Он передернул плечами и, повернувшись к ней спиной, пошел к двери, открыл ее, но задержался на пороге.
– Какая плохая у вас память, Агнес! Вы забыли, что вы уже освободили меня от него. При свидетелях, разумеется! Вспомните! Это было в старой башне недалеко от Круа д'Орвиль! Вы больше не в таком положении, чтобы выдвигать свои требования, моя дорогая! На этом я с вами прощаюсь!
На рассвете следующего дня Гийом в сопровождении Дагэ отправился на почтовую станцию в Валонь, чтобы пересесть там в дилижанс, направляющийся в Париж.
Как только он уехал, Агнес сама оседлала другую лошадь, оставшуюся в конюшне, и поскакала во весь опор в направлении Морсалинских холмов. Ее распухшее от слез лицо свидетельствовало о том, что этой ночью она не сомкнула глаз, но это было не так важно: любой ценой ей хотелось поскорее поговорить с Габриэлем, единственным слугой, который всегда оправдывал ее доверие…
Глава XII УТРО В МАЛЬМЕЗОНЕ…
Каждый раз, приезжая в столицу по делам, Тремэн останавливался в гостинице «Золотой компас» на улице Монторгей в квартале Аль. Ему нравился этот красивый старинный дом – один из самых древних в Париже, он всегда был оживлен, потому что отсюда дилижансы отправлялись на Крэль и в Жизор. Его расположение, недалеко от Пале-Рояля– политического центра,– королевской почты, постоялый двор которой находился на улице Нотр-Дам-де-Виктуар, и от Бульваров, где гордо стоял роскошный особняк банкира Лекульте, было самым удобным для него. Он всегда с удовольствием сюда возвращался.
Не успев приехать и распаковать свой багаж, Тремэн наскоро привел себя в порядок и бросился на поиски Жозефа Энгуля. Гостиница, где тот остановился, была недалеко, и он отправился туда пешком. Неприятное чувство овладело им по дороге: это логовище англичан и американцев было ему не по душе. Еще меньше ему понравилась атмосфера в Париже, мрачном и настороженном, несмотря на прекрасный -светлый день и нежное солнце этого теплого дня в конце июня. Почти повсюду угрюмые люди приставали к прохожим, особенно к тем, кто был хорошо одет, и угрожали им. Некоторые из них были пьяны, они размахивали топорами, пиками и немногими своими трофеями: золочеными панелями, блестящими планками от паркета, осколком зеркала, обрывком шелка. Солдаты Национальной гвардии братались с коммунарами из Марселя, только что прибывшими и принесшими с собой запах прогорклого масла и пыли, собранной по нескончаемо долгим дорогам.
Почти все горланили патриотические песни, в которых преобладали ругательства, в отличие от «Месье Вето» и особенно «Австриячки». В воздухе пахло пылью, потом, вином и ненавистью.
В вестибюле гостиницы скопилось немало народа. Дюжина человек одолевали вопросами Бугенвиля и Жозефа Энгуля, покрытых испариной и тяжело дышавших, они оба были грязные и, очевидно, усталые.
– Ну что мы можем вам рассказать, господа? – говорил мореплаватель. – Вы все и так знаете, что король наложил вето на две трети из последних декретов Собрания. Мог ли он согласиться с тем, чтобы его лишили «Конституционной гвардии»? Ведь это оставляет его совершенно без защиты! Собрав последние силы, он отказался подписать декреты о депортации священников и о создании военного поселения из двадцати тысяч коммунаров под стенами Парижа. В результате сегодня утром народ из предместья под предводительством кучки оголтелых зачинщиков ворвался во дворец Тюильри, при этом Национальная гвардия и пальцем не пошевелила, чтобы им помешать. Их Величества были до крайности возмущены этим оскорблением, ведь эти люди осмелились подтащить пушку к самым его апартаментам! К счастью, кровь не была пролита: отважное и строгое поведение короля облагоразумило этих людей…
– Так он согласился подписать? – раздался чей-то голос.
– Конечно, нет! «Это не тот способ, которым можно просить меня сделать это, и не то время, чтобы на это согласиться!» – так он заявил. В конце концов после небольшого погрома эти люди ретировались, но мы все были очень напуганы.
– Вы на самом деле там были? – спросил женский голос.
– Да, мадам. С несколькими преданными дворянами мы взялись за руки и окружили королевскую семью. Я могу вас уверить, что единственным результатом всей этой суматохи стало то, что король согласился примерить этот ужасный красный колпак….
– Ну а теперь? Все встало на свои места?
