– простонал он и заплакал. – Вы же чувствительная женщина, имейте ко мне христианское милосердие!
– А что за барышню вы тут запороли арапником? – спросила я.
Василий Иванович ожидал чего угодно, но не такого вопроса и посмотрел на меня с нескрываемым ужасом, как на привидение.
– Навет, навет, подлый навет, – быстро ответил он, стуча зубами. – Нет на мне такого греха! Она сама попросила, да случайно померла! Все отдам, все заберите, только не мучайте меня больше!
– Ладно, напишите мне дарственную на все свое имущество, тогда может, и помилую, – наконец, согласилась я.
– Напишу, напишу, все забирайте, – сразу согласился он, уже придумывая как меня обмануть. – Только не убивайте!
Как правильно оформлять казенные бумаги я, само собой, не знала, но это знал Трегубов, значит, я все могла контролировать и пресекать каждую попытку обмана.
– Кузьма Платонович, – обратилась я к управляющему, – принесите гербовую бумагу и письменные принадлежности.
Он только застонал и не двинулся с места. Управляющий сидел, скорчившись в кресле, и зажимал рукой ничтожную рану на животе. В отличие от нас с Трегубовым, он был в сюртуке, правда, со спущенными панталонами. Когда он успел разоблачиться, я не уследила. Прижимаясь сзади ко мне, он был еще в одежде.
– Вас долго ждать, Кузьма Платонович? – спросила я и повела стволом в его сторону.
Этого намека оказалось достаточно, чтобы он вскочил на ноги. Правда, тут же запутался в спущенных штанах, едва не упал.
– Платоныч, сделай, что велит Алевтина Сергеевна, – попросил Трегубов. – Только принеси особую бумагу! – с нажимом добавил он.
Управляющий наклонился, быстро подтянул штаны и, придерживая их руками, засеменил в соседний кабинет за секретером. Он уже успокоился по поводу смертельного ранения и опять смотрел на меня голодным и жадным мужским взглядом. Старичок явно не знал меры в сластолюбии. Впрочем, меня это нисколько не смущало. К своей и их наготе я уже привыкла и ничуть не стеснялась голых деловых партнеров.
Да, нам, собственно, было и не до того. Василий Иванович по ходу придумывал все новые и новые уловки, чтобы дарственная оказалась недействительной, утаивал вписываемые в ее ценности, а я повторяла вслух его мысли и своим грозным аргументом разрушала все его козни. Кузьма Платонович, правильно поняв, что власть может перемениться, старался услужить обоим.
Кончилось все тем, что плачущий голый барин, подписал все необходимые бумаги с твердым намереньем, как только окажется в безопасности, отобрать у «проклятой бабы» бесценные документы. Никакие плотские желания его больше не волновали. Он еще храбрился, но почтение, которое начал выказывать мне Кузьма Платонович, больше чем что-либо другое убедило его, что здесь он больше не хозяин.
– Ну, вот и все, – сказала я, сворачивая бумаги в трубочку, – теперь вам нужно будет пройти пешком по святым местам, и вымолить у господа прощение за грехи. Может быть тогда вам и удастся спасти свою душу. И советую сохранить наше сегодняшнее дело в тайне. Если мой муж узнает, что вы хотели сделать со мной сегодня ночью и как оскорбили, вас не спасет ничего! Он просто порвет вас на куски.
Глава 16
Как я ни старалась казаться уверенной и спокойной, когда все кончилось, и я живая, здоровая выбралась из покоев Трегубова, от волнения у меня подгибались ноги. Наши «переговоры и подписание документов» продолжалось так долго, что небо успело просветлеть и по дому мне пришлось продвигаться перебежками, чтобы не наткнуться на кого-нибудь из его ранних обитателей. Только затворив за собой дверь, и заложив ее на крюк, я немного успокоилась.
Я еще не осознала, что своим ночным приключением, в одночасье, превратилась в богатую женщину и теперь могу не думать ни о завтрашнем дне, ни о хлебе насущном. Пока главной задачей было аккуратно рассказать Алеше о свалившемся на нас богатстве. Он меня ревновал к Трегубову, теперь я могу сознаться, не без некоторого на то основания и такой «подарок» от красивого барина, объяснить ему будет очень не просто. Врать мужу я не хотела, сказать правду не могла и решила, что самым правильным и разумным, будет вообще не говорить.
Оказавшись у себя, я, наконец, смогла одеться. От грязных рук и взглядов, мне казалось, что я все нечистая, и больше любого богатства, мне в тот момент хотелось просто вымыться. Однако я помнила о планах Трегубова, подослать верных слуг и отобрать документы и решила как-то обезопаситься.
