А ты мужиков здесь видишь?
Лично я успел заметить только одного. Который мужиком станет лет через десять. Если доживет, понятное дело. Мамаша сгребла его в охапку и ходу! Только пятки из-под юбки мелькнули. А вот бабы, что возле колодца, те прятаться не стали. Умолкли только, да к нам приглядываться начали. С повышенным вниманием.
— Есть народы, где мужи выходят из дома после заката.
А вот этого я не знал. Но зачем, почему и где — это я потом спрашивать буду. Не время сейчас для лекций. Мы скоро с охранными столбами поравняемся, а на душе у меня уже муторно и гадко.
Так я возле реанимаций себя чувствую. Или в отделении безнадежных. За долгие года стены там много чего впитали. В основном, боль и смерть. Вот и фонит эта остаточная радиация, разрушает нестарое, вроде, здание. А почему еще в больницах так часто ремонты делают? Это ведь не школа, где энергия бьет ключом, и слабые предметы не выдерживают. В больницу народ идет, как правило, хилый, замордованный хворями и заботами, но с таким запасом негатива, что и египетскую пирамиду развалить хватит. А ведь тогда умели строить. На века. А какая из наших больниц простояла сотню лет, да еще без капремонта? То-то же. И людей раньше делали с неслабым запасом прочности. Разве культурист наших дней сможет махать мечом от рассвета и до заката? Не свалиться потом от ран и потери крови, добраться домой, а недели через две встать с постели. Здоровым! И это без всяких антибиотиков и современной хирургии.
Блин, будто люди другой породы тогда жили!
А может, всё дело в том, что болели у себя дома?.. И все домочадцы желали здоровья болящему. А если и умирал кто, так в этом же доме кто-то и рождался. Вот и получалось, что боль компенсировалась радостью, а смерть — рождением.
Не знаю, чего меня потянуло на эту заумь. Но глянул на беременных у колодца, и такие вот мысли в башке зашевелились. Другого, блин, времени найти не могли!.. Или башки другой.
— Жен возле воды видишь?
— Вижу, — отвечает Малек.
— И сколько из них с брюхом?
Пришлось показать рукой, чтобы пацан понял. Малек смешно зашевелил губами. Еще бы пальцы загибать начал, математик!..
— Шесть. Нет, семь! — тут же поправил он себя.
— Правильно. Семь. Из одиннадцати. Не удивлюсь, если остальные тоже с начинкой. По крайней мере, те две, что моложе.
Малек еще раз глянул на сборище у колодца, потом на меня.
— Ну и что?
Все равно не понял. Ладно, объясним популярнее.
— А то. Если у нас внезапно погибает много людей, то уже через год рождается столько же младенцев. Если не больше. Теперь понял?
— Да. А где это у нас?
— Далеко. Отсюда не разглядеть!
Не люблю я таких вопросов. И Малек знает это, но всё равно спрашивает. А что я могу ему ответить? И сам я не знаю, где мой прежний мир. Может, на другом конце галактики, а может за ближайшим поворотом… Не знаток я астрономии. Скорее уж наоборот.
— А может здесь другие законы? — продолжает спрашивать пацан. Любит он это дело.
— Может и другие. Или людям заняться больше нечем. Вот и клепают мальков…
Понял, заткнулся.
Ну, надоело мне болтать! Да и столбы уже совсем рядом. А возле них у меня зубы ныть начинают. Как подпиленные.
— Недавно здесь было большое сражение.
Мы проехали охранные столбы и поравнялись с колодцем. Вот наш колдун и подал голос. Вышел, так сказать, из медитации, чтоб осчастливить нас перлами своей мудрости. Тон у него при этом такой, будто загибались мы в дикости и темноте, а он вот просветил нас. Лампадку, типа, принес.
Блин, не знаю, как других, а меня этот умник начал доставать. Вообще-то, я мужик терпеливый, но любому терпению бывает предел. Не измываться же над собой, как один мой знакомец… То, чего он вытворял, другим словом и не назовешь. И к тренировке силы воли это имеет такое же отношение, как удар сковородкой по башке, к кулинарии.
Но этот придурок смог добиться потрясающих результатов! Спокойнее и невозмутимее его бывают только трупы.
А тренировка проста, как одноразовый стакан: сожрать кило свежих огурцов, запить литром парного молока и сесть, смотреть комедию. Год упорных тренировок и успех гарантирован. Особенно, если знаешь, зачем это нужно.
Толян женился на такой стерве, что через две минуты общения с ней, во мне просыпался маньяк-душитель. А пацан живет с ней пятый год и не собирается менять… тестя. У того такие связи, что многое можно простить его дочери.
