С твоим отцом все будет хорошо. – Мирия потянулась и откинула со лба мужа прядь волос. Когда она коснулась его кожи, он открыл глаза.
– Где я? – спросил Руатайн.
– Дома, – ответила жена. – Ты дома. – Ее зеленые глаза наполнились слезами.
– Тихо, женщина. Не плачь. Я не умираю.
– Глупый, – проговорила Мирия, вытирая слезы тыльной стороной ладони. – Я плачу не поэтому.
Они посидели в молчании, а потом он поднял руку и притянул ее к себе.
– Я люблю тебя, детка.
– А я тебя, глупый ты человек.
Ворна встала, потянула Бендегита Брана за руку и вышла с ним из комнаты, закрыв за собой дверь.
– С моим отцом все будет в порядке? – спросил золотоволосый мальчик.
– О да, – ответила бывшая колдунья, – с ними все будет хорошо.
Солнце садилось за горные вершины на западе, когда Ворна отправилась в дом Бануина. Она все еще не воспринимала его как свой. Почему-то без мужа, несмотря на обилие ковров, мебели и украшений, дом казался странно пустым.
Ворна глубоко вздохнула и остановилась – ее снова настигла дурнота. В последний месяц в лучшем случае она умудрялась поесть один раз из трех. Прислонившись к забору кузницы Наннкумала, бывшая колдунья закрыла глаза. Прохладный ветерок принялся играть ее черно-серебряными прядями. Он очень освежал.
Будучи ведуньей, Ворна много раз испытывала боль деторождения через Погружение, но, к счастью, никогда эту отвратительную дурноту. Она знала, что большинство женщин испытывают легкое недомогание с утра. Оно быстро проходит и не сильно отравляет жизнь. А другие – и, увы, она в их числе – как будто прокляты, и оно может настичь в любой момент. Ворна выпрямилась. После поездки к раненому Руатайну ее мутило, и болел крестец. Женщина потянулась и пошла дальше.
В доме было прохладно, и Ворна разожгла огонь. Внезапно она вздрогнула и огляделась. Никого. Это удивило ее, поскольку ей показалось на мгновение, что она не одна. Поднявшись, женщина дошла до спальни и заглянула туда. Через широкое окно лился лунный свет на широкую кровать со стеганым одеялом.
– Кто здесь? – прошептала Ворна, но ответа не получила. Вернувшись к очагу, она села в любимое кресло Бануина и закрыла глаза. Могущество, дарованное Морригу, оставило ее, однако с детства у нее была собственная сила: повышенная чувствительность к тонкому миру. Именно так ей удалось увидеть душу Риамфады, идущую среди сидов. Она попыталась призвать на помощь эту способность.
Что это рядом с ней, дух или демон? Ворна проверила свои ощущения. Нет, она не испытывала страха, значит, это не посланник зла. Ее лба коснулось дуновение холодного ветра. Потом оно исчезло, и в комнате снова стало пусто. Бывшая колдунья открыла глаза. Должно быть, просто ночной дух на пути неизвестно куда…
Ворна сварила себе овсянку на молоке и села, ожидая, пока еда остынет. Затем подумала о Бануине, представила надетую на него бронзовую застежку для плаща с синим опалом.
– Она вернет тебя мне живым и здоровым. Это самый сильный мой амулет.
Взяв миску с кашей, Ворна принялась за еду. Немедленно накатила тошнота, и она поставила миску, откинулась на спинку стула.
Ее напугало хлопанье крыльев. На спинку дивана сел огромный ворон и принялся чистить перышки. В груди Ворны вскипел гнев, подавляя дурноту.
В дверях стояла Морригу, закутанная в порванную шаль.
– Что тебе нужно? – прошипела Ворна.
Морригу вошла в комнату и села напротив бывшей колдуньи, протянула старческие руки к огню.
– Может быть, мне просто захотелось общества, – вздохнула она. Опустив голову на спинку стула, Морригу закрыла глаза. – Ешь свою овсянку, я рассеяла тошноту.
– Я не голодна.
– Думай не только о себе. Ты ешь за двоих. Сыну нужна пища, Ворна. Ты ведь не хочешь больного ребенка или калеку, вроде Риамфады?
Сердце немедленно наполнил ужас.
– Угрожаешь?
– Нет, конечно. Меня не интересует твой ребенок. Ешь овсянку.
Бывшая колдунья снова пододвинула к себе миску. Закончив есть, подкинула еще полено в очаг и принялась смотреть на пламя. Она не представляла, чего на самом деле хочет Морригу, но знала, что сиды не говорят ничего раньше времени. В комнате было тихо, только потрескивали горящие дрова, и иногда ворон встряхивал перьями. Ворна бросила взгляд на Морригу. Казалось, старуха уснула. Через некоторое время женщина была не в силах выносить неизвестность.
– Зачем ты пришла на самом деле? – спросила она.
– Сомневаюсь, что ты поверишь, – ответила Морригу. – Я думала, что тебе не захочется быть одной, когда в дверь постучит вестник.
– Какой вестник?
