выговор у него был совершенно простонародный. Он разложил свои инструменты на столе, который мы принесли с кухни, каждый предмет — на своей белой салфетке; я в это время старательно загораживала собой все приготовления от Флейм. Четыре ножа разной величины, точильный камень, мотки нити, четыре изогнутых иглы. Бутылка виски. Две пилы с зубьями разной величины. Несколько зажимов. Пачка муслиновых салфеток. Все выглядело содержащимся в безупречной чистоте, что обнадеживало… Руарт, впрочем, в тревоге перепархивал с кровати на окно, с окна — на стул, пока я не бросила на него суровый взгляд. Рэнсом, который вместе с Тором вернулся в комнату, был ненамного спокойнее. Кустистые брови Гэрровина, когда он увидел обилие орудий мясника, взлетели так высоко, что едва не слились с лохматыми волосами. Он бросил на меня взгляд одновременно удивленный и насмешливый.
Мы тут собираемся обедать, девонька, или производить ампутацию? Может, тебе нужны приправы, а не лекарственные растения?
— Делай свое дело, — рявкнула я. Старик ухмыльнулся, развязал узелок, который принес с собой, и достал свои горочки и бутылочки. Мы напоили Флейм обезболивающим и снотворным снадобьем.
Блойд в предвкушении потирал руки.
— Ну, начнем, красотка, — жизнерадостно сказал он мне — В последний раз руку я отрезал собственной жене.
Можешь мне поверить — ей ничуточки больно не было. Да и жалеть о руке не пришлось… Ладно, давай посмотрим, в чем там дело.
Мы подняли засыпающую Флейм и уложили на стол; Блойд с отвращением осмотрел ее руку и повернулся ко мне:
— Тридцать сету, и ни на грош меньше. — Голос его был таким же напряженным, как и мышцы. Он знал, что видит перед собой, и знал, какие неприятности ждут его, если дун-маг узнает о его участии в нашей затее.
Я для виду поторговалась, но душа моя к этому не лежала.
Душа моя не лежала и к тому, что за этим последовало.
Снадобья приглушили боль, но полностью сознания Флейм не потеряла. Мы привязали ее к столу, но каждое прикосновение ножа заставляло ее метаться и стонать так жалобно, что мне казалось, будто нож вонзается в мое тело. Это было ужасно…
— Поторопись, — сказала я Блойду. — И на забывай, что ты имеешь дело не с трупом. Она может истечь кровью.
Сразу было видно, что мясник наслаждается работой. Первый разрез он сделал, пока я еще затягивала последнюю удерживающую Флейм веревку. Блойд все время комментировал свои действия и то и дело давал нам с Тором указания: подать то, подать это, подержать там, надавить тут. По какой-то причине — я не совсем поняла почему — он счел необходимым отнять руку выше локтя, а не по суставу. Первый надрез Блойд сделал гораздо ниже, чтобы, как он сказал, иметь достаточно большой лоскут плоти для натягивания на культю. При таком объяснении Рэнсом упал в обморок.
Я не могла позволить себе подобной роскоши. Мне приходилось следить за каждым движением Блойда, но все равно я боялась, что он забудет: режет он живую плоть. Когда Флейм начала стонать громче и стало ясно, что действие снадобья заканчивается, Гэрровин прижал к ее лицу тряпку, смоченную жидкостью из одной из своих бутылочек. Запах был сладкий и тошнотворный… Сначала, когда Блойд принялся пилить кость, Флейм все равно продолжала кричать, но потом, благодарение богам, средство подействовало, и она отключилась. Гэрровин пощупал ее пульс и ободряюще кивнул мне.
— Сердце бьется сильно, — сказал он. — Хоть она и тощая, но крепкая, как скала Синдур. — О такой скале я никогда не слышала, так что его слова меня не особенно утешили.
Блойд был хорошим мясником, должна признать, и его веселая бесчувственность, пожалуй, являлась преимуществом, поскольку означала, что он ничуть не нервничает. Кровь его не пугала, сосуды он перевязывал с безразличным спокойствием, как если бы это было для него обычным делом, а швы делал быстро и аккуратно. Гэрровин острым взглядом следил за ним и постоянно пояснял то, что происходит.
— Ну вот, это, должно быть, главный сосуд. Ты бы, парень, остановил кровотечение, а? А сюда, милый, я бы на твоем месте не лез, лучше вон там пережми. Вот, молодец! Ловко ты наложил шов! — Мне хотелось прикрикнуть на него, чтобы он замолчал. Только много позже я поняла, что успехом операции мы в большой мере были обязаны его советам.