У счастью, у меня с колдунчиком не такой запущенный случай. Спать с ним мне уж точно не надо. И выслушивать, какой я неудачник, и на что способен без чьей-то помощи, тоже. Такими монологами рыжий нас не балует. А его пурга о величии и незаменимости одних и тупой покорности других, мне, по большому счету, до одного места. А надоест видеть его рожу, так я и отвернуться могу. Как делаю это последние шесть дней. Из восьми дней нашей совместной поездки.
Если так пойдет дальше, то скоро я стану очень терпеливым пацаном. Ну, прям, вторым Толяном.
Или наш отряд уменьшится еще на одного человека.
5.
Поздно я пришел в этот мир.
На три сезона раньше — и застал бы очередной Приход. Того самого красного солнца, что светит днем и ночью. А за ним — и нападение Врага. Привычное и неизменное, как похмелье после конкретного отмечалова.
Такое нападение уже не в первый раз отбивают Стражи Рубежа. И не первое поколение стражей погибает на этом Рубеже. И не последнее. Потому-то у каждого стража тут больше одной жены и больше одного ребенка должно быть. Чтобы было кому остановить Врага в следующий раз и родить следующих стражей.
Такая вот веселая жизнь у людей.
И мужиков в селении я видел мало, потому что мало их осталось. И часть из них искалечена. Но даже однорукий или одноногий страж — это всё равно страж. И мужик. Хуже, когда головы нету. Или в голове не все дома.
Ну, с психами тут просто поступают. Продают. Или убивают. Но продают реже.
Вот если у психа крутой папа или дедушка, а сам он мозгами съехал после битвы с Врагом, тогда псих считается раненым, и может пожить еще сезон-другой. Но жен такому мужу не полагается. Чтоб не портил породу. Сначала колдун или целитель вернут ему разум. Или скажут, что случай безнадежный.
Безнадежных больных здесь убивают. Чтоб не мучались. И других от важных дел не отвлекали.
Наш караван первый, что зашел к Стражам после Битвы. Вот нашего колдуна и позвали к раненому, одержимому железнокрылой птицей.
Напомнили мне кой-чего эти железные крылья, я и увязался следом за Ассом. Послушать, посмотреть. А за мной — Крант с Мальком.
Наше рыжее величество важно восседало на носилках. Наверно, паланкин и восемь носильщиков — это много проблем в дороге, вот и обходится он четырьмя. И носилками. Но шторы в носилках имеются. Без них никак нельзя! Знаками какими-то размалеванные.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80
Лично я успел заметить только одного. Который мужиком станет лет через десять. Если доживет, понятное дело. Мамаша сгребла его в охапку и ходу! Только пятки из-под юбки мелькнули. А вот бабы, что возле колодца, те прятаться не стали. Умолкли только, да к нам приглядываться начали. С повышенным вниманием.
— Есть народы, где мужи выходят из дома после заката.
А вот этого я не знал. Но зачем, почему и где — это я потом спрашивать буду. Не время сейчас для лекций. Мы скоро с охранными столбами поравняемся, а на душе у меня уже муторно и гадко.
Так я возле реанимаций себя чувствую. Или в отделении безнадежных. За долгие года стены там много чего впитали. В основном, боль и смерть. Вот и фонит эта остаточная радиация, разрушает нестарое, вроде, здание. А почему еще в больницах так часто ремонты делают? Это ведь не школа, где энергия бьет ключом, и слабые предметы не выдерживают. В больницу народ идет, как правило, хилый, замордованный хворями и заботами, но с таким запасом негатива, что и египетскую пирамиду развалить хватит. А ведь тогда умели строить. На века. А какая из наших больниц простояла сотню лет, да еще без капремонта? То-то же. И людей раньше делали с неслабым запасом прочности. Разве культурист наших дней сможет махать мечом от рассвета и до заката? Не свалиться потом от ран и потери крови, добраться домой, а недели через две встать с постели. Здоровым! И это без всяких антибиотиков и современной хирургии.
Блин, будто люди другой породы тогда жили!
А может, всё дело в том, что болели у себя дома?.. И все домочадцы желали здоровья болящему. А если и умирал кто, так в этом же доме кто-то и рождался. Вот и получалось, что боль компенсировалась радостью, а смерть — рождением.
Не знаю, чего меня потянуло на эту заумь. Но глянул на беременных у колодца, и такие вот мысли в башке зашевелились. Другого, блин, времени найти не могли!.. Или башки другой.
— Жен возле воды видишь?
— Вижу, — отвечает Малек.
— И сколько из них с брюхом?
Пришлось показать рукой, чтобы пацан понял. Малек смешно зашевелил губами. Еще бы пальцы загибать начал, математик!..
— Шесть. Нет, семь! — тут же поправил он себя.
— Правильно. Семь. Из одиннадцати. Не удивлюсь, если остальные тоже с начинкой. По крайней мере, те две, что моложе.
