В тусклом свете оплывшей свечи Понго разглядел и Мальтийский крест, и голубую орденскую ленту, свешивавшуюся над кружевным галстуком. Незнакомцу было никак не меньше пятидесяти, он был невысокого роста, но прекрасно сложен. Белый модный парик, придававший голове сходство с куском сахара, удачно подчеркивал темные брови и удлиненные восточные глаза. Пухлые губы, казалось, говорили о добродушии, но нахмуренный лоб и горделивый взгляд выдавали в нем человека самодовольного и хитрого.
Посетитель, несколько мгновений удивленно смотревший на Понго, щелчком пальцев удалил охрану, сам проверил, надежно ли закрыта дверь, и только после этого обратился к Турнемину.
— Позвольте, сударь, воспользоваться случаем и побеседовать с вами, — произнес гость с сильным прованским акцентом.
Незнакомый голос заставил Жиля резко обернуться.
— Прошу извинить меня, сударь, — проговорил он, с холодным любопытством разглядывая посетителя. — Я не знал, что мне будет оказана такая честь, я думал, что это тюремщик пришел убрать со стола.
— Не нужно никаких извинений, ибо я сам виноват, не предупредив вас заранее. Но… какой же у вас здесь странный слуга! — прибавил незнакомец.
— Это не слуга, — оборвал его Жиль, — это ирокезский воин. Он мой оруженосец и друг.
— Друг? Это великое слово и великая честь.
— Поверьте, заслуженная. Я ему обязан жизнью, не говоря уж о многом другом.
— Я рад за вас, ведь в наше время это такая редкость. Думаю, вам не раз предлагали продать его?
— Да, и я был вынужден огорчить и монсеньера герцога де Шартра, и господина Лафайета, объяснив им, что друга ни купить, ни продать нельзя. Но я полагаю, что вы пришли ко мне не для того, чтобы поговорить о моем оруженосце?
Незнакомец молча улыбнулся и, указав на один из стульев, бывших в камере, спросил:
— Вы не позволите мне сесть? Ваше жилье хоть и ближе к небу, чем дома простых смертных, зато дальше от земли. Мои бедные ноги не привыкли так долго ходить.
— Прошу вас, но прежде не посчитайте за труд назвать свое имя!
— Конечно. Я зовусь Франсуа Шарль де Ремонд, граф де Моден, комендант Люксембургского дворца… и дворянин свиты Его королевского Высочества графа Прованского, брата Его Величества короля.
Все эти титулы, так торжественно и важно произнесенные, заставили Турнемина улыбнуться.
«Никак, он хочет поразить меня своим величием!» — подумал Жиль.
— Я знаю, кто такой мосье, — заметил он, всеми силами стараясь не показать своего отношения к упомянутому королевскому Высочеству. — Садитесь же, граф, и изложите мне причину, по которой столь знатная особа потрудилась направить ко мне своего эмиссара. Ведь вы здесь в этом качестве, не правда ли?
Пока граф де Моден пытался поудобнее устроиться на жестком тюремном стуле, Турнемин, прищурившись, разглядывал его. Одного имени графа Прованского было достаточно, чтобы понять, насколько осторожным должен быть он, разговаривая с надутым комендантом Люксембургского дворца.
— Титул посланника мне больше подходит, — сказал де Моден с гримасой, обозначающей улыбку. — Я хочу не только дать совет, но и объяснить причину такого внимания к вам со стороны графа Прованского. И… шевалье, садитесь, удобнее разговаривать сидя. Вы такой высокий, и у меня просто голова кружится…
— Я позволю себе остаться тут у окна. Ведь заключенным полагается или сидеть или… лежать.
— Конечно, вы же еще так молоды. Даже не знаете, что такое старческие болезни, ревматизм, например. Меня он совсем измучил… Да…
Болезни графа де Модена совершенно не интересовали Жиля, и он вежливо попытался повернуть разговор к волнующей его теме.
— Тогда вам нужно как можно скорей вернуться домой, лечь в кровать и принять лекарство. Не хочу вас задерживать и потому прошу, объясните же поскорее цель вашего визита ко мне.
Граф улыбнулся, его черные глаза смотрели внимательно и лукаво.
— Я пришел открыть вам ваше будущее.
— Мое будущее?! Вы что, предсказатель или колдун?
— Я не колдун, я астролог! Я изучаю небесные светила, их движение в бесконечном пространстве, а главное, их влияние на судьбы людей. В какой день вы родились, шевалье?
— Я… Двадцать шестого июля тысяча семьсот шестьдесят третьего года, в день Святой Анны, покровительницы Бретани, — ответил молодой человек, удивленный серьезным тоном графа де Модена.
— Хм! Лев… первая половина. А в котором часу?