Я расплатилась с Блойдом и предупредила, чтобы языком не трепал (впрочем, тут можно было ничего не опасаться: Блойд знал, чем рискует, если до дун-мага дойдет слух о его участии в спасении Флейм), и проводила до двери. Потом я вернулась, чтобы помочь Гэрровину и Тору забинтовать культю и перенести Флейм на постель. Сознание к ней уже возвращалось, и боль заставляла ее судорожно втягивать воздух сквозь зубы. Однако теперь было нужно, чтобы Флейм оставалась в сознании: ей требовалось избавиться от остатков дун-магии, а также побороть возможную инфекцию, поэтому, когда Гэрровин предложил дать ей еще снотворного снадобья, я покачала головой:
— Не сейчас — сначала она должна позаботиться о собственном исцелении. Лучше приготовь ей питье, облегчающее боль.
Я бросила взгляд на Руарта, сидевшего на спинке кровати. Птицы были для меня все одинаковы, особенно мелкие, по крайней мере, до тех пор, пока я не познакомилась с дастелцами, но нужно было бы быть слепой, чтобы не заметить отчаяния, которое испытывал Руарт. Бедняга… Он сидел нахохлившись, яркие перышки словно поблекли, голова поникла, а в синих глазах была такая боль, что мне захотелось его утешить, — только я не знала, как это сделать.
Флейм снова начала стонать, и ее вырвало. После того как мы ее умыли, я села рядом и взяла ее за правую руку — единственную теперь.
Все позади, — сказала я, — но тебе еще предстоит побороться.
Флейм открыла глаза, но боль была такой сильной, что она едва снова не потеряла сознания. Я следила за тем, как она борется — и побеждает; в ее победе я не сомневалась. Она даже сумела мне улыбнуться. Что за женщина!
Гэрровин приготовил ей питье, уменьшающее боль, а потом отошел и стал смотреть в окно. Мое место рядом с Флейм занял Рэнсом, который пришел в себя и теперь рвался загладить проявление слабости.
— Тебе нужно отдохнуть, — тихо сказал мне Тор. — У тебя ведь тоже хватает ран. Здесь я за всем присмотрю. — Он обвел рукой комнату — кровь, отрезанную руку Флейм, Рэнсома.
Я кивнула:
— Спасибо, Тор.
— Ты уверена, что тебе самой не требуется помощь? Я с благодарностью коснулась его руки.
Потом я повернулась к Гэрровину, который прислонился к стене, глядя на нас своим расчетливым взглядом. Кончик носа у него шевелился, и я не могла не подумать о кролике: у этих зверьков носы вечно подрагивают.
— Я, в самом деле, не выношу крови, — сказал он.
— Мы очень тебе признательны, — сказала я, отсчитывая причитающиеся ему деньги, и мрачно добавила:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99
Мы тут собираемся обедать, девонька, или производить ампутацию? Может, тебе нужны приправы, а не лекарственные растения?
— Делай свое дело, — рявкнула я. Старик ухмыльнулся, развязал узелок, который принес с собой, и достал свои горочки и бутылочки. Мы напоили Флейм обезболивающим и снотворным снадобьем.
Блойд в предвкушении потирал руки.
— Ну, начнем, красотка, — жизнерадостно сказал он мне — В последний раз руку я отрезал собственной жене.
Можешь мне поверить — ей ничуточки больно не было. Да и жалеть о руке не пришлось… Ладно, давай посмотрим, в чем там дело.
Мы подняли засыпающую Флейм и уложили на стол; Блойд с отвращением осмотрел ее руку и повернулся ко мне:
— Тридцать сету, и ни на грош меньше. — Голос его был таким же напряженным, как и мышцы. Он знал, что видит перед собой, и знал, какие неприятности ждут его, если дун-маг узнает о его участии в нашей затее.
Я для виду поторговалась, но душа моя к этому не лежала.
Душа моя не лежала и к тому, что за этим последовало.
Снадобья приглушили боль, но полностью сознания Флейм не потеряла. Мы привязали ее к столу, но каждое прикосновение ножа заставляло ее метаться и стонать так жалобно, что мне казалось, будто нож вонзается в мое тело. Это было ужасно…
— Поторопись, — сказала я Блойду. — И на забывай, что ты имеешь дело не с трупом. Она может истечь кровью.
Сразу было видно, что мясник наслаждается работой. Первый разрез он сделал, пока я еще затягивала последнюю удерживающую Флейм веревку. Блойд все время комментировал свои действия и то и дело давал нам с Тором указания: подать то, подать это, подержать там, надавить тут. По какой-то причине — я не совсем поняла почему — он счел необходимым отнять руку выше локтя, а не по суставу. Первый надрез Блойд сделал гораздо ниже, чтобы, как он сказал, иметь достаточно большой лоскут плоти для натягивания на культю. При таком объяснении Рэнсом упал в обморок.
