Так он и получился.
Война для Олега началась с мелочей. Приемник велели сдать на почту и выдали квитанцию. После первых налетов отец сказал:
- Придется вам эвакуироваться.
Олег радовался. Кто-то ему ляпнул, что на Урале, куда шли эшелоны с детьми, полным-полно камней-самоцветов, и Олег ехал собирать красивые камушки. Мать плакала. Отец остался на перроне. Художников объединили в группу красить зелеными и желтыми пятнами крыши для маскировки. Ретушеров записали художниками.
Мать с двумя детьми привезли в маленький городок с зелеными палисадниками, тихий и бедный. С бревенчатых стен маленькой комнаты косами свисала пакля. Мать прибегала с работы, когда от темноты и голода у Олега и подраставшей Люськи слипались глаза. Отворачивая лицо от дыма, мать растапливала печь, варила и, пока они уничтожали еду, грела возле печки их одеяла, мечтательно приговаривая:
- Вот погодите, скоро наш отец вернется...
От отца почтальон приносил письма, иногда по два-три сразу. С конвертов Олег срезал марки. После стали приходить конверты без марок. Потом пошли треугольники. Вскоре и треугольники приходить перестали. Засыпая, Олег видел: мать сидит на кругляке и, оцепенев, глядит на догорающие угли.
Война кончилась. Летом они втроем вернулись в родной город. На месте крыльца с резным навесом оказалась просто дверь. Вдруг мать побледнела, сжала Олегу руку и долго стояла не шевелясь. Над щелью, заменяющей почтовый ящик, хотя краска немного облупилась, было видно выведенное отцовской рукой: "Кв. No 1".
Мать опомнилась, опустила чемодан, дотянулась до ручки, дернула. Дверь не открылась; попробовала мать покрутить звонок - он едва скрипнул.
Люська показала Олегу вверх на стену. Окон их квартиры не было, сама стена была новая, криво сложенная из обломков кирпича, и шла она наискось. От этого дом выглядел времянкой и совсем перестал быть похожим на те особняки, которые видели императора Наполеона.
Оставив детей стеречь чемодан, мать ушла за угол и постучала в квартиру к соседям. Оттуда вышла женщина в пуховом платке. Она нехотя объяснила, что старые жильцы в начале войны разъехались кто куда. Въехали новые. Бомба тут упала еще в первый год войны и разрушила часть дома. Жильцов переселять было некуда, а трещины ползли дальше. Стену дотачали, чтобы дом не рухнул, и первой квартиры нынче фактически нету. То есть дверь-то в нее осталась, это так, да она никуда не ведет. Крыльцо давно на дрова пошло.
Женщина ушла и тщательно заперла за собой дверь. Мать стояла в растерянности, переминаясь с ноги на ногу. Олег и Люська на нее смотрели, а что она могла решить?
Приютила их тетка Полина, троюродная материна сестра. Она никуда не уезжала и сторожила свою комнату всю войну. Жила она на окраине одна, но все равно Немцам необходимо было думать о своей конуре.
Прописаться матери не удавалось, потому что не было квартиры, а в очередь на квартиру райисполком не ставил без прописки и характеристики с работы. На работу же никуда не брали без прописки. Зато по случайно сохранившейся квитанции на почте выдали отобранный в начале войны приемник. Тоже выдавать не хотели: квитанция-то была на имя отца, а отец пропал без вести. От прописки зависела остальная жизнь.
Безо всякой надежды мать ходила в домоуправление, и раз паспортистка Зоя Ивановна сжалилась, намекнула, что если участковому подмазать, он закроет глаза на то, что квартиры No 1 фактически нету и в ней пропишет.
- А как ему отдать деньги?- спросила мать.- Вдруг не возьмет?
- Да как все дают?- удивилась паспортистка.- Вложи в детскую книжку и скажи: вот, мол, подарок вашим детям.
Мать взяла взаймы у Полины денег и подарила участковому книжку "Дядя Степа", в которую вложила всю наличность. Участковый был немолод и толст.
- Почитаю,- надув щеки, сказал он.
Через неделю, когда мать пришла за ответом, участковый, разглядывая ее паспорт, строго сказал, что прописать уже почти можно, но замначальника по паспортному режиму смущает ее фамилия.
- Да уж какая есть,- равнодушно в тысячный раз объяснила мать.
- Может, с национальностью спутали? А если так, что это за немцы у нас в городе после войны? Но начальник тоже детские книжки любит...
Брать взаймы было не у кого. Мать сняла с руки и положила на стол участковому часики. Тот поморщился, но быстро убрал их в ящик стола. Через неделю у матери в паспорте стоял штамп прописки в квартире No 1, которой вообще-то не существовало.
Устроилась мать на работу счетоводом в какую-то артель. Куда ж еще ей было деваться с такой плохой фамилией?
