Отринув все запреты, Верджил начал осыпать ее поцелуями, дав выход своей неутолимой страсти. Потом он увлек ее внутрь башни, за холодные каменные стены, покрытые солнечными бликами.
Прислонившись к стене, Верджил притянул к себе Бьянку, и все закружилось в сказочном вихре. Его властные руки крепко обнимали ее, ненасытные поцелуи пробуждали в ней неукротимое, настойчивое желание. Она разомкнула губы, полностью доверяясь ему, остро ощущая крепнувшую между ними близость. Эти новые, потрясающие впечатления кружили ей голову.
Ей было так хорошо! Она унеслась в небесную высь. Она сияла. Восторг, который Бьянка ощутила, исполняя последнюю арию, стал восторгом ее тела.
«Здесь. Сейчас. Да». Кровь, стучавшая в ее висках, требовала любви. «Здесь. Сейчас. Согласна». Сумасшедшая пульсация ее тела вторила этой молитве, которую она твердила про себя. Литания постыдных желаний эхом отдавалась в ее голове. Ушли прочь все сомнения. Ее бесстыдные руки проникли под куртку Верджила.
Вдруг что-то напряглось в нем. Почувствовав опасную перемену, Бьянка осознала, что сама своими действиями сказала «да». Руки Верджила – руки собственника – ласкали ее, заставляя нескромно отвечать на эти ласки. Исследуя ее тело, они добрались, наконец, до нижних юбок и корсета. Такая испепеляющая страсть должна была напугать, но, возбужденная, Бьянка лишь негодовала на то, что слои одежды сдерживали их, отдаляя друг от друга.
«Да. Я хочу… Я хочу…» Она не знала чего, не понимала природу того неутолимого голода, который сотрясал ее тело. «Ближе. Больше. Я хочу…»
Как будто услышав молчаливую мольбу, рука Верджила скользнула к ее талии. Его большой палец задержался посередине, поглаживая пояс платья. В предвкушении того, что должно произойти, дыхание Бьянки участилось. Его рука потянулась к ее груди, а губы – к ее губам.
О!.. Сладостные ощущения от этих прикосновений ошеломили Бьянку. Они разливались по всему ее телу, удивляя своей новизной. В этой любовной игре главенствовал Верджил. Ее податливое тело могло лишь принимать его ласки и подчиняться его воле. Бьянка по неопытности не могла предложить ему большего, и отдалась этой всепоглощающей обоюдной страсти, которую они выпустили на волю.
Пальцы, поглаживающие соски, которые стали твердыми… «Да…» Рука, скользнувшая за вырез ее платья… «Прошу тебя…» Рука под тканью платья, прикосновение к коже… «Да…» Объятия крепче, колено между ее ногами, долгожданное, постыдное прикосновение… «О Господи!..» Платье расстегнуто, рукав с буфами сползает с плеча, грудь обнажается. К ней склоняется темноволосая голова… «О!..» Губы приникают к груди… «О!.. О!..» Потоки неземного наслаждения струятся по телу, заполняют его, требуют больше… «Да, да!»
…движение снаружи, тихий хруст, эхом отозвавшийся от каменных стен.
Верджил резко выпрямился, заслоняя собой Бьянку, и прислушался. Словно сквозь какое-то марево в сознание Бьянки пробилась догадка о возможном источнике этих звуков. Земная мысль возвратила ее к реальности, и дивный, чувственный мир разрушился.
– Здесь кто-то есть? – спросила шепотом Бьянка. Волна возбуждения медленно спадала, и она стиснула зубы. Ей все еще слышался слабый звук – скорее даже вибрация, – который, вторгшись не вовремя, нарушил музыку их бьющихся в унисон сердец.
Верджил расправил тесьму ее сорочки, прикрыл обнаженное плечо, надев на него рукав, а затем отстранился.
– Сиди здесь. – Он вышел из башни. Бьянка всеми силами пыталась справиться со своей одеждой, и, наконец, ей кое-как удалось застегнуть платье. Она чувствовала себя преступницей, пойманной с поличным, в ее сердце образовалась пустота.
Если их видели, все погибло.
Бьянка слышала, как Верджил обходит крепость. Раскрывшаяся брешь в сердце ширилась, превращаясь в страшную, бездонную пропасть. До ее сознания вдруг дошел весь ужас содеянного. Это было чистое безумие! Она потеряла всякий стыд. Они ведь даже не нравятся друг другу!
Бьянка услышала звук шагов и постаралась овладеть собой.
На пороге появился Верджил – высокий, стройный, темноволосый, он стоял спиной к ярко светившему солнцу, и она не могла разглядеть его лица.
– Если кто-то и был, то теперь его нет. Может, просто животное.
Бьянка молилась, чтобы все случилось именно так. Только бы их никто не видел.