– Да, почти. Дворец заперт, охрану сменили. Мэр Парижа, месье Петион, прибыл, разумеется, уже к вечеру и говорил, будто он был не в курсе. Я бы сказал, что Его Величество с некоторой иронией его принимал, что заставило его краснеть до самых ушей. А сейчас, господа, я вас умоляю позволить мне удалиться. Мне нужно привести себя в порядок и немного отдохнуть…
Все расступились, освобождая ему дорогу, и тогда он увидел Гийома, который слушал, стоя в последнем ряду. Он пошел к нему навстречу с раскрытыми объятиями:
– Тремэн! Как я рад вас видеть!.. Но что заставило вас приехать на эту галеру?
– Это я ему написал, – пояснил Энгуль, обнимая своего друга за плечи. – У нас есть тут одно дело, которое надо уладить, – добавил он с улыбкой…
– Ну, хорошо, тогда на этот вечер я вас оставляю. А завтра увидимся и поедем в Суисн. Если этот шум докатился до моей дорогой жены, она, должно быть, в страшном беспокойстве!
– Мне бы хотелось дать вам один совет,– сказал Жозеф, – я бы просил вас оставаться при ней все время. Никто не знает, до какой степени может дойти наглость этих молодцов из Марселя, и нигде не найти достаточно защищенного места… Я ведь знаю, что вы – самый любопытный человек на свете…
– И ты – тоже, – добавил Гийом, – но нельзя сказать, чтобы это был недостаток. Точнее, это – полезный недостаток! Спокойной ночи, месье!
Обрадованный встречей с другом, Энгуль повел его обедать к Мео, это место в последнее время считалось очень модным. Вот уже больше года этот кулинар в отставке, служивший ранее у герцога Орлеанского, держал «ресторан» на улице Бонзанфан в шикарной гостинице, расположенной в доме, который когда-то был выстроен для маркиза Аржансона с ошеломляющим великолепием: изумительная архитектура и внутреннее убранство, позолоченные карнизы, гостиная украшена зеркалами, в столовой – кариатиды, потолок расписан кистью Койпэля на мифологические сюжеты. Все было изысканно и утонченно. Поговаривали, что в одном из маленьких салонов у Мео есть ванна, которую можно наполнить шампанским и купаться там в компании приятных особ, очень искусных в умении делать массаж, который «укрепляет вас наилучшим образом». Разумеется, и цены тут были соответствующие, но адвокат хотел щедро принять своего друга.
Среди сотни блюд, названия которых были написаны каллиграфическим почерком на бумаге в золоченой обложке, и дюжины вин из подвалов, вроде тех, что изображены на картинках Бовилье (должно быть, эти вина покупались на аукционе из погребов знатных сеньоров), Энгуль выискал самые изысканные, вроде фаршированного угря, например, и после этого пошел в атаку без промедления:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108
– Какая плохая у вас память, Агнес! Вы забыли, что вы уже освободили меня от него. При свидетелях, разумеется! Вспомните! Это было в старой башне недалеко от Круа д'Орвиль! Вы больше не в таком положении, чтобы выдвигать свои требования, моя дорогая! На этом я с вами прощаюсь!
На рассвете следующего дня Гийом в сопровождении Дагэ отправился на почтовую станцию в Валонь, чтобы пересесть там в дилижанс, направляющийся в Париж.
Как только он уехал, Агнес сама оседлала другую лошадь, оставшуюся в конюшне, и поскакала во весь опор в направлении Морсалинских холмов. Ее распухшее от слез лицо свидетельствовало о том, что этой ночью она не сомкнула глаз, но это было не так важно: любой ценой ей хотелось поскорее поговорить с Габриэлем, единственным слугой, который всегда оправдывал ее доверие…
Глава XII УТРО В МАЛЬМЕЗОНЕ…
Каждый раз, приезжая в столицу по делам, Тремэн останавливался в гостинице «Золотой компас» на улице Монторгей в квартале Аль. Ему нравился этот красивый старинный дом – один из самых древних в Париже, он всегда был оживлен, потому что отсюда дилижансы отправлялись на Крэль и в Жизор. Его расположение, недалеко от Пале-Рояля– политического центра,– королевской почты, постоялый двор которой находился на улице Нотр-Дам-де-Виктуар, и от Бульваров, где гордо стоял роскошный особняк банкира Лекульте, было самым удобным для него. Он всегда с удовольствием сюда возвращался.
Не успев приехать и распаковать свой багаж, Тремэн наскоро привел себя в порядок и бросился на поиски Жозефа Энгуля. Гостиница, где тот остановился, была недалеко, и он отправился туда пешком. Неприятное чувство овладело им по дороге: это логовище англичан и американцев было ему не по душе. Еще меньше ему понравилась атмосфера в Париже, мрачном и настороженном, несмотря на прекрасный -светлый день и нежное солнце этого теплого дня в конце июня. Почти повсюду угрюмые люди приставали к прохожим, особенно к тем, кто был хорошо одет, и угрожали им. Некоторые из них были пьяны, они размахивали топорами, пиками и немногими своими трофеями: золочеными панелями, блестящими планками от паркета, осколком зеркала, обрывком шелка. Солдаты Национальной гвардии братались с коммунарами из Марселя, только что прибывшими и принесшими с собой запах прогорклого масла и пыли, собранной по нескончаемо долгим дорогам.
