Императрица выразила свою признательность в
собственноручном письме, доставленном мне чрезвычайным послом. В этом
письме она предлагала мне разделить с ней ложе и корону. Принимая, однако,
во внимание, что меня никогда не прельщало царское достоинство, я в самых
изысканных выражениях отклонил милость ее величества. Послу, доставившему
письмо императрицы, было приказано дожидаться и лично вручить ее
величеству ответ. Второе письмо, вскоре полученное мною, убедило меня в
силе владевшей ею страсти и в благородстве ее духа. Причина последней ее
болезни - как она, нежная душа, соблаговолила пояснить в беседе с князем
Долгоруким - крылась исключительно в моей жестокости.
Не пойму, что находят во мне дамы! Но царица не единственная
представительница своего пола, которая предлагала мне свою руку с высоты
престола.
Нашлись люди, распускавшие клеветнические слухи, будто капитан Фиппс во
время нашего путешествия проник не так далеко, как мог бы это сделать. Но
здесь уж я обязан вступиться за него. Наш корабль шел правильным путем,
пока я не перегрузил его таким неимоверным количеством медвежьих шкур и
окороков, что было бы просто безумием пытаться плыть дальше. Ведь мы едва
были в состоянии противостоять сколько-нибудь значительному ветру, не
говоря уже о ледяных горах, плавающих в северных широтах.
Капитан впоследствии не раз выражал свое недовольство тем, что он не
разделяет со мною славу этого дня, который он напыщенно называет "днем
медвежьих шкур". При этом он весьма завидует славе, которую доставила мне
эта победа, и всеми силами пытается умалить ее. Мы не раз уже ссорились по
этому поводу, да и теперь еще отношения у нас остаются несколько
натянутыми. Между прочим, он утверждает, будто я не имею основания ставить
себе эту историю в заслугу, что медведей я обманул, прикрывшись медвежьей
шкурой. Он, по его словам, решился бы направиться к ним без маскировки, и
они все равно приняли бы его за медведя.
Тут, правда, я коснулся столь щекотливого и острого пункта, что
человек, умеющий ценить светскую любезность, не может спорить по такому
поводу с кем бы то ни было, и уж во всяком случае не с высокородным пэром.

ДЕВЯТОЕ ПРИКЛЮЧЕНИЕ НА МОРЕ
В другой раз я выехал из Англии с капитаном Гамильтоном. Мы направились
в Ост-Индию. Я вез с собой легавую собаку, какую не добыть даже на вес
золота. Она никогда не вводила меня в заблуждение.
Однажды, когда мы, согласно самым точным наблюдениям, находились еще в
трехстах милях от берега, мой пес вдруг начал волноваться. Чуть ли не
целый час я с удивлением наблюдал за ним. Я сообщил об этом странном
обстоятельстве капитану и всем офицерам на корабле, утверждая, что мы
безусловно находимся недалеко от земли, так как собака чует дичь.
Мои слова вызвали общий смех, который все же не заставил меня изменить
доброе мнение о моей собаке.
После долгих споров за и против я в конце концов объявил капитану, что
больше доверяю носу моего Трея, чем глазам всех моряков на борту, и смело
заявил ему, что бьюсь об заклад на сто гиней (сумма, которую я ассигновал
на это путешествие), что мы в ближайшие полчаса наткнемся на дичь.
Капитан - добрейший человек - снова расхохотался и попросил нашего
корабельного врача, господина Крауфорда, пощупать мой пульс. Врач исполнил
эту просьбу и объявил, что я совершенно здоров. Вслед за этим оба стали о
чем-то шептаться, причем я разобрал большую часть их разговора.
- Он не совсем в своем уме, - говорил капитан. - Я не могу по чести
принять такое пари.
- Я придерживаюсь совершенно противоположного мнения, - возразил врач.
- Он вполне здоров. Просто он больше доверяет обонянию своей собаки, чем
здравому смыслу всех офицеров на борту... Он, разумеется, проиграет. Ну, и
поделом ему!
- И все-таки, - стоял на своем капитан, - держать такое пари будет с
моей стороны не вполне честно. Впрочем, тем похвальнее будет, если я потом
верну ему деньги.
Пока шли все эти переговоры, Трей, не меняя позы, продолжал делать
стойку и тем самым еще больше укрепил меня в моем мнении. Я вторично
предложил держать со мною пари, и на этот раз мое предложение было
принято.
Едва мы успели ударить по рукам, как несколько матросов, которые, сидя
в шлюпке, привязанной к корме корабля, занимались рыбной ловлей, убили
необыкновенно крупную акулу. Они тут же втащили ее на борт и принялись
потрошить. И подумайте только - в ее желудке мы нашли... шесть пар живых
рябчиков!
Несчастные птицы так долго находились в заключении, что одна из самок
уже сидела на яйцах, из которых одно вскрылось как раз в ту самую минуту,
когда акуле взрезали брюхо.
Птенцов мы вырастили вместе с котятами, появившимися на свет
несколькими минутами раньше. Старая кошка так любила этих птенцов, словно
это были ее четвероногие детеныши, и невероятно волновалась, если наседка
улетала слишком далеко и долго не возвращалась. В числе рябчиков было
четыре самки, из которых постоянно то одна, то другая высиживала птенцов,
так что в течение всего пути стол капитана в избытке был обеспечен свежей
дичью. Бедняге Трею, в награду за сто гиней, выигранных мною, отдавали по
моему приказу все косточки, а иногда ему доставалась и целая птица.

ДЕСЯТОЕ ПРИКЛЮЧЕНИЕ НА МОРЕ (Второе путешествие на Луну)
Я когда-то уже рассказывал вам, милостивые государи, о небольшом
путешествии на Луну, предпринятом мною с целью достать оттуда мой
серебряный топорик. Мне пришлось вторично, и гораздо более приятным
способом, попасть туда, и я пробыл там достаточно долго, чтобы
познакомиться с рядом вещей, о которых расскажу вам настолько подробно,
насколько позволит мне память.
Один мой дальний родственник вбил себе в голову, что где-то должны
существовать люди такого роста, как жители королевства Бробдингнег, якобы
открытого Гулливером. Мой родственник предпринял путешествие с целью
разыскать это королевство и попросил меня сопутствовать ему. Я всегда
считал эти рассказы просто выдумкой и так же мало верил в существование
какого-то Бробдингнега, как и Эльдорадо. Но родственник мой назначил меня
своим наследником, а это обязывало меня к предупредительности.
Мы благополучно добрались до Южного океана, не испытав и не увидев
ничего достойного упоминания, если не считать летающих мужчин и женщин,
танцевавших в воздухе менуэт или совершавших диковинные прыжки, и тому
подобных пустяков.
На восемнадцатый день, когда мы миновали остров Отахеити, налетевший
ураган поднял наш корабль по меньшей мере на тысячу миль над поверхностью
воды и довольно долго продержал его на этой высоте.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25