У Гордона выпал из руки скальпель, а Аида выронила намыленную голову, которая глухо стукнулась о кафель стола. Оба, пораженные ужасом, раскрыв рты, смотрели на Фрэнка. Он опустил глаза. Никто не сказал ни слова. Больше он с такими просьбами не обращался.
Каждый раз, когда работа была окончена и останки лежали в гробу в ожидании отправки в часовню, а иногда на дом к родственникам для прощания, Гордон и Аида, чуть отступив, осматривали плоды своего труда. Аида подытоживала:
– Ну что ж, по-моему, прелестно.
– Это точно, – соглашался с ней Гордон.
Фрэнк знал, что теперь ему полагается слезть со стула и первым покинуть помещение. За ним всегда выходила Аида, а потом Гордон, который выключал свет в комнате для бальзамирования и тихо-тихо закрывал за собой дверь.
32
В конце сентября того года, когда огромные золотые листья, кружась, падали на землю, у Фрэнка шла наполненная жизнь. Посреди смерти царило осеннее плодородие. Неважно, сколько трупов Гордон накачал своим розовым формалином, – оказалось, времена продолжают сменять друг друга, а дети все равно рождаются. Юна у себя на ферме снова забеременела. И Бити тоже.
Радости не было границ, но Вайны, как всегда, не торопились праздновать. И Марте, и всем сестрам было известно, что девять месяцев в политике, денежных делах и деторождении – долгий срок. Снесется курочка – тогда считать будем. Но всеобщее ликование прорывалось наружу, и время от времени можно было видеть, как Юна и Бити переглядываются, словно им известен какой-то особенный секрет. Радовались даже сестры, сами обделенные детьми, – Аида, Эвелин и Ина.
– Хоть чуть-чуть уймется, – со смешком говорили они о Бити.
– Поймет теперь, что почем! – заверяли они. Или говорили:
– Это как раз то, что ей нужно.
Это означало: если бы Бити зачала раньше, то поменьше бы увлекалась этой своей жуткой политикой.
Но они ошибались. Мысль о предстоящем материнстве лишь разожгла в Бити политическую страсть. Раз ей суждено родить на свет ребенка, то уж она постарается сначала сделать мир лучше. Дела с охраной здоровья, образованием и социальным обеспечением простых людей шли из рук вон плохо. Бити и Бернард уже давно вступили в Лейбористскую партию, и оба собирались выставить кандидатуры на выборах в местные советы. Из-за беременности пришлось поменять планы. Теперь одному из них надо было с этим повременить.
– Безумие! – сказала Аида.
– Вы что, сдурели? – воскликнула Юна.
– Вам обоим доктору показаться надо! – добавила Олив.
– Ни в какие ворота не лезет! – вторили им сестры-близнецы.
Бернард объявил, что из них двоих выдвигаться будет одна Бити.
Вайнам иногда казалось, что Бернард и Бити нарочно стараются всегда поступать наперекор всем: сказать «черное», когда все говорят «белое»; а когда все говорят «черное» и «белое», сказать «в клеточку». Они путали всем карты, приводили всех в смятение. Кормящей матери в политику лезть – где это видано?
– А за дитем кому глядеть, когда ты в Совете заседать будешь? – спрашивала Марта.
– Очевидно, мне, – с гордостью отвечал Бернард.
Когда наконец началась предвыборная кампания, все сестры договорились голосовать за Бити (при том что Уильям, Олив и Аида были махровыми консерваторами), но они не помогали разносить листовки, ходить по домам и агитировать за своего кандидата, как принято на местных выборах. Нельзя сказать, что дело от этого слишком пострадало: и Бернарда, и Бити хорошо знали в своем округе, а партия привлекла в последнюю неделю перед выборами множество помощников. От Вайнов с ними работала только Кэсси. Она приезжала с фермы на велосипеде, с безумным проповедническим блеском в глазах, готовая, если надо, опускать брошюрки в почтовый ящик к самому черту. Бернард побаивался, не приведет ли ее помощь к противоположным результатам: она разговаривала с людьми на пороге их домов так, будто ее сестра была Жанной д'Арк, и избиратели шарахались от ее запинающейся напористой речи и горящих глаз. Поэтому ее отговорили агитировать устно и вместо этого поручили разносить листовки. Кэсси стала брать с собой Фрэнка.
Его тоже захватило это занятие – носиться по дорожкам вдоль рядов стандартных домиков и бросать листки со словами: «Голосуйте за Вайн!», хотя однажды его цапнула собака, а в другой раз просверлил убийственным взглядом небритый мужчина в полинявшем жилете. Фрэнк понимал, что делает что-то очень взрослое, и все для того, чтобы помочь тете Бити сделать наш мир лучше.
Но не все считали, что Бити сделает мир лучше. Как-то, обходя один квартал с Бернардом, Бити, Кэсси и еще несколькими партийцами, Фрэнк стал запихивать листовку в почтовый ящик паба «Топор и компас», в тот час закрытого. Когда Фрэнк засовывал тоненький листок в неподатливую щель, дверь отворилась, и хозяин паба вырвал листовку у него из руки. Это был дородный лысый здоровяк с остатками волос серо-стального цвета, еще гнездившимися за ушами, и с густыми седыми зарослями в ноздрях. Он взглянул на листовку, скомкал ее, сжал руку в кулак и так сильно ударил Фрэнка в скулу, что тот повалился в сточную канаву.
Кроме Бити, этого никто не видел. Она ринулась к Фрэнку и подняла его. Тот был так ошеломлен, что не мог даже плакать. Бити подняла взгляд на хозяина.
– Ах ты подонок! Гад ползучий! Урод! Мразь!
В мгновение ока подоспел Бернард, быстро сообразивший, что произошло. Бити продолжала осыпать хозяина паба ругательствами. Бернард протиснулся между ним и Бити.
– Ты идешь на выборы, – прошептал он. – Успокойся, тебе нельзя.
Бернард повернулся к хозяину:
– Детей бьешь? Ну-ка попробуй меня ударь.
Смерив его взглядом, здоровяк усмехнулся. Бернард был почти на фут ниже ростом, но коренастый и крепкий. Помедлив, хозяин отступил внутрь дома и захлопнул дверь.
– Ну что, за нас будет голосовать? – спросила Кэсси.
Бити избрали в Городской совет Ковентри с большим перевесом голосов. Женщины и до нее проходили в Совет, но она была самой молодой за все время существования этого органа. Она, Бернард и несколько близких друзей из округа сразу же созвали собрание, чтобы наметить план работы для Бити, которая должна была стать «депутатом нового типа».
Победу отпраздновали, конечно же, у Марты. Дом заполнили сестры и местные активисты Лейбористской партии. Все пили пиво, ели сэндвичи. На торжество приехала даже Лилли из Оксфорда. В праздничной суете, за пением и шумом голосов никто не заметил отсутствия Кэсси, которая всю вечеринку провела у себя наверху, глядя в окно. Почти никто не обращал внимания на звуки «Серенады лунного света» с новой пластинки на ее стареньком патефоне.
Кэсси грустила по двум причинам. Во-первых, услышав о победе Бити на выборах, она по очереди зашла к Аиде и Олив, умоляя их помириться и прервать молчание.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77