Довольно скоро лес расступился. Жиль увидел круглую террасу Пти-Кавалье, а за ней серебристую ленту реки. Он перевел свою лошадь на шаг, огляделся и прислушался. Под плащом его левая рука сжимала пистолет, но в глубине души он не верил, что ему придется им воспользоваться — ведь письмо написано женщиной.
На первый взгляд, терраса была пуста, но, приглядевшись, Жиль различил за деревьями два слабых источника света — фонари экипажа. Без колебания он направился к карете; лошади стояли тихо, кучера не было. При звуке его шагов опустилось окно и в нем показалась женская головка в плотной кружевной накидке.
— Привяжите свою лошадь к дереву и подымайтесь в карету, нам надо поговорить, — сказала дама.
Звук этого голоса, слегка приглушенный кружевами, подтвердил предчувствие, возникшее у него, когда он только получил таинственное письмо: его Немезида, прекрасная, но опасная графиня де Бальби приготовила ему новую ловушку.
Оставаясь в седле. Жиль снял треуголку и поклонился графине.
— Извините, сударыня, но последняя наша встреча добра мне не принесла. Я вовсе не собираюсь оставаться с вами наедине в этой коробке на колесах.
— Вы стали таким осторожным или теперь мертвые боятся живых? Но хорошо, я согласна, что предлагаете вы?
— Небольшую прогулку по террасе Пти-Кавалье. Ночь свежа и полна лесных запахов, а вы ведь, кажется, любите природу? Давайте полюбуемся чудесным пейзажем и спокойно поговорим.
Он спрыгнул с лошади, привязал ее к молодому платану, затем открыл дверцу кареты и протянул графине руку. Немного поколебавшись, она оперлась на нее и вышла из кареты, шурша шелками.
— Пожалуй, если вы так хотите… В конце концов, я ничего не имею против ночной прогулки.
Она мне напоминает нашу первую встречу, помните: Версаль, лето, ночь…
— Мадам, у меня отличная память, я никогда не забуду ваших благодеяний, — проговорил Жиль сквозь зубы. — Но оставим прошлое, кажется, вы позвали меня, чтобы поговорить о вещах серьезных? Или я ошибаюсь?
— Нет, вы не ошибаетесь, но не будем спешить…
Они подошли к краю террасы, впереди открывался чудесный вид: луна, серебристая лента Сены, темный замок на берегу… В душе Турнемина бушевала буря, он готов был убить эту женщину, сгубившую его счастье, отдавшую Жюдит в руки графа Прованского; но интересы короны, в сравнении с которыми даже его любовь к Жюдит казалась ничтожной, заставляли его жертвовать всем самым дорогим: честью и жизнью.
И все же мужчина создан из стольких противоречий! Несмотря на ненависть и презрение, он с удовольствием вдыхал аромат роз, повсюду сопровождавший прекрасную графиню. Она опиралась на его руку, и он не смел оттолкнуть ее, она смотрела на него ласково, и он не отводил взгляда…
Зачем раздражать даму?
Она откинула кружева, волна светлых волос рассыпалась по ее плечам.
— Ты пришел с открытым лицом, — сказала она мягко, — ты не побоялся снять свою маску.
Почему ты здесь?
— Но ведь требовалось, чтобы пришел именно я, а не кто-то другой. Раз речь идет о спасении королевы…
— Королева, всегда королева! — вскричала графиня, охваченная внезапным гневом. — Мне кажется, она вас всех околдовала! Кто она такая, чтобы приносить ей в жертву свою жизнь и безопасность?!
— Она королева, для меня она не женщина, а супруга моего короля и мать будущего властелина Франции.
Воцарилась тишина, графиня испытующе смотрела в гордые и холодные глаза молодого человека, столько раз в минуты близости они загорались страстью и нежностью.
— Ты что, — спросила она с усмешкой, — действительно любишь нашего толстяка Луи?
— Ну и что ж? Вы же любите графа Прованского, а он потолще короля.
— Не только толще, но и умнее!
— Нет! Умный человек не станет преступником и убийцей, умный человек побоится крови и побрезгует грязью! Но хватит об этом! Скорей всего именно по его приказанию вы назначили мне свидание…
— Нет, нет, клянусь! Клянусь честью моей матери, он действительно считает тебя мертвым.
— Да, но почему вы не разделяете его уверенность?
— Может быть, потому, что я не хотела верить в твою смерть, моя душа отказывалась представить тебя в гробу. И тогда я пошла взглянуть на тот труп, что выловили изо рва. В Бастилии…
— И вас так запросто пропустили в Бастилию и показали труп несчастного Турнемина?
