Но поскольку «Конкистадор» начал предъявлять претензии — дескать, ему малолетки не нужны, маршал Тауберт решил передоверить борьбу с партизанами «страховцам».
И вдруг такой сюрприз. Оказывается, вместо того, чтобы истреблять партизан, полицаи убивают мирных граждан, которых ждут не дождутся на сортировочных пунктах, где пленных разделяют по возрасту, полу и состоянию здоровья.
Одних (от 18 до 33, 3/4 женщины, без хронических заболеваний и увечий) грузят на корабли. Других (лишних мужчин того же возраста плюс-минус несколько лет) мобилизуют в ударные части легиона, которые прежде назывались штрафными, но переименованы с тех пор, как командовать ими поставлен генерал Казарин. А третьих (детей, стариков, больных и калек) направляют на работы в городе.
А вот трупы никуда направить нельзя. Поэтому маршал Тауберт срочно вызвал к себе Страхау, которого в легионе все чаще называли Страховым, и бывший генеральный комиссар Органов поначалу был почти уверен, что его самого вынесут из маршальского кабинета вперед ногами.
Он правда, сравнительно твердым голосом изложил свою версию происшедшего. Она сводилась к тому, что земляне беспричинно открыли огонь по группе полицейской поддержки, и та была вынуждена отстреливаться и даже бросать гранаты в окна. При этом случайно пострадали и мирные граждане.
Но Саблин в своем докладе не поленился указать точное число пострадавших, подсчитанных с абсолютной точностью. А также экстраполировать эту цифру на весь город и весь полуостров — сколько людей недосчитаются на сортировочных и погрузочных пунктах, если «страховцы» будут действовать так и дальше.
Однако разговор двух маршалов (второй, правда, был низведен в легионе до уровня генерал-майора) закончился не так, как можно было ожидать.
Вместо того, чтобы собственноручно пристрелить Страхау или отдать соответствующий приказ той же особой службе, которая выполнила бы его с радостью, Тауберт распорядился:
— Виновных расстрелять. Всех строго предупредить: захват и отгрузка пленных — первоочередная задача. Казнить только тех, кто непригоден для отгрузки. Доблесть в бою определяется не числом убитых, а числом сдавшихся в плен.
Обогатив военную науку этой мудростью, Тауберт отпустил Страхау с миром к вящему разочарованию землян. Хоть и считали многие, что от «страховцев» есть польза — легионерам теперь не приходится марать руки, расстреливая и вешая партизан, но все же в большинстве своем земляне сходились на том, что вреда от полицаев гораздо больше.
А для капитана Саблина вся эта история имела приятное продолжение. По личному распоряжению Тауберта все отличившиеся в деле защиты пленных от озверевших «страховцев» получили новые звания. Саблин стал майором, Громозека — старшиной, а Игорь Иванов — поручиком.
Теперь Игорь был офицером и мог с полным правом называться не «и.о. командира центурии», а самым настоящим центурионом.
51
Бойцы 13-го отдельного мотострелкового полка из Дубравы застряли на полуострове из-за майора Никалаю, которому пришлось ампутировать руку.
В городе, куда мотострелки притащили раненого командира, легионеров не было. Какая-то бродячая центурия, пролетела через него, разгромила отделение Органов и удалилась в неизвестном направлении. Местные жители ничего не понимали и ждали, когда же придет народная армия, которая сбросит неведомых врагов в море, но ее все не было.
Через день по радио сообщили о предательстве Пала Страхау, который поднял мятеж на Закатном полуострове. А потом пошли слухи, что мятежники орудуют не сами по себе, а при поддержке наемников не то с островов, не то аж из космоса.
Если бы Никалаю пришел в себя чуть раньше или позже, то он мог бы рвануть на воссоединение с крупными группами окруженцев или податься в партизаны. Но случилась мертвая полоса. Окруженцы были уже рассеяны, а партизаны еще не набрали силу. И майор решил прорываться к своим на запад.
Но он и тут опоздал. Легионеры начали большое наступление, и фронт двигался быстрее, чем пешие бойцы во главе с командиром, обессилевшим от боли и потери крови.
На перешейке к команде Никалаю прибились еще две группы окруженцев. Одна из них в панике бежала с востока и сообщила, что перешеек блокирован, так что идти больше некуда.
Но Никалаю решил прорываться.
— Ночью пробьемся, — сказал он. — Если тут фронт, значит дальше — свои.
Но это был не фронт, а укрепленная полоса, которую в начале наступления держали четыре фаланги. Но когда стало ясно, что никакой контратаки целинцев здесь не будет, тут осталась одна фаланга и тыловые части.
Какие-то местные жители показали дорогу, которую легионеры использовали для снабжения наступающих частей, но охраняли плохо. Люди и техника требовались на передовой, и на перешейке оставалось все меньше боеспособных сил. Конвои на бронегрузовиках в стычках с партизанами больше надеялись на свое оружие и броню, а не на стационарную охрану.
Группа Никалаю все же понесла потери в перестрелках со стационарными постами и усиленным патрулем, но большая часть ее вырвалась на оперативный простор.
И тут судьба нанесла бойцам новый удар. Они не вышли к своим. Местные жители в один голос утверждали, что на материке тоже полно мятежников и мариманов, а фронт находится неизвестно где. Кто-то даже сказал, будто враги уже взяли Уражай и полным ходом идут к столице.
Тут сорвался даже Игар Иваноу, который до сих пор вел себя образцово. Но напряжение оказалось сильнее. Игар бился в судорогах и рыдал, крича:
— Они везде! Везде! Нет никаких наших! Нас всех убьют!
Пришлось майору Никалаю отхлестать его по щекам единственной оставшейся рукой. Окончательно Игар пришел в себя, когда командир назвал его паникером.
— Я не паникер! — воскликнул он все еще напряженным, но уже без истерической нотки, голосом. — Но объясните мне — почему так? Как это может быть?! Народная армия отходит, мы в окружении, а какие-то мятежники наступают и берут город за городом.
Никалаю не нашел ничего лучше, как ответить:
— Это тактический маневр. Мы заманиваем врага, чтобы потом сокрушить его ударом во фланг и тыл.
— Не слишком ли далеко заманиваем? — проворчал кто-то, но Никалаю заявил на это, что думать так — значит сомневаться в мудрости великого вождя, и ворчун испуганно умолк. А Никалаю добавил к слову:
— Я всегда знал, что Страхау предатель. Но ему удалось втереться в доверие к вождю, и в том, что происходит, есть и его вина. Чтобы расчистить путь предателям, он уничтожал честных офицеров. Не исключено, что в народной армии есть его ставленники. Но они не смогут творить свое черное дело долго. Скоро наши перейдут в наступление, и мы должны добраться до своих, чтобы принять в нем участие.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102