Прятать бумаги в наших комнатах не имело никакого смысла. Тайных мест в них не было, а оставить на виду, значило тотчас лишиться. Тогда я надумала отдать их на хранение своему единственному союзнику и, пожалуй, спасителю. Тем более, что спрятать бумаги в конюшне было легче и надежнее, чем в доме.
Чтобы меня не выследили, я повторила прежний прием, оставила запертой изнутри дверь, вылезла из окна и скрытно пробралась в конюшню. Утро только начиналось, и там кроме колдуна еще никого не было. Костюков оставался в том положении, что и вечером, когда мы расстались. Я решительно стянула с него тулуп и потрясла за плечо.
– Это опять ты, Алевтина, – сердито спросил он, открывая глаза. – Я же просил меня ночью не тревожить!
– Уже не ночь, а утро, – объяснила я, – и мне нужна ваша помощь!
– Скоро они вернутся, – зевая, сказал он, – ничего с ними не случится.
Я поняла, кого он имеет в виду, но на радость у меня сил не было. Илья Ефимович это заметил и догадался:
– Что, весело провела ночь с нашим хозяином?
– Очень, – подтвердила я, – вот дарственные на всего владения. Их нужно хорошенько спрятать.
Костюков окончательно проснулся и быстро сел на лавке.
– Ну-ка дай взглянуть, он, скорее всего, тебя объегорил.
– Не думаю, – скромно сказала я, подавая ему документы. – Мне кажется, бумаги в полном порядке.
– Это мы сейчас посмотрим, – рассеяно проговорил он, встал без посторонней помощи, подошел к узкому окошку и погрузился в чтение.
Чем дольше он разбирался с бумагами, тем удивленнее делалось его лицо. Наконец он все прочитал, вернул их мне.
– Все правильно, теперь ты владелица всего состояния. С такими документами никакой судейский крючок не совладает. Теперь здешний помещик стал гол как сокол. Не знаю, как тебе удалось заставить его подписать, но теперь ты всему здесь хозяйка и можешь гнать Трегубова в шею.
– Ваш пистолет его убедил, – не вдаваясь в подробности, ответила я. – Можете их хорошо спрятать, а то без пистолета Трегубов может передумать и попытается вернуть.
Илья Ефимович задумался и оглядел свой закуток. Я проследила его взгляд, здесь было так мало места, что все оказывалось на виду.
– Может быть, просто, засунуть в сено? – не выдержав, долгого молчания, подсказала я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79
– А что за барышню вы тут запороли арапником? – спросила я.
Василий Иванович ожидал чего угодно, но не такого вопроса и посмотрел на меня с нескрываемым ужасом, как на привидение.
– Навет, навет, подлый навет, – быстро ответил он, стуча зубами. – Нет на мне такого греха! Она сама попросила, да случайно померла! Все отдам, все заберите, только не мучайте меня больше!
– Ладно, напишите мне дарственную на все свое имущество, тогда может, и помилую, – наконец, согласилась я.
– Напишу, напишу, все забирайте, – сразу согласился он, уже придумывая как меня обмануть. – Только не убивайте!
Как правильно оформлять казенные бумаги я, само собой, не знала, но это знал Трегубов, значит, я все могла контролировать и пресекать каждую попытку обмана.
– Кузьма Платонович, – обратилась я к управляющему, – принесите гербовую бумагу и письменные принадлежности.
Он только застонал и не двинулся с места. Управляющий сидел, скорчившись в кресле, и зажимал рукой ничтожную рану на животе. В отличие от нас с Трегубовым, он был в сюртуке, правда, со спущенными панталонами. Когда он успел разоблачиться, я не уследила. Прижимаясь сзади ко мне, он был еще в одежде.
– Вас долго ждать, Кузьма Платонович? – спросила я и повела стволом в его сторону.
Этого намека оказалось достаточно, чтобы он вскочил на ноги. Правда, тут же запутался в спущенных штанах, едва не упал.
– Платоныч, сделай, что велит Алевтина Сергеевна, – попросил Трегубов. – Только принеси особую бумагу! – с нажимом добавил он.
Управляющий наклонился, быстро подтянул штаны и, придерживая их руками, засеменил в соседний кабинет за секретером. Он уже успокоился по поводу смертельного ранения и опять смотрел на меня голодным и жадным мужским взглядом. Старичок явно не знал меры в сластолюбии. Впрочем, меня это нисколько не смущало. К своей и их наготе я уже привыкла и ничуть не стеснялась голых деловых партнеров.
Да, нам, собственно, было и не до того. Василий Иванович по ходу придумывал все новые и новые уловки, чтобы дарственная оказалась недействительной, утаивал вписываемые в ее ценности, а я повторяла вслух его мысли и своим грозным аргументом разрушала все его козни. Кузьма Платонович, правильно поняв, что власть может перемениться, старался услужить обоим.