Малек еще раз глянул на сборище у колодца, потом на меня.
— Ну и что?
Все равно не понял. Ладно, объясним популярнее.
— А то. Если у нас внезапно погибает много людей, то уже через год рождается столько же младенцев. Если не больше. Теперь понял?
— Да. А где это у нас?
— Далеко. Отсюда не разглядеть!
Не люблю я таких вопросов. И Малек знает это, но всё равно спрашивает. А что я могу ему ответить? И сам я не знаю, где мой прежний мир. Может, на другом конце галактики, а может за ближайшим поворотом… Не знаток я астрономии. Скорее уж наоборот.
— А может здесь другие законы? — продолжает спрашивать пацан. Любит он это дело.
— Может и другие. Или людям заняться больше нечем. Вот и клепают мальков…
Понял, заткнулся.
Ну, надоело мне болтать! Да и столбы уже совсем рядом. А возле них у меня зубы ныть начинают. Как подпиленные.
— Недавно здесь было большое сражение.
Мы проехали охранные столбы и поравнялись с колодцем. Вот наш колдун и подал голос. Вышел, так сказать, из медитации, чтоб осчастливить нас перлами своей мудрости. Тон у него при этом такой, будто загибались мы в дикости и темноте, а он вот просветил нас. Лампадку, типа, принес.
Блин, не знаю, как других, а меня этот умник начал доставать. Вообще-то, я мужик терпеливый, но любому терпению бывает предел. Не измываться же над собой, как один мой знакомец… То, чего он вытворял, другим словом и не назовешь. И к тренировке силы воли это имеет такое же отношение, как удар сковородкой по башке, к кулинарии.
Но этот придурок смог добиться потрясающих результатов! Спокойнее и невозмутимее его бывают только трупы.
А тренировка проста, как одноразовый стакан: сожрать кило свежих огурцов, запить литром парного молока и сесть, смотреть комедию. Год упорных тренировок и успех гарантирован. Особенно, если знаешь, зачем это нужно.
Толян женился на такой стерве, что через две минуты общения с ней, во мне просыпался маньяк-душитель. А пацан живет с ней пятый год и не собирается менять… тестя. У того такие связи, что многое можно простить его дочери.
У счастью, у меня с колдунчиком не такой запущенный случай. Спать с ним мне уж точно не надо. И выслушивать, какой я неудачник, и на что способен без чьей-то помощи, тоже. Такими монологами рыжий нас не балует. А его пурга о величии и незаменимости одних и тупой покорности других, мне, по большому счету, до одного места. А надоест видеть его рожу, так я и отвернуться могу. Как делаю это последние шесть дней. Из восьми дней нашей совместной поездки.
Если так пойдет дальше, то скоро я стану очень терпеливым пацаном. Ну, прям, вторым Толяном.
Или наш отряд уменьшится еще на одного человека.
5.
Поздно я пришел в этот мир.
На три сезона раньше — и застал бы очередной Приход. Того самого красного солнца, что светит днем и ночью. А за ним — и нападение Врага. Привычное и неизменное, как похмелье после конкретного отмечалова.
Такое нападение уже не в первый раз отбивают Стражи Рубежа. И не первое поколение стражей погибает на этом Рубеже. И не последнее. Потому-то у каждого стража тут больше одной жены и больше одного ребенка должно быть. Чтобы было кому остановить Врага в следующий раз и родить следующих стражей.
Такая вот веселая жизнь у людей.
И мужиков в селении я видел мало, потому что мало их осталось. И часть из них искалечена. Но даже однорукий или одноногий страж — это всё равно страж. И мужик. Хуже, когда головы нету. Или в голове не все дома.
Ну, с психами тут просто поступают. Продают. Или убивают. Но продают реже.
Вот если у психа крутой папа или дедушка, а сам он мозгами съехал после битвы с Врагом, тогда псих считается раненым, и может пожить еще сезон-другой. Но жен такому мужу не полагается. Чтоб не портил породу. Сначала колдун или целитель вернут ему разум. Или скажут, что случай безнадежный.
Безнадежных больных здесь убивают. Чтоб не мучались. И других от важных дел не отвлекали.
Наш караван первый, что зашел к Стражам после Битвы. Вот нашего колдуна и позвали к раненому, одержимому железнокрылой птицей.
Напомнили мне кой-чего эти железные крылья, я и увязался следом за Ассом. Послушать, посмотреть. А за мной — Крант с Мальком.
Наше рыжее величество важно восседало на носилках. Наверно, паланкин и восемь носильщиков — это много проблем в дороге, вот и обходится он четырьмя. И носилками. Но шторы в носилках имеются. Без них никак нельзя! Знаками какими-то размалеванные.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80