Молодые студенты поняли теперь, что означала эта воцарившаяся тишина: два часа тому назад солдаты наместника, несмотря на его отсутствие, начали правильную осаду пустого Серапеума. Архиепископ, лежавший подобно умирающему на своих носилках посредине покрытых парчой священников и полуголых анахоретов, старый, больной архиепископ Теофил, произнес перед началом работ молитву, Но молитва не помогла, гнев Сераписа должен был сей час разразиться! Полуторааршинный гранитный таран колоссальной стенобитной машины после трех ужасных ударов даже не покачнул колонны. Были отправлены гонцы к наместнику и к профессору Теону, строителю полуторалоктевой стенобитни.
Толпа ждала. Монахи пели, а сто тысяч александрийцев, мужчин, женщин и детей, беспокойно слушали.
Кое-где раздавались проклятия в адрес кровавого архиепископа, сочувственные восклицания медленно перерастали в бешеный крик и затем снова все замирало. Друзья подыскали себе удобное место и стали разговаривать.
– Я здесь у себя дома, – сказал Вольф и показал рукой на башнеподобную стену черного здания на углу переулка, ведущего от Серапеума к кладбищу египетского квартала.
– Там? – удивился Александр. – В заколдованном доме? Там ведь живет старый вояка!
– Мой отец.
У друзей его не было времени удивляться, так как все их внимание было приковано к дороге, по которой двигалась медленно странная процессия. Впереди шло несколько священников и артиллерийских офицеров, за ними, в сопровождении других офицеров, старый, сгорбленный седой профессор Теон, а рядом с ним, заботливо его поддерживая и гордо выпрямившись, шла стройная молодая женщина. Молодые люди заметили только белое шерстяное платье, темную накидку, бледные щеки и пару огромных глаз, скорее всего это была Ипатия, с именем которой приехали они из Афин. За профессором и его дочерью теснилось более ста юношей, в которых, судя по их однотонным широким черным шапочкам, можно было признать студентов.
Над площадью поднялся гул: строитель пришел, а наместник отказался явиться. Тысячи приветствий и гневных возгласов слились воедино, и толпа раздвинулась перед пришедшими. Совсем близко от приехавших из Афин друзей прошла Ипатия. Ее удивительные черные глаза, не отрываясь, смотрели на отца, которому она что-то тихо говорила. Она не замечала никого, но молодым людям удалось хорошо её рассмотреть, Вольф при этом так сильно сжал плечо Троила, что тот застонал, а Александр сказал не проронившему ни слова Синезию:
– Ни звука, молчи!
Друзья незаметно присоединились к студентам, отделявшим Ипатию от толпы, стали медленно продвигаться вперед, без единого слова, с одинаковым чувством в душе – хорошо, что они здесь!
Шагов через пятьдесят однако им пришлось остановиться. Плотная цепь солдат пропустила только офицеров, священников и профессора. Остальные должны были остаться. Подняв руки, Ипатия еще раз подошла к профессору со словами:
– Не делай этого, не делай этого!
– Я должен! – ответил Теон. – Таков приказ из Константинополя. И потом они говорят, что полуторалоктевые машины никуда не годятся. О! Мои машины! Они были рассчитаны против стен Ниневии, которые на три четверти локтя толще этих. Так вот я посмотрю…
– Не делай этого!
Теон повернулся, чтобы идти.
Тогда Ипатия сбросила свою накидку, простерла руки к офицерам и крикнула так громко, чтобы могли услышать многие:
– Заклинаю вас, не делайте этого! Дайте мне возможность поговорить с императором, дайте мне сказать ему, что руки христианских священников тянутся уже к его короне, в то время, как себя и свою армию он отдает в распоряжение церкви! Не делайте этого! Величие эллинства сияет с высоты этих колонн, сияет над бедными лагунами в далеком море и говорит чужим мореплавателям о великой человеческой культуре, хранящейся в древней сокровищнице на нашем африканском берегу! Вы должны были бы охранять ее, охранять во имя императора! Вспомните об императоре Юлиане!..
Как зачарованные, слушали окружающие вдохновенную женщину. А издалека доносились нетерпеливые крики.
– Теон! Теон!
Внезапно профессор отделился от своей дочери и направился на возвышенность к одной из средних колонн, где был установлен гигантский таран.
