А я вот боюсь возвращаться в те места, мог бы но... Не знаю... В нашей деревне жило несколько десятков семей русских, поляков, татар, несколько сот литовцев и три тысячи евреев. Все остались, а евреев больше нет, всех уничтожили. Я вот прочитал статью секретаря правительства, как они недавно на Украине были, он поехал в Станислав, там поле, и братские могилы, в одной десять тысяч евреев, в другой.., туда и венгерских евреев потом привозили и на месте расстреливали, так он пишет, что он вдруг вспомнил своего деда и заплакал. Я тоже помню своего деда. Нет, не хочу я туда возвращаться. Ну что, другая жизнь, все другое, ничего не осталось. Сейчас новое поколение историков выросло в Израиле, они все отыскивают, где были арабы и откуда мы их выгнали, они тем самым оправдывают то, что мы тут чужие, и ненависть к нам, я, когда преподавал в Микве Исраэль, там была группа землемеров, арабы, бедуины, друзы, даже эти, с Кавказа, как их... да-да, черкесы, ну, я им рассказывал историю от 1840 года, примерно, и до наших дней, так когда я рассказывал им о погромах в России после убийства Александра Второго в восьмидесятых, один араб встал и говорит: ты врешь. Я говорю ему: вот программа, написано, не хочешь - не учи, я тебе не поставлю отметку, я им рассказывал, что детская смертность у них была тогда огромной, что умирало 8 детей из десяти, и матери часто гибли при родах, а теперь у них современной медицинской обслуживание, я говорю: ты знаешь что такое, когда у матери умирают дети, один за другим, а он говорит: пусть умирают, пусть все сдохнут, лишь бы вас тут не было, я не могу его забыть... А эти, генерал Даян, племянник того, он не включил в карту места, высоты, рядом с Кфар-Сабой, и так дальше, которые держат дороги и вокруг, почему? а, не важно, Перес говорит, главное - соглашение, а почему для арабов важно? Да... Там еще интересная статья про новые дома, их теперь сразу подключают к этому... да, компьютеру, интересно, а в Америке уже автоматы с утра все готовят, кофе и так дальше, интересно, после нас будут жить лучше, да? если будет где... Посмотрел "Зов луны", последний фильм Феллини. И вдруг дошло: мир карнавал дебилов. И он принимает его таким. Бесцельность и безумное веселье мира не гложет его, поэтому он и удерживается на грани злости, люди у него - уроды и идиоты, но за это он их только слегка жалеет, потому что ничего другого нет. Они - жизнь. Только в "Восемь с половиной" у него изображены "интеллектуалы", которые с жиру бесятся, да стреляются. (Фройд-батюшка поучает в том же духе: "Вопрос о смысле человеческой жизни ставился бесчисленное множество раз; на этот вопрос никогда не было дано удовлетворительного ответа, возможно, что таковой вообще заповедан. Некоторые из вопрошавших добавляли: если бы оказалось, что жизнь не имеет никакого смысла, то она потеряла бы для них и всякую ценность. Но эти угрозы ничего не меняют.") Дура-баба, как эта "шведит" из "Сладкой жизни", которая только скачет и смеется, принадлежит всем и никому, она и есть - сладкая жизнь, глупая, влекущая, неподвластная. И "поражает" такая самым мучительным образом, безнадежно. Своей невинной греховностью, своей абсолютной невозможностью принадлежать только тебе. Женщина у Феллини - метафора жизни. Самое отвратительное из завоеваний свободы - это право черни на наглость. 27.4. Скверик. Закатное солнце. Деревья в цвету. Тепло. Малышня мельтешит: брызгается водой из фонтанчика, бегает за мячами, катается по дорожкам на роликах, на велосипедах, девчонки в цветных платьицах, майках, коротких юбочках, обтягивающих "тайчиках", шортиках, собаки с веселым лаем носятся по зеленой траве, рыжая кошка осторожно пробирается краем. Хорошо, мирно. Сегодня день Катастрофы. Йом Ашоа ве Агвура. Катастрофы и Героизма. Желание добавить "героизм" понятно, но не оправдано. Были, конечно, отдельные герои, опять же либо сионисты, либо коммунисты, то есть "преобразователи". Но народ был от всего этого, увы, далек. Утром в школе сбор на плацу, после траурной сирены - чтение "Изкор" /"Помни"/, стихов, литературных отрывков, каждый год все тех же, или в том же похоронном духе: отрывки из писем детей перед смертью, из воспоминаний чудом выживших жертв, кое-кто из девочек плачет. Потом час для классного руководителя, для углубленной проработки темы (а тема-то как плохо умирать; о героике, о красоте и величии жертвы - ни-ни, в школе "Дания" в Ерушалаиме педсовет решил отменить экскурсии на Масаду, мол нечего детям мозги дурить героизмом), потом - обычный учебный день, чтоб не превращать в праздник, но занятия все равно по плану не получаются, ученики разболтаны, наседают (каждый год одно и тоже): а не будет ли короткий день, в конце концов последние уроки все ж отменяют и стихия необузданной и беспечной юности вырывается за ворота. В переменку, в учительской, сорвался все-таки, стал спорить с румынами, что не человечество виновато, и даже не немцы, а мы сами - нельзя быть слабым и на жалость рассчитывать. Румыны всполошились, стали мне доказывать, что ничего нельзя было сделать, приводили в пример разные истории, что да, били на улицах, но никто не мог подумать, что такое сделают со всеми... Они по-прежнему не видят ничего страшного в том, что их бьют, ну и, конечно, "не думают", что с ними "такое" сделают. А почему я так боюсь быть слабым? Вот мудрые китайцы считают, что "гибкое и мягкое" сильнее "твердого и несгибаемого". Что значит сильнее? Выживает успешнее? Плевать на выживание, если "гибкость" означает готовность к унижениям. Не люблю надругательств. В том числе и над врагом. В повестях и мифах о Катастрофе, совсем нет жеста презрения к смерти и жеста гордости, жеста подвига, а есть только заклятия немецким жестокостям. Но безграничное непротивление провоцирует жестокость, провоцирует желание "проверить", до каких бездн низости простирается стремление в выживанию. Выяснилось, что низость бездонна. Вот говорят: а что можно было сделать (какова альтернатива?). Согласен, жизнь нельзя было спасти актом сопротивления, но честь - можно было. Если чувствовать, что жизнь без нее ничего не стоит. Невообразимыми унижениями покупали еще день, еще неделю, быть может месяц. Люди загружали в печи крематориев тела своих родичей, своих близких, зная, что через неделю-другую их ждет та же участь. Живой пес лучше мертвого льва. И нет ничего, что оправдывало бы самопожертвование. "И умирать не стоит ни за что на свете", как поет местный бард. А сами любят прятаться за героические спины Анилевича и горстки экстремистов, восставших в Вашавском, в Минском гетто, в Треблинке, бежавших из 9-ого форта в Ковно, и размахивать из-за их спин флажками национальных прав. "Ты неисправимый романтик," - сказал мне на все это М. И добавил с усмешкой: "Ты бы, конечно, совершил какой-нибудь подвиг.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127