Как бы узнать, как долго будут оставаться караульные, но от этих размышлений мало проку. Немного погодя он пришел не к самой блестящей мысли, что будет просто время от времени выходить на разведку, но сейчас ему тепло и есть еще время до наступления темноты. Он задремал.
Когда Роджер проснулся, мысль о разведке не давала ему покоя, и он слегка ругнулся, потому что не имел представления, сколько прошло времени и как они будут узнавать время дальше.
— Ты не спишь?
Роджер оглянулся на нежный шепот.
— Да. Ты давно не спишь?
— Не знаю, — ответила с улыбкой Леония. — Наверно, не очень давно, я не думаю о времени.
Леония постаралась не разбудить Роджера и на ощупь вдоль стены дошла до поворота. Затем, также пройдя обратный путь, скользнула под покрывало, которое где-то раздобыл Роджер, и забылась в сладкой дреме, успокоенная теплом и дыханием Роджера.
— Ради всего святого, где ты нашел одеяло? — спросила она.
Роджер рассказал ей все, и она не нашлась, что ответить. Немного погодя она, однако, заявила, что уже, наверное, вечер или даже ночь, так как порядком проголодалась.
Роджер рассмеялся.
— Это еще мягко сказано. Я уже умирал с голоду, когда проснулся, а ведь было только обеденное время. Мы вообще не ели со вчерашнего дня.
— Да, еще бы тебе не быть голодным. Ты ведь привык съедать завтрак, а потом еще и ланч, а также ужинать после обеда, а я — нет, многие месяцы. Нас кормили раз в день, и я привыкла обходиться малым количеством еды, мне ее надо меньше, чем тебе.
Роджер вглядывался в темноту. Он не видел лица Леонии, но голос… Она говорила так, как будто благодаря лишениям они добьются своего.
— Дорогая моя, — настаивал он, сердце сжималось от мысли, что она страдает, — поешь немного.
Она засмеялась.
— Но так мы все испортим. Я должна ждать, пока не буду действительно голодна, пока не стану представлять еду в своем воображении. Вот тогда наступит время перекусить и убедиться, что сейчас ночь.
— Нет! — Роджер еле сдерживался, чтобы не закричать. Его охватило такое глубокое отвращение при мысли, что страдания Леонии можно использовать себе во благо, что он не мог контролировать свой тон.
— Что случилось? — спросила Леония, протягивая ему руку.
— Неужели ты думаешь, что я позволю тебе голодать?
— Но…
Леония всегда защищала, помогала и жертвовала своими удобствами ради других членов семьи. Она не обижалась и принимала это как должное, потому что это не означало плохого к ней отношения. Это было простым и естественным отражением реальности. Леония много лет была старшей и без принуждения заботилась о своем младшем брате и защищала его, хотя Франц был ребенком мужского пола, наследником земель и имел привилегии.
Когда их мир перевернулся, Леония постепенно стала лидером, сильным и ответственным членом семьи. Отец был уничтожен тем, что случилось с ними в первую ночь. Мать оставалась сильной, но ровно настолько, чтобы поддержать дочь после потрясения и ужаса, который разрушил ее мир. Когда Франц заболел, все внимание мама уделила ему. Она принимала заботу Леонии как должное. Потом мама заболела. Леония боролась, чтобы спасти их, никогда не помышляя утолить голод лакомым куском, который «воровала» у Луи. Она так привыкла к тому, что ее жертвы принимают, и была поражена и даже немного сердита на Роджера.
— Никаких «но» тут быть не может! — сурово отрезал Роджер. — Я пытаюсь тебя защитить, а не мучить еще больше.
Такое утверждение, конечно, погасило злость и наполнило ее душу теплом. Так что когда Роджер протянул большой кусок колбасы, она не перечила.
— Ешь, — настаивал он, — и не рассказывай мне больше, без чего ты привыкла обходиться, не выношу этого. Я выйду из дома и достану тебе еще еды, даже если придется убить стражника.
Глаза Леонии наполнились слезами благодарности.
— Не будь таким глупым, — прошептала она, — полный желудок не стоит человеческой жизни, и особенно той опасности, которая тебе грозит. К тому же нам хватит еды.
Тем не менее, она съела все, потому что решила, что это единственный способ успокоить его. И она была права. Как только Роджер увидел, что она стала есть, он успокоился, даже сам себе удивился. Конечно, он бы беспокоился, если бы благородная женщина голодала, и помог бы ей, но с каким трудом удалось уговорить Леонию поесть. Наверное, это потому, что он сам был голоден и врал, не желая признаваться в чувстве, что если бы потерял Леонию, то потерял бы все. В конце концов, это просто смешно. Он же не обладал Леонией.