Олег понимал, что отец не вернется, хотя похоронки так и не пришло. Мать притихла, руки у нее стали шершавыми. Они жили впроголодь, потому что на первые две зарплаты мать купила в комиссионке треснувшую скрипку. Олег сам ее склеил и вдруг стал играть без понуканий. Когда Олег переставал играть на скрипке или у него были нелады в школе, глаза матери наполнялись слезами. Она не говорила ни слова и быстро отворачивалась. Иногда она плакала без видимых причин.
- Что ты все про одно: дети да дети,- поучала ее Полина, которая была лет на двадцать старше.- О себе подумай!
Не отвечала мать, будто не слышала.
В коммуналке у Полины они прожили некоторое время. Потом вечером пришел участковый. Пыхтя, спросил разрешения присесть (целый день, мол, на ногах), но надо взглянуть на документы. Полины не было, детей мать только что уложила, Олег делал вид, что уже спит. Выложенный матерью на стол паспорт участковый открывать, однако, не стал.
- Выпить чего не найдется?- вдруг спросил он.
Просьба такая даже обрадовала мать: не будет он принимать мер, выпьет да уйдет. Он сам откупорил поставленную перед ним четвертинку водки, влил в себя полстакана, закусил хлебной корочкой, валявшейся на столе, слил в стакан остальное и допил.
- Хорошо!- сказал он, совсем раскраснелся и расстегнул шинель.
- Ну, и слава богу!- пробормотала мать.- У нас с документами все в порядке, можете не беспокоиться.
- А как насчет по женской части?- и он сжал материну руку.
- В каком смысле?- оторопела мать.
- Да в прямом. Я мужчина сильный, сама понимаешь, что мне надо.
Он поднялся, шатнувшись, и схватил мать за вторую руку. Она отстранилась, как могла.
- Нет, не надо, пожалуйста, дети ведь смотрят,- запричитала мать.
- Тогда в коридор пойдем, да не бойсь, я шинель подстелю, она теплая.
В это время тихо вошла тетя Полина.
- У, да тут веселье гудит,- все поняв с первого взгляда, зашумела она.- Но надо и честь знать, гости дорогие, хозяйке спать пора, завтра чуть свет на работу.
- Ладно, вдругоря еще приду,- угрюмо объявил участковый, отпустил материны руки и нетвердой походкой направился к двери.
Уткнувшись в Полинино плечо, мать рыдала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41
Война для Олега началась с мелочей. Приемник велели сдать на почту и выдали квитанцию. После первых налетов отец сказал:
- Придется вам эвакуироваться.
Олег радовался. Кто-то ему ляпнул, что на Урале, куда шли эшелоны с детьми, полным-полно камней-самоцветов, и Олег ехал собирать красивые камушки. Мать плакала. Отец остался на перроне. Художников объединили в группу красить зелеными и желтыми пятнами крыши для маскировки. Ретушеров записали художниками.
Мать с двумя детьми привезли в маленький городок с зелеными палисадниками, тихий и бедный. С бревенчатых стен маленькой комнаты косами свисала пакля. Мать прибегала с работы, когда от темноты и голода у Олега и подраставшей Люськи слипались глаза. Отворачивая лицо от дыма, мать растапливала печь, варила и, пока они уничтожали еду, грела возле печки их одеяла, мечтательно приговаривая:
- Вот погодите, скоро наш отец вернется...
От отца почтальон приносил письма, иногда по два-три сразу. С конвертов Олег срезал марки. После стали приходить конверты без марок. Потом пошли треугольники. Вскоре и треугольники приходить перестали. Засыпая, Олег видел: мать сидит на кругляке и, оцепенев, глядит на догорающие угли.
Война кончилась. Летом они втроем вернулись в родной город. На месте крыльца с резным навесом оказалась просто дверь. Вдруг мать побледнела, сжала Олегу руку и долго стояла не шевелясь. Над щелью, заменяющей почтовый ящик, хотя краска немного облупилась, было видно выведенное отцовской рукой: "Кв. No 1".
Мать опомнилась, опустила чемодан, дотянулась до ручки, дернула. Дверь не открылась; попробовала мать покрутить звонок - он едва скрипнул.
Люська показала Олегу вверх на стену. Окон их квартиры не было, сама стена была новая, криво сложенная из обломков кирпича, и шла она наискось. От этого дом выглядел времянкой и совсем перестал быть похожим на те особняки, которые видели императора Наполеона.
Оставив детей стеречь чемодан, мать ушла за угол и постучала в квартиру к соседям. Оттуда вышла женщина в пуховом платке. Она нехотя объяснила, что старые жильцы в начале войны разъехались кто куда. Въехали новые. Бомба тут упала еще в первый год войны и разрушила часть дома. Жильцов переселять было некуда, а трещины ползли дальше. Стену дотачали, чтобы дом не рухнул, и первой квартиры нынче фактически нету. То есть дверь-то в нее осталась, это так, да она никуда не ведет. Крыльцо давно на дрова пошло.
