– Не говорили ли вы только что, что здесь нет леди Тримэйн?
– Я в самом деле сказал это, но…
– Тогда под каким именем вы знаете эту даму?
– Леди Дойль. На прошлой неделе она вышла замуж за одного моего знакомого, англичанина. Он мой друг, мы уже давно работаем вместе. У нас общее дело в Голландии и во Франции, ему всегда нравилось здесь жить. У него есть недвижимость в Бордлэ, которая ему перешла от его бабушки, она была француженка.
– Как долго они женаты?
– Четыре дня. Они поженились здесь, и, разумеется, никто не афишировал…
– Четыре дня! – вскричал Тремэн. – Стоило мне только приехать чуточку раньше!.. Могу ли я увидеть этого достойного человека, этого защитника покинутых прекрасных дам?..
– Не будь так язвителен, – посоветовал Энгуль, – ты только сам себе делаешь больно…
– В любом случае вы не сможете его увидеть. Позавчера он уехал в Бордо улаживать какие-то судебные тяжбы. Он доверил нам свою жену… Тремэн! Я чувствую, что нанес вам рану, и это меня удручает, но…
– Но вы ничего не понимаете, не правда ли?
В этот момент появился аббат Делиль: Он вел за ручку маленького мальчика приблизительно двух лет, который был еще в юбочке и семенил своими ножками с таким серьезным видом, будто был горд тем, что его сопровождают. Тем не менее его пухленькая и крепенькая фигурка составляла уморительный контраст с болезненным и щуплым силуэтом аббата, почтительно согнувшегося рядом с ним. Оба старались идти в ногу, мурлыкая какую-то песенку. Казалось, они прекрасно понимают друг друга…– Посмотрите, – сказал Лекульте, – это сын леди…
– Только не говорите мне, что он тоже Дойль…
– Бог мой! Я об том ничего не знаю! – сказал банкир, удивленный сильным волнением, прозвучавшим в голосе Гийома., – Он всего лишь маленький мальчик, и здесь все зовут его Артур, вот и все…
Он вздрогнул, пораженный внезапной мыслью. Его взгляд обратился на головку малыша: его темно-рыжие кудряшки были такими же крутыми и непослушными, как у Гийома, шевелюру которого теплого цвета акаю пока еще не портил ни единый белый волосок. Банкир покачнулся ошеломленный, но не позволил себе никаких замечаний на этот счет. Он только прошептал:
– Что я могу сделать для вас, Гийом?
– Я хочу поговорить с Мари. Без свидетелей! После этого я обещаю вам, что уеду…
– Зачем такая спешка? Мне тоже нужно с вами поговорить, и ваш неожиданный приезд – такая удача…
– Хорошо, я пробуду еще несколько дней в Париже, но сейчас сделайте, пожалуйста, так, как я прошу!
Немного времени спустя Лекульте открывал перед своим другом дверь маленькой гостиной, окна которой выходили прямо в сад. В глубоком кресле, стоявшем возле потухшего камина, сидела Мари. Когда Гийом вошел, она подняла на него полные слез глаза, быстрым движением достав из-за рукава кружевной платочек, промокнула слезы, но в ее взгляде Гийом прочитал больше страха, чем любви.
– Значит, это в самом деле – ты! – сказала она со вздохом. – Минуту назад я полагала, что это просто игра воображения…
– Лучше скажи, что ты приняла меня за привидение! Ну вот, мы опять вместе! Ты боишься…
Она нервно засмеялась, в то время как ее пальцы теребили краешек батистового платочка:
– Поверь, у меня есть основания! Когда однажды ко мне пришли и сказали, что ты умер, я чуть не умерла от горя. Я ношу по тебе траур…
– …но несколько месяцев спустя ты выходишь замуж за одного из твоих воздыхателей. Мари, нам нужно серьезно поговорить! В твоей и моей жизни произошло столько невероятных событий, которым трудно найти объяснение! И прежде всего скажи, кто пришел и сообщил тебе о моей смерти? Кто это был?
Во время разговора Гийом медленно подходил к креслу и, наконец, остановился рядом, держа свою трость у больной ноги, которую не мог согнуть. Она только что обратила на это внимание:
– Ты хромаешь?.. Что-нибудь произошло?
– Бессмысленное приключение, но довольно жестокое, когда как-то вечером я скакал к тебе: обе ноги были сломаны, и я был готов к тому, что умру. Долгие недели, даже месяцы я думал, что никогда больше не смогу ходить, но, сжалься, давай вернемся к моему вопросу, кто сообщил тебе о моей смерти?
– Одна твоя родственница. Она сказала мне, что она – твоя кузина, твоя наперсница даже. Я не могла ни в чем заподозрить ее, разве не лучшим доказательством было то, что она знала, как меня найти?..
– Как она выглядела?
– Молода… светлые волосы. Не уродина, но и не слишком мила! Такое обычное лицо, заурядное даже. Судя по тем деталям, которые она мне рассказывала, было невозможно усомниться в том, что она – из твоих близких. Ее звали…
– Могу поспорить, что Адель Амель! – сказал Гийом с горечью. – А… не можешь ли ты повторить мне ее слова?
– Совершенно точно – вряд ли, ведь прошло уже столько времени. Но она сказала, что было найдено твое тело, как только после сильного наводнения сошла вода. Что было трудно определить, ты ли это, потому что тело наполовину было обглодано волками…
Это было настолько неслыханно, что Гийом даже поперхнулся и закашлялся:
– Что?.. Волками?.. Боже, какое богатое воображение! И ты ей поверила?
– Ты забыл, что ты исчез? Что в течение нескольких месяцев тебя повсюду разыскивали, но найти так и не смогли?Жозеф Энгуль, а чаще Потантен приходили, совершенно потеряв надежду увидеть тебя вновь хоть когда-нибудь. Почему я должна была усомниться в том, что рассказала мне эта женщина? Она плакала… О! Она так рыдала!
– Она плакала потому, что Агнес накануне выгнала ее из дома. И ты была ее месть, вот и все!
– А кто мог предупредить меня об этом? Судя по тому, что она говорила, тебя только что похоронили в Ла Пернель, и твоя жена в отчаянии приказала сделать мне что-то плохое, если только я осмелюсь появиться в Сен-Васте. Она умоляла меня уехать как можно дальше ради спасения нашего сына…
Не в состоянии больше устоять на месте, Тремэн отпрянул и принялся мерить шагами комнату, сжимая побелевшими пальцами свою трость:
– Эта шлюха – настоящий демон!.. Она ответит мне за все, как только я вернусь!.. А ты не попыталась выяснить что-нибудь еще? Ты могла бы послать Жиля Перье?..
– У меня не было оснований не верить ей! Что касается Перье, то Жиль и его мать только и думали, чтобы поскорее уехать из Овеньера. Там начались большие сложности с новым муниципалитетом в Порт-Бай. Положение было угрожающим, и его мать больше на хотела там жить. Они уехали с нами одновременно: они – в Джерси, я – в Париж…
– Продав всю мебель и даже эти безделушки, которые были свидетелями нашей любви и которые мы так любили?..
Мари-Дус опустила голову, и Гийом увидел новые слезы. Они покатились по ее щекам, и она не стеснялась их, но ему стало стыдно, когда она жалобно прошептала:
– Нам нужно было как-то жить – Артуру, Китти и мне… У меня совершенно не оставалось денег.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108