Я не могла позволить себе подобной роскоши. Мне приходилось следить за каждым движением Блойда, но все равно я боялась, что он забудет: режет он живую плоть. Когда Флейм начала стонать громче и стало ясно, что действие снадобья заканчивается, Гэрровин прижал к ее лицу тряпку, смоченную жидкостью из одной из своих бутылочек. Запах был сладкий и тошнотворный… Сначала, когда Блойд принялся пилить кость, Флейм все равно продолжала кричать, но потом, благодарение богам, средство подействовало, и она отключилась. Гэрровин пощупал ее пульс и ободряюще кивнул мне.
— Сердце бьется сильно, — сказал он. — Хоть она и тощая, но крепкая, как скала Синдур. — О такой скале я никогда не слышала, так что его слова меня не особенно утешили.
Блойд был хорошим мясником, должна признать, и его веселая бесчувственность, пожалуй, являлась преимуществом, поскольку означала, что он ничуть не нервничает. Кровь его не пугала, сосуды он перевязывал с безразличным спокойствием, как если бы это было для него обычным делом, а швы делал быстро и аккуратно. Гэрровин острым взглядом следил за ним и постоянно пояснял то, что происходит.
— Ну вот, это, должно быть, главный сосуд. Ты бы, парень, остановил кровотечение, а? А сюда, милый, я бы на твоем месте не лез, лучше вон там пережми. Вот, молодец! Ловко ты наложил шов! — Мне хотелось прикрикнуть на него, чтобы он замолчал. Только много позже я поняла, что успехом операции мы в большой мере были обязаны его советам.
Я расплатилась с Блойдом и предупредила, чтобы языком не трепал (впрочем, тут можно было ничего не опасаться: Блойд знал, чем рискует, если до дун-мага дойдет слух о его участии в спасении Флейм), и проводила до двери. Потом я вернулась, чтобы помочь Гэрровину и Тору забинтовать культю и перенести Флейм на постель. Сознание к ней уже возвращалось, и боль заставляла ее судорожно втягивать воздух сквозь зубы. Однако теперь было нужно, чтобы Флейм оставалась в сознании: ей требовалось избавиться от остатков дун-магии, а также побороть возможную инфекцию, поэтому, когда Гэрровин предложил дать ей еще снотворного снадобья, я покачала головой:
— Не сейчас — сначала она должна позаботиться о собственном исцелении. Лучше приготовь ей питье, облегчающее боль.
Я бросила взгляд на Руарта, сидевшего на спинке кровати. Птицы были для меня все одинаковы, особенно мелкие, по крайней мере, до тех пор, пока я не познакомилась с дастелцами, но нужно было бы быть слепой, чтобы не заметить отчаяния, которое испытывал Руарт. Бедняга… Он сидел нахохлившись, яркие перышки словно поблекли, голова поникла, а в синих глазах была такая боль, что мне захотелось его утешить, — только я не знала, как это сделать.
Флейм снова начала стонать, и ее вырвало. После того как мы ее умыли, я села рядом и взяла ее за правую руку — единственную теперь.
Все позади, — сказала я, — но тебе еще предстоит побороться.
Флейм открыла глаза, но боль была такой сильной, что она едва снова не потеряла сознания. Я следила за тем, как она борется — и побеждает; в ее победе я не сомневалась. Она даже сумела мне улыбнуться. Что за женщина!
Гэрровин приготовил ей питье, уменьшающее боль, а потом отошел и стал смотреть в окно. Мое место рядом с Флейм занял Рэнсом, который пришел в себя и теперь рвался загладить проявление слабости.
— Тебе нужно отдохнуть, — тихо сказал мне Тор. — У тебя ведь тоже хватает ран. Здесь я за всем присмотрю. — Он обвел рукой комнату — кровь, отрезанную руку Флейм, Рэнсома.
Я кивнула:
— Спасибо, Тор.
— Ты уверена, что тебе самой не требуется помощь? Я с благодарностью коснулась его руки.
Потом я повернулась к Гэрровину, который прислонился к стене, глядя на нас своим расчетливым взглядом. Кончик носа у него шевелился, и я не могла не подумать о кролике: у этих зверьков носы вечно подрагивают.
— Я, в самом деле, не выношу крови, — сказал он.
— Мы очень тебе признательны, — сказала я, отсчитывая причитающиеся ему деньги, и мрачно добавила:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99