– Отец, не делай этого! – крикнула Ипатия вослед Теону и хотела прорваться через цепь часовых, но один из молодых офицеров почтительно отвел ее в сторону и прошептал:
– Поверьте мне, профессор, мы с большим удовольствием разогнали бы этих попов. Но таков приказ.
– Приказ? Чей?
Офицер пожал плечами. Ипатия скрестила руки на груди и умолкла, не спуская глаз с отца.
Он стоял наверху перед сотней тысяч любопытных глаз и спокойно, как в аудитории, объяснял нескольким офицерам какой-то секрет орудия. Вольф заметил две допущенные при установке орудия ошибки. Гранитный таран был неточно направлен: он должен был бить в самую середину колонны. К тому же, таран поставили так, как следовало для большого расстояния, здесь, на меньшем пространстве надо было укоротить некоторые канаты и поднять два рычага. Вольф видел, как эти неточности по приказу офицера и указаниям профессора были устранены. Никто не слышал, что говорилось наверху. Все видели только, как профессор Теон сам подошел к орудийной прислуге, приказал еще немного укоротить канат и показал затем, какой рычаг следовало опустить, чтобы привести орудие в действие. Трижды должен был человек у рычага повторить нужное движение. Потом Теон со всей доступной его дряхлым ногам быстротой подошел к колонне и показал пальцем место, куда гранитный блок должен был ударить своим тупым концом. Улыбаясь от уверенности в своих знаниях, стоял старый профессор и что-то говорил. И вдруг это случилось! Сам ли Теон по своей рассеянности отдал приказ или смущенный солдат самовольно нажал рычаг, или, наконец, (как в следующее воскресенье рассказывали во всех церквях) в дело вмешался слетевший с неба розовый ангел, этого так никто и не узнал. Но вдруг солдат вскрикнул, машина заскрипела и почти в ту же секунду гранитный блок ударил в колонну. Профессор Теон еще продолжал улыбаться, а разрушение с громовым треском уже началось. Первой упала намеченная колонна и могучие каменные стропила, которые она поддерживала на высоте шестидесяти футов; затем повалилась соседняя, увлекая за собой половину крыши и еще кусок третьей. Толпа, затаив дыхание от напряжения, продолжала ждать и тогда снова из глубины густого облака пыли раздался новый громовый удар. Храм рухнул.
Мгновение было тихо, потом люди закричали громче падавших стен.
Конечно, не все зрители были так сильно испуганы. Некоторые из наиболее диких анахоретов, протиснувшиеся к орудию, стали прыгать, как безумные.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69
Толпа ждала. Монахи пели, а сто тысяч александрийцев, мужчин, женщин и детей, беспокойно слушали.
Кое-где раздавались проклятия в адрес кровавого архиепископа, сочувственные восклицания медленно перерастали в бешеный крик и затем снова все замирало. Друзья подыскали себе удобное место и стали разговаривать.
– Я здесь у себя дома, – сказал Вольф и показал рукой на башнеподобную стену черного здания на углу переулка, ведущего от Серапеума к кладбищу египетского квартала.
– Там? – удивился Александр. – В заколдованном доме? Там ведь живет старый вояка!
– Мой отец.
У друзей его не было времени удивляться, так как все их внимание было приковано к дороге, по которой двигалась медленно странная процессия. Впереди шло несколько священников и артиллерийских офицеров, за ними, в сопровождении других офицеров, старый, сгорбленный седой профессор Теон, а рядом с ним, заботливо его поддерживая и гордо выпрямившись, шла стройная молодая женщина. Молодые люди заметили только белое шерстяное платье, темную накидку, бледные щеки и пару огромных глаз, скорее всего это была Ипатия, с именем которой приехали они из Афин. За профессором и его дочерью теснилось более ста юношей, в которых, судя по их однотонным широким черным шапочкам, можно было признать студентов.
Над площадью поднялся гул: строитель пришел, а наместник отказался явиться. Тысячи приветствий и гневных возгласов слились воедино, и толпа раздвинулась перед пришедшими. Совсем близко от приехавших из Афин друзей прошла Ипатия. Ее удивительные черные глаза, не отрываясь, смотрели на отца, которому она что-то тихо говорила. Она не замечала никого, но молодым людям удалось хорошо её рассмотреть, Вольф при этом так сильно сжал плечо Троила, что тот застонал, а Александр сказал не проронившему ни слова Синезию:
– Ни звука, молчи!