Верджил повелительно протянул ей руку. Не зная, что должна говорить и делать женщина после столь постыдного поведения, и почти чувствуя тошноту от смятения и стыда, Бьянка поднялась на ноги, вошла в лучи солнечного света, и они направились к дому.
За всю дорогу Верджил не проронил ни слова. Миля, которую они прошли до дома, оказалась самой длинной милей в жизни Бьянки. Она пыталась найти успокоение в мысли, что своим поведением доказала виконту опасность своего присутствия в доме для Шарлотты. Однако идея покинуть Леклер-Парк теперь непонятным образом лишь увеличивала ее тревогу.
Верджил остановился у деревьев рядом с конюшнями.
– У меня нет слов, мисс Кенвуд. Мое поведение было омерзительно, и одних моих извинений вам будет недостаточно. Клянусь, подобные домогательства не в моих привычках. У меня нет никаких объяснений случившемуся, разве что нынче я сам не свой.
Так ли? Действия Верджила представлялись Бьянке естественным продолжением его обычного поведения. Это начало подспудно ощущалось в его характере: оно сдерживалось усилием воли, но, тем не менее, никогда не исчезало окончательно, словно подводное течение под спокойной гладью воды или что-то незримое, но сущее, чему невозможно подобрать названия. Именно эта скрытая черта его натуры с самого начала создавала известное напряжение в их отношениях, которое Бьянка чувствовала, но до сегодняшнего дня не понимала его природы.
Верджил по-прежнему избегал смотреть Бьянке в глаза. Он стоял, слегка отвернув лицо в сторону тропинки, и глядел вдаль. На словах он осуждал себя, но Бьянке оставалось только гадать, какими были его истинные мысли. Возможно, он хотел доказать, что она не сможет жить монашкой, что у нее склонности куртизанки и поэтому она обречена на гибель? Слово «домогательство» не годится, чтобы выразить произошедшее между ними, и они оба отдавали себе в этом отчет.
– Я не пострадала.
– Если нас видели, то вы, бесспорно, пострадали.
– Думаю, нас не видели. Мы бы заметили человека у портала.
– Если все действительно так, то это лишь избавляет нас от возможных последствий, однако не меняет того, что я поступил с вами неблагородно. Мои действия не имеют оправданий, тем более что я несу за вас ответственность. Известно это кому-либо или нет, но я вас скомпрометировал. Если вы настаиваете, я поступлю, как того требуют приличия.
– Поступите, как того требуют приличия?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89
Прислонившись к стене, Верджил притянул к себе Бьянку, и все закружилось в сказочном вихре. Его властные руки крепко обнимали ее, ненасытные поцелуи пробуждали в ней неукротимое, настойчивое желание. Она разомкнула губы, полностью доверяясь ему, остро ощущая крепнувшую между ними близость. Эти новые, потрясающие впечатления кружили ей голову.
Ей было так хорошо! Она унеслась в небесную высь. Она сияла. Восторг, который Бьянка ощутила, исполняя последнюю арию, стал восторгом ее тела.
«Здесь. Сейчас. Да». Кровь, стучавшая в ее висках, требовала любви. «Здесь. Сейчас. Согласна». Сумасшедшая пульсация ее тела вторила этой молитве, которую она твердила про себя. Литания постыдных желаний эхом отдавалась в ее голове. Ушли прочь все сомнения. Ее бесстыдные руки проникли под куртку Верджила.
Вдруг что-то напряглось в нем. Почувствовав опасную перемену, Бьянка осознала, что сама своими действиями сказала «да». Руки Верджила – руки собственника – ласкали ее, заставляя нескромно отвечать на эти ласки. Исследуя ее тело, они добрались, наконец, до нижних юбок и корсета. Такая испепеляющая страсть должна была напугать, но, возбужденная, Бьянка лишь негодовала на то, что слои одежды сдерживали их, отдаляя друг от друга.
«Да. Я хочу… Я хочу…» Она не знала чего, не понимала природу того неутолимого голода, который сотрясал ее тело. «Ближе. Больше. Я хочу…»
Как будто услышав молчаливую мольбу, рука Верджила скользнула к ее талии. Его большой палец задержался посередине, поглаживая пояс платья. В предвкушении того, что должно произойти, дыхание Бьянки участилось. Его рука потянулась к ее груди, а губы – к ее губам.
О!.. Сладостные ощущения от этих прикосновений ошеломили Бьянку. Они разливались по всему ее телу, удивляя своей новизной. В этой любовной игре главенствовал Верджил. Ее податливое тело могло лишь принимать его ласки и подчиняться его воле. Бьянка по неопытности не могла предложить ему большего, и отдалась этой всепоглощающей обоюдной страсти, которую они выпустили на волю.