– Паромщик с юга. Он скоро придет. Ступай к двери. Увидишь, как он переходит первый мост.
Ворна встала и пересекла комнату. Когда она распахнула Дверь, то увидела человека, освещенного светом луны. Он шел с опущенной головой, словно его тяготила некая ноша. Он приостановился на третьем мосту, заметив в дверях Ворну, потом медленно направился к ней. Бывшая колдунья вышла ему навстречу.
– Меня зовут Каласайн.
– Я знаю, кто ты, паромщик. Я принимала роды у твоей жены.
– Да, в самом деле. – Старик нервно облизнул губы. Он не смотрел – не мог смотреть – ей в глаза. – Ваш… твой муж Бануин… пересекал реку три месяца назад. Мой сын… – Он замолчал, потом глубоко вздохнул, и слова полились потоком. – Мой сын вор. Он украл у Иноземца одну вещь. Я нашел ее только три дня назад. Не знал, что делать. Я хотел дождаться Бануина. А потом…
– Уже поздно и я устала, – сказала Ворна. – Говори, что должен.
Каласайн развязал мешочек на боку и вытащил застежку для плаща. В лунном свете блеснул синий опал.
– Сенекаль вытащил это из седельной сумки Бануина. – Он протянул брошь Ворне.
Та прислонилась к двери, и ее лицо посерело. Каласайн едва успел подхватить женщину на руки – она потеряла сознание. Он отнес ее в кресло у очага. Ворна открыла глаза и по щекам заструились слезы. Паромщик опустился рядом.
– Ты больна?
– Твой сын… убил моего мужа.
– Нет, нет. Он только украл брошь. Бануин уехал с Коннаваром. Клянусь.
– Уходи. Оставь меня, – плакала Ворна, отворачиваясь. Каласайн поднялся на ноги. Ему почудилось, что птица захлопала крыльями, и он обернулся. Комната была пуста.
– Простите, госпожа…
Он постоял, ожидая ответа. Не дождавшись, вышел в ночь, плотно закрыв за собой дверь.
– Мне жаль, что так вышло, – сказала Морригу.
– Убирайся и оставь меня в покое, – ответила Ворна.
– У меня есть дар для тебя, – вздохнула Морригу. – Как только я уйду, к тебе вернется магическая сила, которая исчезнет с рассветом.
– Я не хочу, – сказала бывшая колдунья, выпрямившись. Стул напротив был пуст.
Оставшись одна, Ворна опустилась в кресло и разрыдалась.
Ее волос снова коснулся ветерок, и на этот раз она поняла, кто это. Женщина устроилась поудобнее, и душа ее ненадолго оставила тело.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101
– Где я? – спросил Руатайн.
– Дома, – ответила жена. – Ты дома. – Ее зеленые глаза наполнились слезами.
– Тихо, женщина. Не плачь. Я не умираю.
– Глупый, – проговорила Мирия, вытирая слезы тыльной стороной ладони. – Я плачу не поэтому.
Они посидели в молчании, а потом он поднял руку и притянул ее к себе.
– Я люблю тебя, детка.
– А я тебя, глупый ты человек.
Ворна встала, потянула Бендегита Брана за руку и вышла с ним из комнаты, закрыв за собой дверь.
– С моим отцом все будет в порядке? – спросил золотоволосый мальчик.
– О да, – ответила бывшая колдунья, – с ними все будет хорошо.
Солнце садилось за горные вершины на западе, когда Ворна отправилась в дом Бануина. Она все еще не воспринимала его как свой. Почему-то без мужа, несмотря на обилие ковров, мебели и украшений, дом казался странно пустым.
Ворна глубоко вздохнула и остановилась – ее снова настигла дурнота. В последний месяц в лучшем случае она умудрялась поесть один раз из трех. Прислонившись к забору кузницы Наннкумала, бывшая колдунья закрыла глаза. Прохладный ветерок принялся играть ее черно-серебряными прядями. Он очень освежал.
Будучи ведуньей, Ворна много раз испытывала боль деторождения через Погружение, но, к счастью, никогда эту отвратительную дурноту. Она знала, что большинство женщин испытывают легкое недомогание с утра. Оно быстро проходит и не сильно отравляет жизнь. А другие – и, увы, она в их числе – как будто прокляты, и оно может настичь в любой момент. Ворна выпрямилась. После поездки к раненому Руатайну ее мутило, и болел крестец. Женщина потянулась и пошла дальше.
В доме было прохладно, и Ворна разожгла огонь. Внезапно она вздрогнула и огляделась. Никого. Это удивило ее, поскольку ей показалось на мгновение, что она не одна. Поднявшись, женщина дошла до спальни и заглянула туда. Через широкое окно лился лунный свет на широкую кровать со стеганым одеялом.
– Кто здесь? – прошептала Ворна, но ответа не получила. Вернувшись к очагу, она села в любимое кресло Бануина и закрыла глаза. Могущество, дарованное Морригу, оставило ее, однако с детства у нее была собственная сила: повышенная чувствительность к тонкому миру. Именно так ей удалось увидеть душу Риамфады, идущую среди сидов. Она попыталась призвать на помощь эту способность.