Друзья незаметно присоединились к студентам, отделявшим Ипатию от толпы, стали медленно продвигаться вперед, без единого слова, с одинаковым чувством в душе – хорошо, что они здесь!
Шагов через пятьдесят однако им пришлось остановиться. Плотная цепь солдат пропустила только офицеров, священников и профессора. Остальные должны были остаться. Подняв руки, Ипатия еще раз подошла к профессору со словами:
– Не делай этого, не делай этого!
– Я должен! – ответил Теон. – Таков приказ из Константинополя. И потом они говорят, что полуторалоктевые машины никуда не годятся. О! Мои машины! Они были рассчитаны против стен Ниневии, которые на три четверти локтя толще этих. Так вот я посмотрю…
– Не делай этого!
Теон повернулся, чтобы идти.
Тогда Ипатия сбросила свою накидку, простерла руки к офицерам и крикнула так громко, чтобы могли услышать многие:
– Заклинаю вас, не делайте этого! Дайте мне возможность поговорить с императором, дайте мне сказать ему, что руки христианских священников тянутся уже к его короне, в то время, как себя и свою армию он отдает в распоряжение церкви! Не делайте этого! Величие эллинства сияет с высоты этих колонн, сияет над бедными лагунами в далеком море и говорит чужим мореплавателям о великой человеческой культуре, хранящейся в древней сокровищнице на нашем африканском берегу! Вы должны были бы охранять ее, охранять во имя императора! Вспомните об императоре Юлиане!..
Как зачарованные, слушали окружающие вдохновенную женщину. А издалека доносились нетерпеливые крики.
– Теон! Теон!
Внезапно профессор отделился от своей дочери и направился на возвышенность к одной из средних колонн, где был установлен гигантский таран.
– Отец, не делай этого! – крикнула Ипатия вослед Теону и хотела прорваться через цепь часовых, но один из молодых офицеров почтительно отвел ее в сторону и прошептал:
– Поверьте мне, профессор, мы с большим удовольствием разогнали бы этих попов. Но таков приказ.
– Приказ? Чей?
Офицер пожал плечами. Ипатия скрестила руки на груди и умолкла, не спуская глаз с отца.
Он стоял наверху перед сотней тысяч любопытных глаз и спокойно, как в аудитории, объяснял нескольким офицерам какой-то секрет орудия. Вольф заметил две допущенные при установке орудия ошибки. Гранитный таран был неточно направлен: он должен был бить в самую середину колонны. К тому же, таран поставили так, как следовало для большого расстояния, здесь, на меньшем пространстве надо было укоротить некоторые канаты и поднять два рычага. Вольф видел, как эти неточности по приказу офицера и указаниям профессора были устранены. Никто не слышал, что говорилось наверху. Все видели только, как профессор Теон сам подошел к орудийной прислуге, приказал еще немного укоротить канат и показал затем, какой рычаг следовало опустить, чтобы привести орудие в действие. Трижды должен был человек у рычага повторить нужное движение. Потом Теон со всей доступной его дряхлым ногам быстротой подошел к колонне и показал пальцем место, куда гранитный блок должен был ударить своим тупым концом. Улыбаясь от уверенности в своих знаниях, стоял старый профессор и что-то говорил. И вдруг это случилось! Сам ли Теон по своей рассеянности отдал приказ или смущенный солдат самовольно нажал рычаг, или, наконец, (как в следующее воскресенье рассказывали во всех церквях) в дело вмешался слетевший с неба розовый ангел, этого так никто и не узнал. Но вдруг солдат вскрикнул, машина заскрипела и почти в ту же секунду гранитный блок ударил в колонну. Профессор Теон еще продолжал улыбаться, а разрушение с громовым треском уже началось. Первой упала намеченная колонна и могучие каменные стропила, которые она поддерживала на высоте шестидесяти футов; затем повалилась соседняя, увлекая за собой половину крыши и еще кусок третьей. Толпа, затаив дыхание от напряжения, продолжала ждать и тогда снова из глубины густого облака пыли раздался новый громовый удар. Храм рухнул.
Мгновение было тихо, потом люди закричали громче падавших стен.
Конечно, не все зрители были так сильно испуганы. Некоторые из наиболее диких анахоретов, протиснувшиеся к орудию, стали прыгать, как безумные.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69