Кончилось все тем, что плачущий голый барин, подписал все необходимые бумаги с твердым намереньем, как только окажется в безопасности, отобрать у «проклятой бабы» бесценные документы. Никакие плотские желания его больше не волновали. Он еще храбрился, но почтение, которое начал выказывать мне Кузьма Платонович, больше чем что-либо другое убедило его, что здесь он больше не хозяин.
– Ну, вот и все, – сказала я, сворачивая бумаги в трубочку, – теперь вам нужно будет пройти пешком по святым местам, и вымолить у господа прощение за грехи. Может быть тогда вам и удастся спасти свою душу. И советую сохранить наше сегодняшнее дело в тайне. Если мой муж узнает, что вы хотели сделать со мной сегодня ночью и как оскорбили, вас не спасет ничего! Он просто порвет вас на куски.
Глава 16
Как я ни старалась казаться уверенной и спокойной, когда все кончилось, и я живая, здоровая выбралась из покоев Трегубова, от волнения у меня подгибались ноги. Наши «переговоры и подписание документов» продолжалось так долго, что небо успело просветлеть и по дому мне пришлось продвигаться перебежками, чтобы не наткнуться на кого-нибудь из его ранних обитателей. Только затворив за собой дверь, и заложив ее на крюк, я немного успокоилась.
Я еще не осознала, что своим ночным приключением, в одночасье, превратилась в богатую женщину и теперь могу не думать ни о завтрашнем дне, ни о хлебе насущном. Пока главной задачей было аккуратно рассказать Алеше о свалившемся на нас богатстве. Он меня ревновал к Трегубову, теперь я могу сознаться, не без некоторого на то основания и такой «подарок» от красивого барина, объяснить ему будет очень не просто. Врать мужу я не хотела, сказать правду не могла и решила, что самым правильным и разумным, будет вообще не говорить.
Оказавшись у себя, я, наконец, смогла одеться. От грязных рук и взглядов, мне казалось, что я все нечистая, и больше любого богатства, мне в тот момент хотелось просто вымыться. Однако я помнила о планах Трегубова, подослать верных слуг и отобрать документы и решила как-то обезопаситься.
Прятать бумаги в наших комнатах не имело никакого смысла. Тайных мест в них не было, а оставить на виду, значило тотчас лишиться. Тогда я надумала отдать их на хранение своему единственному союзнику и, пожалуй, спасителю. Тем более, что спрятать бумаги в конюшне было легче и надежнее, чем в доме.
Чтобы меня не выследили, я повторила прежний прием, оставила запертой изнутри дверь, вылезла из окна и скрытно пробралась в конюшню. Утро только начиналось, и там кроме колдуна еще никого не было. Костюков оставался в том положении, что и вечером, когда мы расстались. Я решительно стянула с него тулуп и потрясла за плечо.
– Это опять ты, Алевтина, – сердито спросил он, открывая глаза. – Я же просил меня ночью не тревожить!
– Уже не ночь, а утро, – объяснила я, – и мне нужна ваша помощь!
– Скоро они вернутся, – зевая, сказал он, – ничего с ними не случится.
Я поняла, кого он имеет в виду, но на радость у меня сил не было. Илья Ефимович это заметил и догадался:
– Что, весело провела ночь с нашим хозяином?
– Очень, – подтвердила я, – вот дарственные на всего владения. Их нужно хорошенько спрятать.
Костюков окончательно проснулся и быстро сел на лавке.
– Ну-ка дай взглянуть, он, скорее всего, тебя объегорил.
– Не думаю, – скромно сказала я, подавая ему документы. – Мне кажется, бумаги в полном порядке.
– Это мы сейчас посмотрим, – рассеяно проговорил он, встал без посторонней помощи, подошел к узкому окошку и погрузился в чтение.
Чем дольше он разбирался с бумагами, тем удивленнее делалось его лицо. Наконец он все прочитал, вернул их мне.
– Все правильно, теперь ты владелица всего состояния. С такими документами никакой судейский крючок не совладает. Теперь здешний помещик стал гол как сокол. Не знаю, как тебе удалось заставить его подписать, но теперь ты всему здесь хозяйка и можешь гнать Трегубова в шею.
– Ваш пистолет его убедил, – не вдаваясь в подробности, ответила я. – Можете их хорошо спрятать, а то без пистолета Трегубов может передумать и попытается вернуть.
Илья Ефимович задумался и оглядел свой закуток. Я проследила его взгляд, здесь было так мало места, что все оказывалось на виду.
– Может быть, просто, засунуть в сено? – не выдержав, долгого молчания, подсказала я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79