– Бей меня!
И Гельбидий преклонил колени на том месте, где, по его рассказам, колени его предшественника уже выдолбили углубление. Он склонил голову и повторил:
– Бей меня!
Когда Гиеракс заколебался, Гельбидий крикнул с внезапной силой:
– Бей меня или я тебя задушу!
Тогда Гиеракс начал бить. Сначала тихо, потом, заметив радостный блеск в глазах отшельника, все сильнее и сильнее. Радостно прояснилось лицо кающегося; среди побоев он начал смеяться, и, наконец, воскликнул с двадцатым ударом.
– Благодарю тебя. Он ушел! Тебя он испугался. Видишь, святой брат, там, напротив кресла, лежал он в виде обнаженной белой прекрасной женщины. Так любит он приходить больше всего и искушает меня, несмотря на эти шипы, так, что я предпочел бы умереть, чем видеть его. Ее зовут Евстахия, она – монахиня, римлянка. Из ее рыжих волос вылезают два рога. Рога козы, прекрасные и мягкие. Поэтому узнаю я, что она черт. Ее ноги заканчиваются львиными лапами. Ими она разорвет меня, если я дотронусь до нее. Поэтому я прижимаюсь постоянно к этой стене. Но Евстахия смеется над этим, показывая свои белые мышиные зубы, и подбирается по воздуху все ближе и ближе ко мне, и откидывает голову, и подставляет грудь, грудь, грудь… Евстахия! Оставайся со мной!
Гельбидий кинулся на каменный пол, покрывая камни безумными поцелуями.
– Евстахия, приди ко мне! Обними меня! Так! Правой рукой за голову, не за шею! Шипы! Не уколись! А левой рукой… Шипы! Святой брат, бей меня! Спаси меня от дьявола! Спаси меня! Он хватает меня своими львиными лапами, он скалит свою пасть! Спаси меня! Бей меня!
Охваченный отвращением, Гиеракс изо всех сил принялся бить несчастного. Тогда Гельбидий посмотрел на него с благодарностью и сказал:
– Спасибо. Так, так и еще раз. Так, теперь он опять ушел.
Гельбидий уселся поудобнее, потер спину и продолжал рассказывать об искушениях дьявола.
Перед входом в пещеру он появлялся часто в виде льва, но никогда не входил в таком виде вовнутрь. Льва Гельбидий задушил. Часто приходил он в виде трехсот шакалов и семисот гиен и пастью тысячи зверей распевал мерзкие песни. Против этого помогало нарисовать крест на одном из хлебов и кинуть его в раскрытую пасть какой-нибудь гиены. Тогда искушение исчезало, но Гельбидию приходилось один день поститься. В другое время дьявол является в виде тысячи танцовщиц, которых Гельбидий пятнадцатилетним мальчиком видел в театре. Тогда дьявол впервые сделался ощутимым. Когда дьявол явился в образе тысячи танцовщиц, пещера так наполнилась ими, что Гельбидий едва мог спрятаться. Поэтому он и сделал цепь из шипов. Развратные девчонки боялись ее. Но с боков они прижимались к нему, и он должен был оставить свою пещеру и бежать, сломя голову; дьявол в образе тысячи танцовщиц бежал за ним и гнал его, пока он, израненный до крови терниями своей цепи и остриями камней, не упал на землю. Но он все-таки надеялся стать со временем господином дьявола. Когда черт выходит в образе Евстахии, его, как кажется, можно покорить. А если Гельбидию удастся подчинить Евстахию, а тем самым и дьявола в ней, Иисусу Христу он совершит чудо, более великое, чем совершили все святые пустыни и апостолы, и сам Господь Бог! Так как ведь сам Бог не смог покорить дьявола.
Гиеракс пробовал уйти из пещеры, но Гельбидий не отпускал его. Еще раз появлялся этой ночью демон в образе Евстахии, и Гиераксу пришлось бить. Он появлялся также под видом шакалов и гиен и был изгнан хлебом, который Гельбидий бросил по направлению какой-то тени. В образе тысячи танцовщиц он сегодня не приходил, и Гельбидий с довольным видом потирал спину и радовался, что ему не пришлось бегать. Да, да, святой брат был выдающимся человеком, и танцовщицам не нашлось места в пещере.
Когда Евстахия явилась в третий раз, Гельбидий уцепился за своего гостя и пустился в проповедь, пересыпанную льстивыми заверениями. Но в эту ночь обращение не удалось.
Гиеракс устал до смерти, когда настало утро. При первом свете дня Гельбидий рассмотрел своего гостя, его светлое платье и испустил ужасный крик:
– Это не святой! Это дьявол в образе предводителя Церкви, которого я принял ночью в своей пещере, за которым я ухаживал и которого кормил сладкой пищей. Господь, Укрепи меня в борьбе с этим демоном!