Жиль только пожал плечами.
— На это, сударь, я не смогу вам ответить.
Господи, кому нужно было запоминать час рождения какого-то незаконнорожденного младенца!
Его матери, почти сразу же отказавшейся от него? Его отцу?.. Может быть, только старая Розенна, его добрая кормилица, помнила час рождения Жиля, но наш герой никогда не спрашивал ее об этом.
— Что, теперь вы не сможете предсказать мое будущее? — дерзко спросил он.
— Почему же, ведь речь пойдет о ближайшем будущем. Для этого мне не нужно знать час вашего рождения, но вы интересный персонаж, шевалье, и мне хотелось бы ближе познакомиться с вами. Перед вами долгая жизнь и блистательная карьера, не хотелось бы преждевременно обрывать их.
И тут же, резко сменив тон, де Моден спросил:
— Полагаю, вы не знаете причину вашего ареста?
Жиль снова пожал плечами.
— Насколько я помню, меня обвинили в «пособничестве» его преосвященству кардиналу де Рогану, как, будто он не первосвященник из Франции, а главарь банды. По-моему, это какой-то бред.
— Это не бред, — сказал граф, указывая на зарешеченное окно. — Кардинал обвиняется в воровстве, и слово «пособничество» подходит к нему, как и к любому другому бандиту… Какие только грехи не прикрывает сутана…
Он не успел договорить. Жиль схватил графа, высоко поднял и стал трясти, как мешок с отрубями.
— Вы назвали бретонского принца вором, господин астролог. Да если бы у меня была шпага, я сию минуту потребовал бы от вас удовлетворения и не посмотрел на то, что вы стары и больны. Если вы так оскорбляете кардинала, значит, и меня, Жиля де Турнемина, считаете вором!!!
— Отпустите меня… Отпустите же наконец! — взмолился граф. — Вы меня задушите!
— Я этого не хотел, вы сами просили, — сказал Турнемин и разжал руки.
Граф грузно упал на каменный пол камеры.
Приземление было не слишком удачным — граф стонал и ругался.
— Сумасшедший, что за манеры, — бормотал он, с трудом поднимаясь и усаживаясь на стуле. — Никто вас пока что вором не считает.
— Тогда объясните мне значение слова «пособничество», если речь идет о человеке, обвиняемом в воровстве.
— Пожалуй, вы правы. Следовало бы сказать — сговор…
— Но это еще хуже!
— Вам не угодишь! Потрудитесь-ка вспомнить, что именно вам, посланному арестовать кардинала, он передал некие предметы…
— Да будет вам известно, сударь, что я ничего не получал от господина кардинала, кроме… пастырского благословения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87
Посетитель, несколько мгновений удивленно смотревший на Понго, щелчком пальцев удалил охрану, сам проверил, надежно ли закрыта дверь, и только после этого обратился к Турнемину.
— Позвольте, сударь, воспользоваться случаем и побеседовать с вами, — произнес гость с сильным прованским акцентом.
Незнакомый голос заставил Жиля резко обернуться.
— Прошу извинить меня, сударь, — проговорил он, с холодным любопытством разглядывая посетителя. — Я не знал, что мне будет оказана такая честь, я думал, что это тюремщик пришел убрать со стола.
— Не нужно никаких извинений, ибо я сам виноват, не предупредив вас заранее. Но… какой же у вас здесь странный слуга! — прибавил незнакомец.
— Это не слуга, — оборвал его Жиль, — это ирокезский воин. Он мой оруженосец и друг.
— Друг? Это великое слово и великая честь.
— Поверьте, заслуженная. Я ему обязан жизнью, не говоря уж о многом другом.
— Я рад за вас, ведь в наше время это такая редкость. Думаю, вам не раз предлагали продать его?
— Да, и я был вынужден огорчить и монсеньера герцога де Шартра, и господина Лафайета, объяснив им, что друга ни купить, ни продать нельзя. Но я полагаю, что вы пришли ко мне не для того, чтобы поговорить о моем оруженосце?
Незнакомец молча улыбнулся и, указав на один из стульев, бывших в камере, спросил:
— Вы не позволите мне сесть? Ваше жилье хоть и ближе к небу, чем дома простых смертных, зато дальше от земли. Мои бедные ноги не привыкли так долго ходить.
— Прошу вас, но прежде не посчитайте за труд назвать свое имя!
— Конечно. Я зовусь Франсуа Шарль де Ремонд, граф де Моден, комендант Люксембургского дворца… и дворянин свиты Его королевского Высочества графа Прованского, брата Его Величества короля.
Все эти титулы, так торжественно и важно произнесенные, заставили Турнемина улыбнуться.
«Никак, он хочет поразить меня своим величием!» — подумал Жиль.