Что это рядом с ней, дух или демон? Ворна проверила свои ощущения. Нет, она не испытывала страха, значит, это не посланник зла. Ее лба коснулось дуновение холодного ветра. Потом оно исчезло, и в комнате снова стало пусто. Бывшая колдунья открыла глаза. Должно быть, просто ночной дух на пути неизвестно куда…
Ворна сварила себе овсянку на молоке и села, ожидая, пока еда остынет. Затем подумала о Бануине, представила надетую на него бронзовую застежку для плаща с синим опалом.
– Она вернет тебя мне живым и здоровым. Это самый сильный мой амулет.
Взяв миску с кашей, Ворна принялась за еду. Немедленно накатила тошнота, и она поставила миску, откинулась на спинку стула.
Ее напугало хлопанье крыльев. На спинку дивана сел огромный ворон и принялся чистить перышки. В груди Ворны вскипел гнев, подавляя дурноту.
В дверях стояла Морригу, закутанная в порванную шаль.
– Что тебе нужно? – прошипела Ворна.
Морригу вошла в комнату и села напротив бывшей колдуньи, протянула старческие руки к огню.
– Может быть, мне просто захотелось общества, – вздохнула она. Опустив голову на спинку стула, Морригу закрыла глаза. – Ешь свою овсянку, я рассеяла тошноту.
– Я не голодна.
– Думай не только о себе. Ты ешь за двоих. Сыну нужна пища, Ворна. Ты ведь не хочешь больного ребенка или калеку, вроде Риамфады?
Сердце немедленно наполнил ужас.
– Угрожаешь?
– Нет, конечно. Меня не интересует твой ребенок. Ешь овсянку.
Бывшая колдунья снова пододвинула к себе миску. Закончив есть, подкинула еще полено в очаг и принялась смотреть на пламя. Она не представляла, чего на самом деле хочет Морригу, но знала, что сиды не говорят ничего раньше времени. В комнате было тихо, только потрескивали горящие дрова, и иногда ворон встряхивал перьями. Ворна бросила взгляд на Морригу. Казалось, старуха уснула. Через некоторое время женщина была не в силах выносить неизвестность.
– Зачем ты пришла на самом деле? – спросила она.
– Сомневаюсь, что ты поверишь, – ответила Морригу. – Я думала, что тебе не захочется быть одной, когда в дверь постучит вестник.
– Какой вестник?
– Паромщик с юга. Он скоро придет. Ступай к двери. Увидишь, как он переходит первый мост.
Ворна встала и пересекла комнату. Когда она распахнула Дверь, то увидела человека, освещенного светом луны. Он шел с опущенной головой, словно его тяготила некая ноша. Он приостановился на третьем мосту, заметив в дверях Ворну, потом медленно направился к ней. Бывшая колдунья вышла ему навстречу.
– Меня зовут Каласайн.
– Я знаю, кто ты, паромщик. Я принимала роды у твоей жены.
– Да, в самом деле. – Старик нервно облизнул губы. Он не смотрел – не мог смотреть – ей в глаза. – Ваш… твой муж Бануин… пересекал реку три месяца назад. Мой сын… – Он замолчал, потом глубоко вздохнул, и слова полились потоком. – Мой сын вор. Он украл у Иноземца одну вещь. Я нашел ее только три дня назад. Не знал, что делать. Я хотел дождаться Бануина. А потом…
– Уже поздно и я устала, – сказала Ворна. – Говори, что должен.
Каласайн развязал мешочек на боку и вытащил застежку для плаща. В лунном свете блеснул синий опал.
– Сенекаль вытащил это из седельной сумки Бануина. – Он протянул брошь Ворне.
Та прислонилась к двери, и ее лицо посерело. Каласайн едва успел подхватить женщину на руки – она потеряла сознание. Он отнес ее в кресло у очага. Ворна открыла глаза и по щекам заструились слезы. Паромщик опустился рядом.
– Ты больна?
– Твой сын… убил моего мужа.
– Нет, нет. Он только украл брошь. Бануин уехал с Коннаваром. Клянусь.
– Уходи. Оставь меня, – плакала Ворна, отворачиваясь. Каласайн поднялся на ноги. Ему почудилось, что птица захлопала крыльями, и он обернулся. Комната была пуста.
– Простите, госпожа…
Он постоял, ожидая ответа. Не дождавшись, вышел в ночь, плотно закрыв за собой дверь.
– Мне жаль, что так вышло, – сказала Морригу.
– Убирайся и оставь меня в покое, – ответила Ворна.
– У меня есть дар для тебя, – вздохнула Морригу. – Как только я уйду, к тебе вернется магическая сила, которая исчезнет с рассветом.
– Я не хочу, – сказала бывшая колдунья, выпрямившись. Стул напротив был пуст.
Оставшись одна, Ворна опустилась в кресло и разрыдалась.
Ее волос снова коснулся ветерок, и на этот раз она поняла, кто это. Женщина устроилась поудобнее, и душа ее ненадолго оставила тело.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101