— В любом случае по желудку судить не следует, — сказал он неожиданно, качая головой, как бы удивляясь собственной недогадливости. — Мне нужно отодвинуть бочку. Наши глаза так привыкли к темноте, что слабый свет в погребе покажется слишком ярким. Когда я выходил, для меня был как будто день, свет вечернего неба ослепил ненадолго.
Именно это он и сделал. В первый раз, когда Роджер отодвинул защелку, была какая-то серая муть, и он опять задвинул бочку. Они могли выйти и тогда, потому что люди Маро уже оставили свою вахту и нашли приют в домике привратника. Однако в погребе было так же темно, как в туннеле. Роджер пытался убедить Леонию оставаться здесь, пока он разведает обстановку, но она наотрез отказалась и была так же спокойна, как Роджер.
Они около часа наблюдали и прислушивались, но, в конце концов, убедились, что в доме и в ближайшей округе никого нет. Но люди могли прятаться и под деревьями, обрамляющими лужайку. Роджер пошел в разведку, и сейчас Леония не спорила, когда он запретил идти с ним. Оставаясь в доме, она принесла бы больше пользы в случае, если на Роджера нападут. Она могла бы ударить врага, запустить в него чем-нибудь.
Однако все обошлось, хотя дважды Роджер пугался какой-то тени, которая, казалось, приближалась к нему, а затем удалялась. Должно быть, крыса, но какая-то необычная. Парк был пустынен. Караульные не могли находиться дальше, это было неразумно, потому что они не видели бы дом. Когда Роджер вернулся, он осторожно начал разговор о похоронах Генри. Последовало короткое молчание, лицо Леонии вздрагивало в свете луны. Она вздохнула.
— Да, но… но как?
— Я все устрою. В конюшне есть и другие вещи, которые можно использовать как инструмент. Мне очень жаль, но, боюсь, не смогу отнести его на церковное кладбище. Я…
— Не нужно. У нас свой фамильный склеп. Это рядом. Во время похорон повозки ехали вниз и вдоль главной дороги.
Ее прервал стон Роджера, который перешел в кашель.
— Это значит лошадь и экипаж, — вздохнул он. — Хорошо.
— Нет-нет, — поторопилась она его уверить. — Есть тропинка к западу от дома. Ты не мог ее видеть, мама часто ходила по ней, она любила эту приятную прогулку и ухаживала за могилами. Там есть маленькая часовня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97
Когда Роджер проснулся, мысль о разведке не давала ему покоя, и он слегка ругнулся, потому что не имел представления, сколько прошло времени и как они будут узнавать время дальше.
— Ты не спишь?
Роджер оглянулся на нежный шепот.
— Да. Ты давно не спишь?
— Не знаю, — ответила с улыбкой Леония. — Наверно, не очень давно, я не думаю о времени.
Леония постаралась не разбудить Роджера и на ощупь вдоль стены дошла до поворота. Затем, также пройдя обратный путь, скользнула под покрывало, которое где-то раздобыл Роджер, и забылась в сладкой дреме, успокоенная теплом и дыханием Роджера.
— Ради всего святого, где ты нашел одеяло? — спросила она.
Роджер рассказал ей все, и она не нашлась, что ответить. Немного погодя она, однако, заявила, что уже, наверное, вечер или даже ночь, так как порядком проголодалась.
Роджер рассмеялся.
— Это еще мягко сказано. Я уже умирал с голоду, когда проснулся, а ведь было только обеденное время. Мы вообще не ели со вчерашнего дня.
— Да, еще бы тебе не быть голодным. Ты ведь привык съедать завтрак, а потом еще и ланч, а также ужинать после обеда, а я — нет, многие месяцы. Нас кормили раз в день, и я привыкла обходиться малым количеством еды, мне ее надо меньше, чем тебе.
Роджер вглядывался в темноту. Он не видел лица Леонии, но голос… Она говорила так, как будто благодаря лишениям они добьются своего.
— Дорогая моя, — настаивал он, сердце сжималось от мысли, что она страдает, — поешь немного.
Она засмеялась.
— Но так мы все испортим. Я должна ждать, пока не буду действительно голодна, пока не стану представлять еду в своем воображении. Вот тогда наступит время перекусить и убедиться, что сейчас ночь.
— Нет! — Роджер еле сдерживался, чтобы не закричать. Его охватило такое глубокое отвращение при мысли, что страдания Леонии можно использовать себе во благо, что он не мог контролировать свой тон.
— Что случилось? — спросила Леония, протягивая ему руку.
— Неужели ты думаешь, что я позволю тебе голодать?