— Я знаю, кто такой мосье, — заметил он, всеми силами стараясь не показать своего отношения к упомянутому королевскому Высочеству. — Садитесь же, граф, и изложите мне причину, по которой столь знатная особа потрудилась направить ко мне своего эмиссара. Ведь вы здесь в этом качестве, не правда ли?
Пока граф де Моден пытался поудобнее устроиться на жестком тюремном стуле, Турнемин, прищурившись, разглядывал его. Одного имени графа Прованского было достаточно, чтобы понять, насколько осторожным должен быть он, разговаривая с надутым комендантом Люксембургского дворца.
— Титул посланника мне больше подходит, — сказал де Моден с гримасой, обозначающей улыбку. — Я хочу не только дать совет, но и объяснить причину такого внимания к вам со стороны графа Прованского. И… шевалье, садитесь, удобнее разговаривать сидя. Вы такой высокий, и у меня просто голова кружится…
— Я позволю себе остаться тут у окна. Ведь заключенным полагается или сидеть или… лежать.
— Конечно, вы же еще так молоды. Даже не знаете, что такое старческие болезни, ревматизм, например. Меня он совсем измучил… Да…
Болезни графа де Модена совершенно не интересовали Жиля, и он вежливо попытался повернуть разговор к волнующей его теме.
— Тогда вам нужно как можно скорей вернуться домой, лечь в кровать и принять лекарство. Не хочу вас задерживать и потому прошу, объясните же поскорее цель вашего визита ко мне.
Граф улыбнулся, его черные глаза смотрели внимательно и лукаво.
— Я пришел открыть вам ваше будущее.
— Мое будущее?! Вы что, предсказатель или колдун?
— Я не колдун, я астролог! Я изучаю небесные светила, их движение в бесконечном пространстве, а главное, их влияние на судьбы людей. В какой день вы родились, шевалье?
— Я… Двадцать шестого июля тысяча семьсот шестьдесят третьего года, в день Святой Анны, покровительницы Бретани, — ответил молодой человек, удивленный серьезным тоном графа де Модена.
— Хм! Лев… первая половина. А в котором часу?
Жиль только пожал плечами.
— На это, сударь, я не смогу вам ответить.
Господи, кому нужно было запоминать час рождения какого-то незаконнорожденного младенца!
Его матери, почти сразу же отказавшейся от него? Его отцу?.. Может быть, только старая Розенна, его добрая кормилица, помнила час рождения Жиля, но наш герой никогда не спрашивал ее об этом.
— Что, теперь вы не сможете предсказать мое будущее? — дерзко спросил он.
— Почему же, ведь речь пойдет о ближайшем будущем. Для этого мне не нужно знать час вашего рождения, но вы интересный персонаж, шевалье, и мне хотелось бы ближе познакомиться с вами. Перед вами долгая жизнь и блистательная карьера, не хотелось бы преждевременно обрывать их.
И тут же, резко сменив тон, де Моден спросил:
— Полагаю, вы не знаете причину вашего ареста?
Жиль снова пожал плечами.
— Насколько я помню, меня обвинили в «пособничестве» его преосвященству кардиналу де Рогану, как, будто он не первосвященник из Франции, а главарь банды. По-моему, это какой-то бред.
— Это не бред, — сказал граф, указывая на зарешеченное окно. — Кардинал обвиняется в воровстве, и слово «пособничество» подходит к нему, как и к любому другому бандиту… Какие только грехи не прикрывает сутана…
Он не успел договорить. Жиль схватил графа, высоко поднял и стал трясти, как мешок с отрубями.
— Вы назвали бретонского принца вором, господин астролог. Да если бы у меня была шпага, я сию минуту потребовал бы от вас удовлетворения и не посмотрел на то, что вы стары и больны. Если вы так оскорбляете кардинала, значит, и меня, Жиля де Турнемина, считаете вором!!!
— Отпустите меня… Отпустите же наконец! — взмолился граф. — Вы меня задушите!
— Я этого не хотел, вы сами просили, — сказал Турнемин и разжал руки.
Граф грузно упал на каменный пол камеры.
Приземление было не слишком удачным — граф стонал и ругался.
— Сумасшедший, что за манеры, — бормотал он, с трудом поднимаясь и усаживаясь на стуле. — Никто вас пока что вором не считает.
— Тогда объясните мне значение слова «пособничество», если речь идет о человеке, обвиняемом в воровстве.
— Пожалуй, вы правы. Следовало бы сказать — сговор…
— Но это еще хуже!
— Вам не угодишь! Потрудитесь-ка вспомнить, что именно вам, посланному арестовать кардинала, он передал некие предметы…
— Да будет вам известно, сударь, что я ничего не получал от господина кардинала, кроме… пастырского благословения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87