Совершенство для Марты было подобно смерти. В это свежее утро, подходя к ферме и удовлетворенно вздохнув, она просто еще раз щелкнула костяшками на счетах.
Сложности не были для Марты препятствием, это была сама жизнь, и она им радовалась.
Она не то пропела, не то выкрикнула на высокой ноте диковинное приветствие:
– Уухуу! Уухуу!
Юна с дочерьми обратили к ней взгляды. Через двор Марта увидела, что Юна улыбается – широко и радостно.
На кухне Юна наполнила чаем чашку, которую Марта подставила, другой рукой умело качая одну из сестричек. Она любила повторять – если уж она чему-то в жизни научилась, так это разом и ребенка нянчить, и ни капли чаю не расплескать. Мать с дочерью обменивались новостями. Марта рассказала об ожидаемом возвращении Бити, Бернарда, Кэсси и Фрэнка в Ковентри.
– А чего это так вдруг? – удивилась Юна, отрывая от лица ручонку другой дочурки, пытавшейся выщипать ей бровь. – Ай! Чудовище ты маленькое!
– Чего ты улыбаешься? Она ведь и поверить тебе может. Не знаю я, чего это они сорвались. Письмо только прислали: едем, мол, жди. Больше ничего не понять. Завтра будут.
– И ты хочешь, чтобы Фрэнк и Кэсси снова у нас поселились? – сказала Юна, думая, что раскусила, почему так неожиданно приехала Марта. Разгадывать причины поступков Марты было любимым развлечением ее дочерей.
– В чайнике уже нет воды? Нет, не за этим я приехала. Хочу Энни-Тряпичницу навестить.
– Энни-Тряпичницу? А зачем она тебе?
– Да я все думала про то, что ты мне рассказала. Нехорошо с ней обошлись, так я тут кое-что для нее собрала. Она ведь и Аиду у меня принимала, и Эвелин, и Ину, когда я тут жила, – сколько лет уж прошло. И твоих малюток принимала. Ну, я и прошлась по людям, рассказала, как с ней поступили, вот и насобирали мы немножко.
– Ты теперь до нее не достучишься. Говорят, заперлась в своей хибарке и носа не кажет.
Марта с трудом поднялась со стула, поставила девочку на пол.
– Посмотрим. Все равно пойду схожу, а то не по-людски как-то.
– Обедать к нам приходи. Том тебя в Ковентри отвезет, сама знаешь. Да, подожди-ка.
Юна протянула руку и взяла с полки коробку из-под печенья. Там лежали ее сбережения. Она сняла крышку, достала деньги.
– Возьми, от меня старушке передай. Так ее жалко.
Марта во второй раз дернула за медное кольцо дверного молотка, отлитого в виде заячьей головы. Где-то в глубине дома глухо и жалобно затявкала собачонка, но никто не подошел. Марта отступила от двери и окинула взглядом дом.
Вид у него был почти нежилой. Красная краска на двери отстала, обнажив несокрушимый толстый темно-зеленый слой, нанесенный, наверное, пару столетий тому назад. Водосточный желоб над дверью протекал, отчего на серых стенах образовались полосы и темные пятна ржавчины. На самом углу дома вплотную к стене стояла полная до краев бочка с дождевой водой. Деревянные оконные рамы прогнили и потрескались.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77