Почти все горланили патриотические песни, в которых преобладали ругательства, в отличие от «Месье Вето» и особенно «Австриячки». В воздухе пахло пылью, потом, вином и ненавистью.
В вестибюле гостиницы скопилось немало народа. Дюжина человек одолевали вопросами Бугенвиля и Жозефа Энгуля, покрытых испариной и тяжело дышавших, они оба были грязные и, очевидно, усталые.
– Ну что мы можем вам рассказать, господа? – говорил мореплаватель. – Вы все и так знаете, что король наложил вето на две трети из последних декретов Собрания. Мог ли он согласиться с тем, чтобы его лишили «Конституционной гвардии»? Ведь это оставляет его совершенно без защиты! Собрав последние силы, он отказался подписать декреты о депортации священников и о создании военного поселения из двадцати тысяч коммунаров под стенами Парижа. В результате сегодня утром народ из предместья под предводительством кучки оголтелых зачинщиков ворвался во дворец Тюильри, при этом Национальная гвардия и пальцем не пошевелила, чтобы им помешать. Их Величества были до крайности возмущены этим оскорблением, ведь эти люди осмелились подтащить пушку к самым его апартаментам! К счастью, кровь не была пролита: отважное и строгое поведение короля облагоразумило этих людей…
– Так он согласился подписать? – раздался чей-то голос.
– Конечно, нет! «Это не тот способ, которым можно просить меня сделать это, и не то время, чтобы на это согласиться!» – так он заявил. В конце концов после небольшого погрома эти люди ретировались, но мы все были очень напуганы.
– Вы на самом деле там были? – спросил женский голос.
– Да, мадам. С несколькими преданными дворянами мы взялись за руки и окружили королевскую семью. Я могу вас уверить, что единственным результатом всей этой суматохи стало то, что король согласился примерить этот ужасный красный колпак….
– Ну а теперь? Все встало на свои места?
– Да, почти. Дворец заперт, охрану сменили. Мэр Парижа, месье Петион, прибыл, разумеется, уже к вечеру и говорил, будто он был не в курсе. Я бы сказал, что Его Величество с некоторой иронией его принимал, что заставило его краснеть до самых ушей. А сейчас, господа, я вас умоляю позволить мне удалиться. Мне нужно привести себя в порядок и немного отдохнуть…
Все расступились, освобождая ему дорогу, и тогда он увидел Гийома, который слушал, стоя в последнем ряду. Он пошел к нему навстречу с раскрытыми объятиями:
– Тремэн! Как я рад вас видеть!.. Но что заставило вас приехать на эту галеру?
– Это я ему написал, – пояснил Энгуль, обнимая своего друга за плечи. – У нас есть тут одно дело, которое надо уладить, – добавил он с улыбкой…
– Ну, хорошо, тогда на этот вечер я вас оставляю. А завтра увидимся и поедем в Суисн. Если этот шум докатился до моей дорогой жены, она, должно быть, в страшном беспокойстве!
– Мне бы хотелось дать вам один совет,– сказал Жозеф, – я бы просил вас оставаться при ней все время. Никто не знает, до какой степени может дойти наглость этих молодцов из Марселя, и нигде не найти достаточно защищенного места… Я ведь знаю, что вы – самый любопытный человек на свете…
– И ты – тоже, – добавил Гийом, – но нельзя сказать, чтобы это был недостаток. Точнее, это – полезный недостаток! Спокойной ночи, месье!
Обрадованный встречей с другом, Энгуль повел его обедать к Мео, это место в последнее время считалось очень модным. Вот уже больше года этот кулинар в отставке, служивший ранее у герцога Орлеанского, держал «ресторан» на улице Бонзанфан в шикарной гостинице, расположенной в доме, который когда-то был выстроен для маркиза Аржансона с ошеломляющим великолепием: изумительная архитектура и внутреннее убранство, позолоченные карнизы, гостиная украшена зеркалами, в столовой – кариатиды, потолок расписан кистью Койпэля на мифологические сюжеты. Все было изысканно и утонченно. Поговаривали, что в одном из маленьких салонов у Мео есть ванна, которую можно наполнить шампанским и купаться там в компании приятных особ, очень искусных в умении делать массаж, который «укрепляет вас наилучшим образом». Разумеется, и цены тут были соответствующие, но адвокат хотел щедро принять своего друга.
Среди сотни блюд, названия которых были написаны каллиграфическим почерком на бумаге в золоченой обложке, и дюжины вин из подвалов, вроде тех, что изображены на картинках Бовилье (должно быть, эти вина покупались на аукционе из погребов знатных сеньоров), Энгуль выискал самые изысканные, вроде фаршированного угря, например, и после этого пошел в атаку без промедления:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108