— Но…
Леония всегда защищала, помогала и жертвовала своими удобствами ради других членов семьи. Она не обижалась и принимала это как должное, потому что это не означало плохого к ней отношения. Это было простым и естественным отражением реальности. Леония много лет была старшей и без принуждения заботилась о своем младшем брате и защищала его, хотя Франц был ребенком мужского пола, наследником земель и имел привилегии.
Когда их мир перевернулся, Леония постепенно стала лидером, сильным и ответственным членом семьи. Отец был уничтожен тем, что случилось с ними в первую ночь. Мать оставалась сильной, но ровно настолько, чтобы поддержать дочь после потрясения и ужаса, который разрушил ее мир. Когда Франц заболел, все внимание мама уделила ему. Она принимала заботу Леонии как должное. Потом мама заболела. Леония боролась, чтобы спасти их, никогда не помышляя утолить голод лакомым куском, который «воровала» у Луи. Она так привыкла к тому, что ее жертвы принимают, и была поражена и даже немного сердита на Роджера.
— Никаких «но» тут быть не может! — сурово отрезал Роджер. — Я пытаюсь тебя защитить, а не мучить еще больше.
Такое утверждение, конечно, погасило злость и наполнило ее душу теплом. Так что когда Роджер протянул большой кусок колбасы, она не перечила.
— Ешь, — настаивал он, — и не рассказывай мне больше, без чего ты привыкла обходиться, не выношу этого. Я выйду из дома и достану тебе еще еды, даже если придется убить стражника.
Глаза Леонии наполнились слезами благодарности.
— Не будь таким глупым, — прошептала она, — полный желудок не стоит человеческой жизни, и особенно той опасности, которая тебе грозит. К тому же нам хватит еды.
Тем не менее, она съела все, потому что решила, что это единственный способ успокоить его. И она была права. Как только Роджер увидел, что она стала есть, он успокоился, даже сам себе удивился. Конечно, он бы беспокоился, если бы благородная женщина голодала, и помог бы ей, но с каким трудом удалось уговорить Леонию поесть. Наверное, это потому, что он сам был голоден и врал, не желая признаваться в чувстве, что если бы потерял Леонию, то потерял бы все. В конце концов, это просто смешно. Он же не обладал Леонией.
— В любом случае по желудку судить не следует, — сказал он неожиданно, качая головой, как бы удивляясь собственной недогадливости. — Мне нужно отодвинуть бочку. Наши глаза так привыкли к темноте, что слабый свет в погребе покажется слишком ярким. Когда я выходил, для меня был как будто день, свет вечернего неба ослепил ненадолго.
Именно это он и сделал. В первый раз, когда Роджер отодвинул защелку, была какая-то серая муть, и он опять задвинул бочку. Они могли выйти и тогда, потому что люди Маро уже оставили свою вахту и нашли приют в домике привратника. Однако в погребе было так же темно, как в туннеле. Роджер пытался убедить Леонию оставаться здесь, пока он разведает обстановку, но она наотрез отказалась и была так же спокойна, как Роджер.
Они около часа наблюдали и прислушивались, но, в конце концов, убедились, что в доме и в ближайшей округе никого нет. Но люди могли прятаться и под деревьями, обрамляющими лужайку. Роджер пошел в разведку, и сейчас Леония не спорила, когда он запретил идти с ним. Оставаясь в доме, она принесла бы больше пользы в случае, если на Роджера нападут. Она могла бы ударить врага, запустить в него чем-нибудь.
Однако все обошлось, хотя дважды Роджер пугался какой-то тени, которая, казалось, приближалась к нему, а затем удалялась. Должно быть, крыса, но какая-то необычная. Парк был пустынен. Караульные не могли находиться дальше, это было неразумно, потому что они не видели бы дом. Когда Роджер вернулся, он осторожно начал разговор о похоронах Генри. Последовало короткое молчание, лицо Леонии вздрагивало в свете луны. Она вздохнула.
— Да, но… но как?
— Я все устрою. В конюшне есть и другие вещи, которые можно использовать как инструмент. Мне очень жаль, но, боюсь, не смогу отнести его на церковное кладбище. Я…
— Не нужно. У нас свой фамильный склеп. Это рядом. Во время похорон повозки ехали вниз и вдоль главной дороги.
Ее прервал стон Роджера, который перешел в кашель.
— Это значит лошадь и экипаж, — вздохнул он. — Хорошо.
— Нет-нет, — поторопилась она его уверить. — Есть тропинка к западу от дома. Ты не мог ее видеть, мама часто ходила по ней, она любила эту приятную прогулку и ухаживала за могилами. Там есть маленькая часовня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97