Прежде чем Гиеракс успел отступить, Гельбидий схватил его в охапку и выкинул из пещеры. Посол был рад удачному безопасному падению на один из хлебных тюков, лежавших между верблюдами.
Этот шум разбудил всех участников хлебного каравана. Павлиний сердечно рассмеялся, узнав о ночных приключениях своего высокопоставленного спутника. Последнему надо было бы позвать его, ведь Павлиний умел обращаться с анахоретами. Удары палок да выслушивания просьб – самый действенный способ.
Скоро все собрались и продолжили свой путь в том же самом порядке; погонщики, часто останавливаясь, медленно ехали по дороге вперед, Павлиний и Гиеракс посещали лежавшие справа и слева хижины и пещеры. Гиеракс был бесконечно измучен как ужасной ночью, так и впечатлениями прошедшего дня, и только основательный завтрак, который они с Павлинием отважились устроить в отдаленном месте, сделал его способным воспринимать новые впечатления. Со времени последней беседы с архиепископом он познакомился с отшельниками и чувствовал себя главным пастырем благочестивых мужей этих гор, но как приняться за это дело?
Первые отшельники, которых он узнал, показались ему совсем особенными. Чем дальше он проезжал, тем сильнее убеждался, что и здесь один был похож на другого, и часто на расстоянии дня пути царило одно пристрастие, казавшееся сверхземным вдохновением или обыкновенным безумием.
Первые посещенные сегодня анахореты, жившие друг от друга на расстоянии двухсот шагов в маленьких открытых глиняных хижинах, вели одинаковый образ жизни. Каждый отшельник сидел перед хижиной, по индийскому обычаю на согнутых ногах, как бы погрузившись в сон, и безучастно смотрел на кончик своего носа. Павлиний не получал ответа, когда, внося хлеб вовнутрь хижины, задавал тот или иной вопрос. Когда он тронул одного из отшельников, чтобы в честь александрийского посла добиться какого-нибудь ответа, святой свалился, как безжизненный чурбан; Павлинию пришлось снова вернуть его в исходное положение, чтобы отшельнику не пришлось в течение целого дня валяться на спине.
– Это хорошие люди, – сказал Павлиний, отправляясь дальше. – С восходом солнца начинают они созерцать кончик своего носа и таким образом исключают всякую мысль о мире. Они считают труд величайшим грехом, так как, по их мнению, любимцы Бога, растения, не работают. Даже думать о существе божьем кажется им грехом, так как ведь растения не размышляют.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69
И Гельбидий преклонил колени на том месте, где, по его рассказам, колени его предшественника уже выдолбили углубление. Он склонил голову и повторил:
– Бей меня!
Когда Гиеракс заколебался, Гельбидий крикнул с внезапной силой:
– Бей меня или я тебя задушу!
Тогда Гиеракс начал бить. Сначала тихо, потом, заметив радостный блеск в глазах отшельника, все сильнее и сильнее. Радостно прояснилось лицо кающегося; среди побоев он начал смеяться, и, наконец, воскликнул с двадцатым ударом.
– Благодарю тебя. Он ушел! Тебя он испугался. Видишь, святой брат, там, напротив кресла, лежал он в виде обнаженной белой прекрасной женщины. Так любит он приходить больше всего и искушает меня, несмотря на эти шипы, так, что я предпочел бы умереть, чем видеть его. Ее зовут Евстахия, она – монахиня, римлянка. Из ее рыжих волос вылезают два рога. Рога козы, прекрасные и мягкие. Поэтому узнаю я, что она черт. Ее ноги заканчиваются львиными лапами. Ими она разорвет меня, если я дотронусь до нее. Поэтому я прижимаюсь постоянно к этой стене. Но Евстахия смеется над этим, показывая свои белые мышиные зубы, и подбирается по воздуху все ближе и ближе ко мне, и откидывает голову, и подставляет грудь, грудь, грудь… Евстахия! Оставайся со мной!
Гельбидий кинулся на каменный пол, покрывая камни безумными поцелуями.
– Евстахия, приди ко мне! Обними меня! Так! Правой рукой за голову, не за шею! Шипы! Не уколись! А левой рукой… Шипы! Святой брат, бей меня! Спаси меня от дьявола! Спаси меня! Он хватает меня своими львиными лапами, он скалит свою пасть! Спаси меня! Бей меня!
Охваченный отвращением, Гиеракс изо всех сил принялся бить несчастного. Тогда Гельбидий посмотрел на него с благодарностью и сказал:
– Спасибо. Так, так и еще раз. Так, теперь он опять ушел.
Гельбидий уселся поудобнее, потер спину и продолжал рассказывать об искушениях дьявола.