— Это было нетрудно. Я хорошо знаю капеллана Бастилии господина Фаверли, я сказала ему, что я твоя родственница и хочу немного помолиться у тела. Святой человек нашел мое желание естественным. Я принесла цветы, и он проводил меня в низкую комнату в подвале, где лежало тело. Часовой не хотел меня пропускать, говоря, что это ужасное зрелище, особенно жестокое для женщины, но я настояла, и, в конце концов, меня пропустили…
Она замолчала, закрыла лицо руками, словно хотела спрятаться от ужасного воспоминания.
— Это было страшно, никогда бы не подумала, что это так страшно… Мне сказали, что ты разбился, падая с башни, когда часовой подстрелил тебя. Лицо покойника превратилось в месиво, узнать его было невозможно.
Ее волнение, такое искреннее, заставило Турнемина смягчиться.
— Как же вам удалось определить, что этим трупом был не я?
Она повернула к нему свою гордую голову, сверкнула полными слез глазами.
— Я могла не узнать твое лицо, но не твое тело. О, как хорошо я знаю твое тело! С покойника сняли мокрую и порванную одежду, он лежал голый под простыней, которую я как бы случайно скинула в порыве скорби или счастья… Это был не ты! Никогда его тело не обладало моим, никогда я его не ласкала… Но успокойся, я хорошо играла свою роль: я пролила слезу, положила цветы, прочитала молитву, а потом закрыла лицо вуалью, чтобы никто не увидел, какую радость и облегчение доставило мне посещение Бастилии.
Теперь я знала, что ты жив и я тебя увижу…
Турнемин улыбнулся.
— Очень трогательно! Ну что ж, вы меня увидели, обман удался. Вы довольны?
— Это не обман. Мосье действительно готовит убийство королевы и наследников.
Ее голос звучал так странно, что Жиль не знал, шутит она или нет. Он склонился к ее бледному лицу и не увидел ни радости, ни иронии.
Целую минуту они смотрели друг другу в глаза.
— И вы, — прошептал Турнемин, оторвавшись от ее страстного и нежного лица, — вы, его любовница, пришли ко мне рассказать об этом замысле?
— Да, я!
— Почему?
— Потому что я люблю тебя!
Турнемин улыбнулся и пожал плечами.
— Да что вы говорите! А еще совсем недавно вы уверяли меня, что любовь — это забава глупцов и черни и что главное в жизни — это удовлетворение желания… А теперь?
— Да, правда, я говорила так, не отрицаю.
Пока мое сердце молчало, я не верила в любовь.
Но теперь верю.
— Браво! И мне вы обязаны своим замечательным открытием?
— Если хочешь, смейся!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87
На первый взгляд, терраса была пуста, но, приглядевшись, Жиль различил за деревьями два слабых источника света — фонари экипажа. Без колебания он направился к карете; лошади стояли тихо, кучера не было. При звуке его шагов опустилось окно и в нем показалась женская головка в плотной кружевной накидке.
— Привяжите свою лошадь к дереву и подымайтесь в карету, нам надо поговорить, — сказала дама.
Звук этого голоса, слегка приглушенный кружевами, подтвердил предчувствие, возникшее у него, когда он только получил таинственное письмо: его Немезида, прекрасная, но опасная графиня де Бальби приготовила ему новую ловушку.
Оставаясь в седле. Жиль снял треуголку и поклонился графине.
— Извините, сударыня, но последняя наша встреча добра мне не принесла. Я вовсе не собираюсь оставаться с вами наедине в этой коробке на колесах.
— Вы стали таким осторожным или теперь мертвые боятся живых? Но хорошо, я согласна, что предлагаете вы?
— Небольшую прогулку по террасе Пти-Кавалье. Ночь свежа и полна лесных запахов, а вы ведь, кажется, любите природу? Давайте полюбуемся чудесным пейзажем и спокойно поговорим.
Он спрыгнул с лошади, привязал ее к молодому платану, затем открыл дверцу кареты и протянул графине руку. Немного поколебавшись, она оперлась на нее и вышла из кареты, шурша шелками.
— Пожалуй, если вы так хотите… В конце концов, я ничего не имею против ночной прогулки.
Она мне напоминает нашу первую встречу, помните: Версаль, лето, ночь…
— Мадам, у меня отличная память, я никогда не забуду ваших благодеяний, — проговорил Жиль сквозь зубы. — Но оставим прошлое, кажется, вы позвали меня, чтобы поговорить о вещах серьезных? Или я ошибаюсь?
— Нет, вы не ошибаетесь, но не будем спешить…
Они подошли к краю террасы, впереди открывался чудесный вид: луна, серебристая лента Сены, темный замок на берегу… В душе Турнемина бушевала буря, он готов был убить эту женщину, сгубившую его счастье, отдавшую Жюдит в руки графа Прованского; но интересы короны, в сравнении с которыми даже его любовь к Жюдит казалась ничтожной, заставляли его жертвовать всем самым дорогим: честью и жизнью.