Женщина ушла и тщательно заперла за собой дверь. Мать стояла в растерянности, переминаясь с ноги на ногу. Олег и Люська на нее смотрели, а что она могла решить?
Приютила их тетка Полина, троюродная материна сестра. Она никуда не уезжала и сторожила свою комнату всю войну. Жила она на окраине одна, но все равно Немцам необходимо было думать о своей конуре.
Прописаться матери не удавалось, потому что не было квартиры, а в очередь на квартиру райисполком не ставил без прописки и характеристики с работы. На работу же никуда не брали без прописки. Зато по случайно сохранившейся квитанции на почте выдали отобранный в начале войны приемник. Тоже выдавать не хотели: квитанция-то была на имя отца, а отец пропал без вести. От прописки зависела остальная жизнь.
Безо всякой надежды мать ходила в домоуправление, и раз паспортистка Зоя Ивановна сжалилась, намекнула, что если участковому подмазать, он закроет глаза на то, что квартиры No 1 фактически нету и в ней пропишет.
- А как ему отдать деньги?- спросила мать.- Вдруг не возьмет?
- Да как все дают?- удивилась паспортистка.- Вложи в детскую книжку и скажи: вот, мол, подарок вашим детям.
Мать взяла взаймы у Полины денег и подарила участковому книжку "Дядя Степа", в которую вложила всю наличность. Участковый был немолод и толст.
- Почитаю,- надув щеки, сказал он.
Через неделю, когда мать пришла за ответом, участковый, разглядывая ее паспорт, строго сказал, что прописать уже почти можно, но замначальника по паспортному режиму смущает ее фамилия.
- Да уж какая есть,- равнодушно в тысячный раз объяснила мать.
- Может, с национальностью спутали? А если так, что это за немцы у нас в городе после войны? Но начальник тоже детские книжки любит...
Брать взаймы было не у кого. Мать сняла с руки и положила на стол участковому часики. Тот поморщился, но быстро убрал их в ящик стола. Через неделю у матери в паспорте стоял штамп прописки в квартире No 1, которой вообще-то не существовало.
Устроилась мать на работу счетоводом в какую-то артель. Куда ж еще ей было деваться с такой плохой фамилией?
Олег понимал, что отец не вернется, хотя похоронки так и не пришло. Мать притихла, руки у нее стали шершавыми. Они жили впроголодь, потому что на первые две зарплаты мать купила в комиссионке треснувшую скрипку. Олег сам ее склеил и вдруг стал играть без понуканий. Когда Олег переставал играть на скрипке или у него были нелады в школе, глаза матери наполнялись слезами. Она не говорила ни слова и быстро отворачивалась. Иногда она плакала без видимых причин.
- Что ты все про одно: дети да дети,- поучала ее Полина, которая была лет на двадцать старше.- О себе подумай!
Не отвечала мать, будто не слышала.
В коммуналке у Полины они прожили некоторое время. Потом вечером пришел участковый. Пыхтя, спросил разрешения присесть (целый день, мол, на ногах), но надо взглянуть на документы. Полины не было, детей мать только что уложила, Олег делал вид, что уже спит. Выложенный матерью на стол паспорт участковый открывать, однако, не стал.
- Выпить чего не найдется?- вдруг спросил он.
Просьба такая даже обрадовала мать: не будет он принимать мер, выпьет да уйдет. Он сам откупорил поставленную перед ним четвертинку водки, влил в себя полстакана, закусил хлебной корочкой, валявшейся на столе, слил в стакан остальное и допил.
- Хорошо!- сказал он, совсем раскраснелся и расстегнул шинель.
- Ну, и слава богу!- пробормотала мать.- У нас с документами все в порядке, можете не беспокоиться.
- А как насчет по женской части?- и он сжал материну руку.
- В каком смысле?- оторопела мать.
- Да в прямом. Я мужчина сильный, сама понимаешь, что мне надо.
Он поднялся, шатнувшись, и схватил мать за вторую руку. Она отстранилась, как могла.
- Нет, не надо, пожалуйста, дети ведь смотрят,- запричитала мать.
- Тогда в коридор пойдем, да не бойсь, я шинель подстелю, она теплая.
В это время тихо вошла тетя Полина.
- У, да тут веселье гудит,- все поняв с первого взгляда, зашумела она.- Но надо и честь знать, гости дорогие, хозяйке спать пора, завтра чуть свет на работу.
- Ладно, вдругоря еще приду,- угрюмо объявил участковый, отпустил материны руки и нетвердой походкой направился к двери.
Уткнувшись в Полинино плечо, мать рыдала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41