– Я бы предпочла служить в состоятельной, но не в аристократической семье, – подчеркнула Диана.
– Не станем загадывать, я уверен, что вам обязательно улыбнется удача, – уклончиво ответил Дэниел.
Диана не нашла, что на это сказать, и занялась едой.
На какое-то время в комнате воцарилось молчание. Стараясь не обращать внимания на его изучающий взгляд, Диана тщательно пережевывала пищу, запивая ее кофе. Но помимо ее желания в голове у нее звучали предостережения мадам Леблан, странным образом ассоциирующиеся с неожиданным приходом Дэниела в ее спальню в день их приезда. Тогда он тоже смотрел на нее очень пристально, повергая ее в оцепенение и лишая способности сопротивляться. Вот и теперь она чувствовала, как снова погружается в оторопь и недоумение.
Диана оторвала взгляд от тарелки, отогнав это наваждение, и пролепетала:
– Честно говоря, месье, порой мне кажется, что я все еще нахожусь в интернате.
– Надеюсь, что в моем доме несколько более комфортные условия, – сказал Дэниел. – Не обижайтесь на мою сестру, если она докучает вам советами и наставлениями. Роль опекуна доставляет ей подлинное удовольствие. Ведь прежде ей ни о ком не доводилось заботиться.
– Вы с Полем разговаривали по-английски, когда я вошла сюда, – сказала Диана, желая как-то ослабить возникшую между ними напряженность. – Он англичанин?
– Да, – сказал Дэниел, кивнув.
– А вы? Он говорит по-французски с легким акцентом, а вы абсолютно чисто.
– Я гражданин мира, хотя и родился во Франции, – с улыбкой ответил Дэниел. – Но поскольку я прожил много лет в англоязычной среде, то склонен считать себя скорее англичанином, чем французом, хотя свободно владею обоими языками.
– Вы много путешествовали по свету? Как это интересно! – воскликнула Диана. – А где вы были в годы войны?
– Главным образом на Ближнем Востоке, но бывал и в Вест-Индии. В Европу в те смутные годы я почти не заезжал, – сказал Дэниел.
Но это было не совсем верно, один раз в год он обязательно возвращался во Францию, и, как подозревала Диана, не только для того, чтобы проведать ее в Руане и внести за нее очередной взнос. Дэниел редко рассказывал ей о себе, поэтому она воспользовалась его внезапной словоохотливостью и задала давно мучивший ее вопрос:
– А как следует правильно произносить вашу фамилию, на французский или английский манер? Мадам всегда говорила: «Сен-Джон», однако однажды я слышала, как вы сами представились иначе – Сент-Джон.
– Право же, это не столь уж и важно, – улыбнулся Дэниел.
– Она коверкала и мою фамилию, всегда говорила «Албрей» вместо «Албрет», – запальчиво сказала Диана. – Я никогда ее не поправляла, но знала, что она ошибается. Ведь я англичанка, а не француженка.
– Почему вы так считаете? – насторожившись, спросил он.
– Потому что я думаю во сне по-английски, – ответила она. – И помню разрозненные фрагменты своей прошлой жизни в Англии, откуда меня привезли во Францию на корабле.
– Вы правы, Диана, вы действительно англичанка. Часто ли вам доводилось разговаривать на родном языке в годы учебы?
– Директриса запрещала нам говорить по-английски, она рьяная сторонница Наполеона.
– Так вы разучились говорить по-английски?
– Нет, у меня была английская Библия, каждый вечер я читала ее вслух.
– Понимаю... – Дэниел задумался о чем-то своем, но Диана вскоре нарушила ход его мыслей, задав ему еще один важный для нее вопрос:
– Как все это случилось, месье? Как я очутилась во Франции? Вы сказали, что мы с вами не родственники, но тогда почему вы привезли меня в эту страну?
Однако ответа она не получила: в комнату вошел, неся Жанетту на руках, Поль, и Дэниел переключил все свое внимание на сестру.
Поль усадил Жанетту на стул и пошёл с ее тарелкой к буфету. Ласково улыбнувшись Диане, Жанетта сказала, обращаясь к брату:
– Я рада сообщить тебе, что новые наряды нашей гостьи скоро будут готовы. Сегодня состоится последняя примерка.
Вернувшийся в этот момент к столу Поль омрачил ее приподнятое настроение, пробасив:
– К сожалению, мадемуазель, сегодня мы с вами не сможем выехать в город. Я должен выполнить одно важное поручение месье Дэниела.
– Что ж, отложим примерку до завтра, – покосившись на брата, сказала Жанетта.
– Если хочешь, я могу сопроводить вас к портному уже сегодня днем, – предложил Дэниел. – После полудня я буду свободен.
– Чудесно! – обрадовалась Жанетта. – Диана, ступай к себе и приведи голову в порядок. Платья надо примерять с красивой прической.
На щечках Дианы расцвел стыдливый румянец. Извинившись за промах, она вскочила из-за стола. Дэниел вызвался проводить ее до спальни. Когда, миновав длинный коридор, они стали подниматься по лестнице, Дэниел сказал:
– Не сердитесь на мою сестру, она чересчур строга к вам. Ваши волосы всегда выглядят прекрасно.
Тронутая этой лестью, Диана покраснела еще сильнее.
– Предлагаю отныне говорить исключительно по-английски, – продолжал Дэниел, беря ее под локоть. – Вам необходимо попрактиковаться перед отъездом в Лондон.
Диана несколько оживилась, получив подтверждение его намерения совершить вояж в Англию, и спросила:
– А вы думаете и мечтаете на английском или французском?
– Это зависит от обстоятельств, – ответил Дэниел. – В минуту опасности почему-то на французском. Ну, вот мы и пришли! – Он открыл дверь ее спальни. – Я оставляю вас одну, мне надо закончить кое-какие дела. Да, возвращаясь к вопросу о языках... Я начинаю думать на французском, когда попадаю в сети Амура. Странно, конечно, однако это именно так!
Он галантно поцеловал ей руку и удалился в свой кабинет.
– Слишком много кружева, надо бы придать этому платью более строгий вид! Эта бахрома на кайме ему только вредит.
– Прекрати, Дэниел! Если ты и дальше будешь придираться к мелочам, Диана сможет выйти вечером из дому не раньше, чем еще через неделю.
– Уж лучше пусть она останется дома, чем появится в приличном обществе в смехотворном наряде, почти целиком состоящем из оборок, рюшей и помпонов, – парировал Дэниел, расхаживая по примерочной известной парижской модистки и разглядывая смущенную Диану со всех сторон, словно манекен.
Обитые темно-фиолетовым шелком стены примерочной, походившей более на гостиную, скрадывали морщины на его лице. Освещенное падающим из высоко расположенных окон светом, оно казалось особенно бледным и суровым, словно бы сделанным из фарфора, как прекрасные китайские вазы в ее спальне. Поймав на себе ее мимолетный взгляд, он повернулся к ней спиной и уставился на сестру, упорно не желавшую пойти на попятную и отдать это платье в переделку. Но упрямая Жанетта лишь поджала губы и вскинула подбородок, давая понять брату, что переубедить ее ему не удастся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81