И все же мужчина создан из стольких противоречий! Несмотря на ненависть и презрение, он с удовольствием вдыхал аромат роз, повсюду сопровождавший прекрасную графиню. Она опиралась на его руку, и он не смел оттолкнуть ее, она смотрела на него ласково, и он не отводил взгляда…
Зачем раздражать даму?
Она откинула кружева, волна светлых волос рассыпалась по ее плечам.
— Ты пришел с открытым лицом, — сказала она мягко, — ты не побоялся снять свою маску.
Почему ты здесь?
— Но ведь требовалось, чтобы пришел именно я, а не кто-то другой. Раз речь идет о спасении королевы…
— Королева, всегда королева! — вскричала графиня, охваченная внезапным гневом. — Мне кажется, она вас всех околдовала! Кто она такая, чтобы приносить ей в жертву свою жизнь и безопасность?!
— Она королева, для меня она не женщина, а супруга моего короля и мать будущего властелина Франции.
Воцарилась тишина, графиня испытующе смотрела в гордые и холодные глаза молодого человека, столько раз в минуты близости они загорались страстью и нежностью.
— Ты что, — спросила она с усмешкой, — действительно любишь нашего толстяка Луи?
— Ну и что ж? Вы же любите графа Прованского, а он потолще короля.
— Не только толще, но и умнее!
— Нет! Умный человек не станет преступником и убийцей, умный человек побоится крови и побрезгует грязью! Но хватит об этом! Скорей всего именно по его приказанию вы назначили мне свидание…
— Нет, нет, клянусь! Клянусь честью моей матери, он действительно считает тебя мертвым.
— Да, но почему вы не разделяете его уверенность?
— Может быть, потому, что я не хотела верить в твою смерть, моя душа отказывалась представить тебя в гробу. И тогда я пошла взглянуть на тот труп, что выловили изо рва. В Бастилии…
— И вас так запросто пропустили в Бастилию и показали труп несчастного Турнемина?
— Это было нетрудно. Я хорошо знаю капеллана Бастилии господина Фаверли, я сказала ему, что я твоя родственница и хочу немного помолиться у тела. Святой человек нашел мое желание естественным. Я принесла цветы, и он проводил меня в низкую комнату в подвале, где лежало тело. Часовой не хотел меня пропускать, говоря, что это ужасное зрелище, особенно жестокое для женщины, но я настояла, и, в конце концов, меня пропустили…
Она замолчала, закрыла лицо руками, словно хотела спрятаться от ужасного воспоминания.
— Это было страшно, никогда бы не подумала, что это так страшно… Мне сказали, что ты разбился, падая с башни, когда часовой подстрелил тебя. Лицо покойника превратилось в месиво, узнать его было невозможно.
Ее волнение, такое искреннее, заставило Турнемина смягчиться.
— Как же вам удалось определить, что этим трупом был не я?
Она повернула к нему свою гордую голову, сверкнула полными слез глазами.
— Я могла не узнать твое лицо, но не твое тело. О, как хорошо я знаю твое тело! С покойника сняли мокрую и порванную одежду, он лежал голый под простыней, которую я как бы случайно скинула в порыве скорби или счастья… Это был не ты! Никогда его тело не обладало моим, никогда я его не ласкала… Но успокойся, я хорошо играла свою роль: я пролила слезу, положила цветы, прочитала молитву, а потом закрыла лицо вуалью, чтобы никто не увидел, какую радость и облегчение доставило мне посещение Бастилии.
Теперь я знала, что ты жив и я тебя увижу…
Турнемин улыбнулся.
— Очень трогательно! Ну что ж, вы меня увидели, обман удался. Вы довольны?
— Это не обман. Мосье действительно готовит убийство королевы и наследников.
Ее голос звучал так странно, что Жиль не знал, шутит она или нет. Он склонился к ее бледному лицу и не увидел ни радости, ни иронии.
Целую минуту они смотрели друг другу в глаза.
— И вы, — прошептал Турнемин, оторвавшись от ее страстного и нежного лица, — вы, его любовница, пришли ко мне рассказать об этом замысле?
— Да, я!
— Почему?
— Потому что я люблю тебя!
Турнемин улыбнулся и пожал плечами.
— Да что вы говорите! А еще совсем недавно вы уверяли меня, что любовь — это забава глупцов и черни и что главное в жизни — это удовлетворение желания… А теперь?
— Да, правда, я говорила так, не отрицаю.
Пока мое сердце молчало, я не верила в любовь.
Но теперь верю.
— Браво! И мне вы обязаны своим замечательным открытием?
— Если хочешь, смейся!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87