— Я так боялся потерять тебя. Я боялся, что для тебя это окажется важно.
— Так и случилось.
— Почему? Ведь я люблю тебя! — Страдание в его голосе рвало мне сердце.
— Ты любишь Бога больше.
Последовало долгое молчание. Я видела по лицу Тора, как он уязвлен.
— Ты несправедлива, — сказал он, наконец.
— Да. Прости меня. Я не то хотела сказать. Если бы я разделяла твои верования, это не имело бы значения. Но я не верю, Тор, в твоего Бога и в воздаяние на небесах. Поэтому я не могу разделить твою жизнь.
Тор сморщился, словно его ударили ножом.
— Блейз, даже моя вера не абсолютна. Я сомневаюсь. Но все же я надеюсь, что существует Бог, которому мы не безразличны. Который награждает тех, кто пытается сделать мир лучше. Если я ошибаюсь, что ж, все равно я рад, что попытался. Нет ничего дурного в том, чтобы помогать другим стать счастливыми.
— Верно. Только я не такой человек. Я слишком эгоистична. Мне вовсе не хотелось околачиваться в Криде, помогая тем, кому меньше повезло, пока хранители стреляли по нам из пушек, — я хотела спастись и побыстрее оттуда убраться. Я не хочу работать для других. Я хочу работать для себя. Я хочу, чтобы именно я была счастлива. Мне требуется гражданство, дом, деньги, которые обеспечили бы мне комфорт. Ох, я не стану теперь топить любого, чтобы добиться своего, как сделала бы раньше, но мне все равно все это требуется.
Кроме того, связь со мной уже причинила тебе зло — ты сражался и убивал, когда твоя религия учит, что это грех. Ты делил со мной ложе, хотя мы и не женаты. Ты даже предложил, что будешь пытать Сикла и Домино. Твоя любовь ко мне поссорила тебя с другим патриархом. — Я имела в виду, конечно, Алайна Джентела. Теперь я знала наверняка то, о чем раньше только догадывалась: Алайн требовал, чтобы Тор меня забыл.
Тор криво улыбнулся:
— Я никогда не считал себя совершенством. И я вовсе не догматик. Я не Алайн Джентел. Я постоянно расхожусь во мнениях по многим вопросам с Советом патриархов. Наверно, так будет всегда. Я не претендую на святость: уж слишком часто она идет рука об руку с ханжеством. Я никогда не поверю, что нечто столь прекрасное, как любовь к тебе, как твои объятия, может быть скверной. Мне кажется, Совету полезно иметь в своем составе кого-то вроде меня: я постоянно бросаю вызов косности. Я стремлюсь до конца жизни оставаться той песчинкой, которая раздражает моллюска и заставляет его создавать жемчужину. Я странный священнослужитель, Блейз. Тебе не будет так уж трудно ужиться со мной. Кроме того, ты судишь себя слишком строго. Ты рисковала жизнью ради других, а не ради себя. Ты гораздо лучше, чем себя считаешь.
— Да? Может быть. И все равно я недотягиваю до твоих стандартов, Тор. Я не могу служить твоему Богу. Быть патриархом — для тебя важнее всего. Теперь я это понимаю. Ты служишь менодианам, а я думаю, что они преследуют правильные цели, но глубоко заблуждаются в том, почему так надо делать; при всей вашей деловитости вы часто действуете непрактично. Вы творите благо, чтобы угодить Богу, ради награды на небесах. Вы наставляете на путь истинный любовью, личным примером, бескорыстным служением. Так как же сможешь ты путешествовать с женщиной, которая скорее обнажит меч против своих врагов, чем станет их любить? Я служу, прежде всего, самой себе, Тор, а у тебя совсем другие ценности, Кроме того, ты выполняешь приказания Совета патриархов. Именно поэтому ты и оказался на косе Гортан, верно? Это Совет патриархов, а не правитель Бетани, послал тебя присматривать за Рэнсомом, а заодно, как я подозреваю, поискать Алайна Джентела. Ты отправляешься туда, куда тебя посылает Совет. Ты заботишься о менодианах-мирянах, но подчиняешься Совету, а служишь Богу. И если я правильно понимаю, Совет патриархов принял решение противостоять хранителям и подрывать их влияние в других государствах.
Я не разделяю твое призвание. Я не верю в твоего Бога. И если мне предстоит рисковать жизнью, сражаться я буду не с хранителями. Существует большее зло. Я просто не разделяю твоих взглядов на мир, Тор. Так как же мы смогли бы жить вместе?
Тор молчал.
— Это была просто мечта. Прекрасная мечта, но и только. Думаю, что в глубине души я понимала это еще до того, как узнала, что ты — патриарх. Мы слишком разные. Наши цели слишком друг на друга не похожи.
Тор продолжал молчать.
— К хранителям я не вернусь, — мягко сказала я. — Я узнала о них достаточно. Я отправляюсь с Флейм.
Теперь Тор нарушил молчание; в его голосе прозвучало удивление.
— Но ведь она же наверняка собирается преследовать Мортреда.
Я кивнула, чувствуя уважение к Тору за то, с какой проницательностью он предугадал планы Флейм.
— Это едва ли сулит тебе деньги или комфорт, — сказал Тор.
— Мне небезразлична Флейм, небезразлично, что с ней случится. А если Мортред умрет, я получу гражданство вновь появившихся Дастел, так что, как видишь, что-то эта затея мне все-таки сулит. Иначе со мной не бывает.
— Мне кажется, что ты что-то получила бы, и если бы отправилась со мной. Не говоря уже о том, что менодианская церковь обладает определенным влиянием, когда дело касается вопросов гражданства и прав членов семей патриархов… — Тор старался не показать, что мои слова задели его, но вовсе скрыть этого не мог.
— Я не потому собиралась отправиться с тобой, Тор, что ты обещал мне гражданство, и ты это знаешь. Мне казалось, что достаточно просто любить тебя, но только я ошибалась, Тор. У людей должна быть общая цель, а мы даже не можем иметь детей, которые нас связали бы.
Тор печально склонил голову, признавая свое поражение:
— Каждое твое слово только заставляет меня любить тебя сильнее, — за то, что ты такая, какая есть. В тебе есть все, чего мне не хватает.
— Но ведь я права…
— Права ли? — прошептал Тор. — Может быть… Только я не знаю, как мне теперь снова научиться жить одному, — теперь, когда я встретил тебя.
Я обняла его, и мы долго стояли, приникнув друг к другу. Потом Тор сделал шаг назад.
— Если окажется, что я чем-то могу помочь тебе, свяжись со мной через Совет патриархов.
Я кивнула. Для женщины, которая когда-то не знала, что значит плакать, я что-то часто стала смотреть на мир сквозь пелену слез…
Тор порылся в кармане и достал медальон из черного коралла на цепочке. Он надел его, и символ менодианской веры — спираль внутри треугольника — лег ему на грудь. Жест был символическим — Тор открыто объявлял о том, кем является.
— Я буду молиться за тебя, пока жив, — сказал он.
— Вреда в этом нет, — ответила я.
Мы улыбнулись друг другу — пустыми вымученными улыбками.
— Я никогда не передумаю, Блейз. Помни об этом, если когда-нибудь я тебе понадоблюсь. — С этими словами Тор повернулся и ушел.
Кончила я свой рассказ? Да нет же, я еще не добралась до конца — на косе Гортан произошло еще кое-что.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99