Перед входом в пещеру он появлялся часто в виде льва, но никогда не входил в таком виде вовнутрь. Льва Гельбидий задушил. Часто приходил он в виде трехсот шакалов и семисот гиен и пастью тысячи зверей распевал мерзкие песни. Против этого помогало нарисовать крест на одном из хлебов и кинуть его в раскрытую пасть какой-нибудь гиены. Тогда искушение исчезало, но Гельбидию приходилось один день поститься. В другое время дьявол является в виде тысячи танцовщиц, которых Гельбидий пятнадцатилетним мальчиком видел в театре. Тогда дьявол впервые сделался ощутимым. Когда дьявол явился в образе тысячи танцовщиц, пещера так наполнилась ими, что Гельбидий едва мог спрятаться. Поэтому он и сделал цепь из шипов. Развратные девчонки боялись ее. Но с боков они прижимались к нему, и он должен был оставить свою пещеру и бежать, сломя голову; дьявол в образе тысячи танцовщиц бежал за ним и гнал его, пока он, израненный до крови терниями своей цепи и остриями камней, не упал на землю. Но он все-таки надеялся стать со временем господином дьявола. Когда черт выходит в образе Евстахии, его, как кажется, можно покорить. А если Гельбидию удастся подчинить Евстахию, а тем самым и дьявола в ней, Иисусу Христу он совершит чудо, более великое, чем совершили все святые пустыни и апостолы, и сам Господь Бог! Так как ведь сам Бог не смог покорить дьявола.
Гиеракс пробовал уйти из пещеры, но Гельбидий не отпускал его. Еще раз появлялся этой ночью демон в образе Евстахии, и Гиераксу пришлось бить. Он появлялся также под видом шакалов и гиен и был изгнан хлебом, который Гельбидий бросил по направлению какой-то тени. В образе тысячи танцовщиц он сегодня не приходил, и Гельбидий с довольным видом потирал спину и радовался, что ему не пришлось бегать. Да, да, святой брат был выдающимся человеком, и танцовщицам не нашлось места в пещере.
Когда Евстахия явилась в третий раз, Гельбидий уцепился за своего гостя и пустился в проповедь, пересыпанную льстивыми заверениями. Но в эту ночь обращение не удалось.
Гиеракс устал до смерти, когда настало утро. При первом свете дня Гельбидий рассмотрел своего гостя, его светлое платье и испустил ужасный крик:
– Это не святой! Это дьявол в образе предводителя Церкви, которого я принял ночью в своей пещере, за которым я ухаживал и которого кормил сладкой пищей. Господь, Укрепи меня в борьбе с этим демоном!
Прежде чем Гиеракс успел отступить, Гельбидий схватил его в охапку и выкинул из пещеры. Посол был рад удачному безопасному падению на один из хлебных тюков, лежавших между верблюдами.
Этот шум разбудил всех участников хлебного каравана. Павлиний сердечно рассмеялся, узнав о ночных приключениях своего высокопоставленного спутника. Последнему надо было бы позвать его, ведь Павлиний умел обращаться с анахоретами. Удары палок да выслушивания просьб – самый действенный способ.
Скоро все собрались и продолжили свой путь в том же самом порядке; погонщики, часто останавливаясь, медленно ехали по дороге вперед, Павлиний и Гиеракс посещали лежавшие справа и слева хижины и пещеры. Гиеракс был бесконечно измучен как ужасной ночью, так и впечатлениями прошедшего дня, и только основательный завтрак, который они с Павлинием отважились устроить в отдаленном месте, сделал его способным воспринимать новые впечатления. Со времени последней беседы с архиепископом он познакомился с отшельниками и чувствовал себя главным пастырем благочестивых мужей этих гор, но как приняться за это дело?
Первые отшельники, которых он узнал, показались ему совсем особенными. Чем дальше он проезжал, тем сильнее убеждался, что и здесь один был похож на другого, и часто на расстоянии дня пути царило одно пристрастие, казавшееся сверхземным вдохновением или обыкновенным безумием.
Первые посещенные сегодня анахореты, жившие друг от друга на расстоянии двухсот шагов в маленьких открытых глиняных хижинах, вели одинаковый образ жизни. Каждый отшельник сидел перед хижиной, по индийскому обычаю на согнутых ногах, как бы погрузившись в сон, и безучастно смотрел на кончик своего носа. Павлиний не получал ответа, когда, внося хлеб вовнутрь хижины, задавал тот или иной вопрос. Когда он тронул одного из отшельников, чтобы в честь александрийского посла добиться какого-нибудь ответа, святой свалился, как безжизненный чурбан; Павлинию пришлось снова вернуть его в исходное положение, чтобы отшельнику не пришлось в течение целого дня валяться на спине.
– Это хорошие люди, – сказал Павлиний, отправляясь дальше. – С восходом солнца начинают они созерцать кончик своего носа и таким образом исключают всякую мысль о мире. Они считают труд величайшим грехом, так как, по их мнению, любимцы Бога, растения, не работают. Даже думать о существе божьем кажется им грехом, так как ведь растения не размышляют.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69