Пальцы, поглаживающие соски, которые стали твердыми… «Да…» Рука, скользнувшая за вырез ее платья… «Прошу тебя…» Рука под тканью платья, прикосновение к коже… «Да…» Объятия крепче, колено между ее ногами, долгожданное, постыдное прикосновение… «О Господи!..» Платье расстегнуто, рукав с буфами сползает с плеча, грудь обнажается. К ней склоняется темноволосая голова… «О!..» Губы приникают к груди… «О!.. О!..» Потоки неземного наслаждения струятся по телу, заполняют его, требуют больше… «Да, да!»
…движение снаружи, тихий хруст, эхом отозвавшийся от каменных стен.
Верджил резко выпрямился, заслоняя собой Бьянку, и прислушался. Словно сквозь какое-то марево в сознание Бьянки пробилась догадка о возможном источнике этих звуков. Земная мысль возвратила ее к реальности, и дивный, чувственный мир разрушился.
– Здесь кто-то есть? – спросила шепотом Бьянка. Волна возбуждения медленно спадала, и она стиснула зубы. Ей все еще слышался слабый звук – скорее даже вибрация, – который, вторгшись не вовремя, нарушил музыку их бьющихся в унисон сердец.
Верджил расправил тесьму ее сорочки, прикрыл обнаженное плечо, надев на него рукав, а затем отстранился.
– Сиди здесь. – Он вышел из башни. Бьянка всеми силами пыталась справиться со своей одеждой, и, наконец, ей кое-как удалось застегнуть платье. Она чувствовала себя преступницей, пойманной с поличным, в ее сердце образовалась пустота.
Если их видели, все погибло.
Бьянка слышала, как Верджил обходит крепость. Раскрывшаяся брешь в сердце ширилась, превращаясь в страшную, бездонную пропасть. До ее сознания вдруг дошел весь ужас содеянного. Это было чистое безумие! Она потеряла всякий стыд. Они ведь даже не нравятся друг другу!
Бьянка услышала звук шагов и постаралась овладеть собой.
На пороге появился Верджил – высокий, стройный, темноволосый, он стоял спиной к ярко светившему солнцу, и она не могла разглядеть его лица.
– Если кто-то и был, то теперь его нет. Может, просто животное.
Бьянка молилась, чтобы все случилось именно так. Только бы их никто не видел.
Верджил повелительно протянул ей руку. Не зная, что должна говорить и делать женщина после столь постыдного поведения, и почти чувствуя тошноту от смятения и стыда, Бьянка поднялась на ноги, вошла в лучи солнечного света, и они направились к дому.
За всю дорогу Верджил не проронил ни слова. Миля, которую они прошли до дома, оказалась самой длинной милей в жизни Бьянки. Она пыталась найти успокоение в мысли, что своим поведением доказала виконту опасность своего присутствия в доме для Шарлотты. Однако идея покинуть Леклер-Парк теперь непонятным образом лишь увеличивала ее тревогу.
Верджил остановился у деревьев рядом с конюшнями.
– У меня нет слов, мисс Кенвуд. Мое поведение было омерзительно, и одних моих извинений вам будет недостаточно. Клянусь, подобные домогательства не в моих привычках. У меня нет никаких объяснений случившемуся, разве что нынче я сам не свой.
Так ли? Действия Верджила представлялись Бьянке естественным продолжением его обычного поведения. Это начало подспудно ощущалось в его характере: оно сдерживалось усилием воли, но, тем не менее, никогда не исчезало окончательно, словно подводное течение под спокойной гладью воды или что-то незримое, но сущее, чему невозможно подобрать названия. Именно эта скрытая черта его натуры с самого начала создавала известное напряжение в их отношениях, которое Бьянка чувствовала, но до сегодняшнего дня не понимала его природы.
Верджил по-прежнему избегал смотреть Бьянке в глаза. Он стоял, слегка отвернув лицо в сторону тропинки, и глядел вдаль. На словах он осуждал себя, но Бьянке оставалось только гадать, какими были его истинные мысли. Возможно, он хотел доказать, что она не сможет жить монашкой, что у нее склонности куртизанки и поэтому она обречена на гибель? Слово «домогательство» не годится, чтобы выразить произошедшее между ними, и они оба отдавали себе в этом отчет.
– Я не пострадала.
– Если нас видели, то вы, бесспорно, пострадали.
– Думаю, нас не видели. Мы бы заметили человека у портала.
– Если все действительно так, то это лишь избавляет нас от возможных последствий, однако не меняет того, что я поступил с вами неблагородно. Мои действия не имеют оправданий, тем более что я несу за вас ответственность. Известно это кому-либо или нет, но я вас скомпрометировал. Если вы настаиваете, я поступлю, как того требуют приличия.
– Поступите, как того требуют приличия?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89