Только за себя.
— И что же на уме у вас?
— Дело Морреса.
— И я думаю о том же, мистер Белл.
— Вы поэтому сюда и пришли?
— Именно поэтому. Вы в последнее время читали нашу газету?
— Увы, — покачал головой Хэнк. — Я не читаю бульварные газеты.
— Снобизм у государственного служащего?
— Вовсе нет. Просто не имею такой привычки.
— Наша бульварная газета очень хорошая, — заявил Бартон.
— И о чем вы пишете на этой неделе? — сухо поинтересовался Хэнк. — Разоблачаете публичные дома на Парк-авеню? Бартон усмехнулся, однако без тени юмора.
— Мы отвечаем нуждам общества. Мы также находимся на службе общества.
— Конечно. Вы рассказываете рядовым гражданам, где им найти проститутку. Вы добавляете головной боли отделу нравов.
— Мы пишем серию статей об отделе нравов, — заметил Бартон.
— От вашей газеты воняет, — резко вмешался Холмс. — Это дешевая, желтая газетенка, которая выступает под флагом либерализма, чтобы увеличить тираж и сделать себе рекламу. Что вам здесь нужно?
— Пришел поговорить с мистером Беллом, — свел брови на переносице Бартон.
— Я шеф отдела, — ответил Холмс, принимая скрытый вызов. — И имею право присутствовать при вашем разговоре с мистером Беллом.
— Хорошо, — кивнул Бартон. — Итак, что вы думаете об этом?
— О чем? — не понял Хэнк.
— О деле. Их казнят?
— Я представляю обвинение по делу об убийстве первой степени, — сказал Хэнк. — В соответствии с обвинительным заключением.
— А как насчет той истории, которую они выдумали? Якобы у Морреса был нож и он бросился на них?
— Я этим еще не занимался.
— И когда вы собираетесь начать?
— Полагаю, это мое личное дело, мистер Бартон.
— Вот как? А я думал, что вы служите обществу.
— Так и есть.
— Значит, это общественное дело.
— Если бы общественность могла расследовать это дело, я бы с вами согласился, мистер Бартон. К сожалению, общественность не получила юридического образования, а я получил. Поэтому буду расследовать я и готовить дело так, как считаю нужным.
— Независимо от того, что хочет общественность?
— Что вы имеете в виду?
— Общественность хочет, чтобы этих троих парней казнили на электрическом стуле. Я это знаю, и вы тоже.
— И что?
— Что вы собираетесь предпринять?
— А что бы вы хотели, мистер Бартон? Чтобы я лично отвез их в Синг-Синг и завтра же включил рубильник? Они имеют право на справедливый суд.
— Никто не отнимает их права на правосудие. Но в этом деле может быть только одна справедливость, и она очевидна каждому. Они хладнокровно убили беспомощного мальчика. Общественность требует возмездия!
— Вы говорите от имени общественности или от себя лично?
— И от себя лично, и от имени общественности.
— Вы были бы отличным председателем в суде Линча, — заметил Хэнк. — Я так и не понял, зачем вы пришли.
— Узнать ваше мнение по этому делу.
— Я и раньше расследовал дела об убийствах. И к этому делу отношусь так же, как и к остальным: собираюсь делать свою работу.
— А вы собираетесь отправить этих парней на электрический стул? Это дело вашей компетенции?
— Я занимаюсь расследованием убийства первой степени. И не выношу приговоров. Если присяжные признают ребят виновными, судья Сэмелсон вынесет соответствующий приговор.
— По такому обвинению обязательно выносится смертный приговор, и вы это знаете.
— Верно.
— Значит, если вы успешно расследуете дело по обвинению в убийстве первой степени, вы отправите парней на электрический стул.
— Жюри присяжных может подать просьбу о снисходительности, и если ее удовлетворят, ребята получат пожизненное заключение. Такие случаи уже бывали.
— Вы так будете вести дело? В расчете на пожизненное?
— Протестую! — рявкнул Холмс. — Не отвечай ему, Хэнк!
— Скажу вам прямо, мистер Бартон, — начал Хэнк. — В этом деле я склоняюсь к обвинительному приговору. Я представлю все факты суду и присяжным. Присяжные будут решать, подтверждает ли совокупность фактов убийство первой степени. Если они признают парней виновными, судья Сэмелсон вынесет приговор. Месть или возмездие не входят в мои обязанности. Моя работа — доказать, что преступление было совершено и что подозреваемые виновны в этом преступлении.
— Другими словами, вам все равно — казнят их или нет?
— Я буду вести дело по обвинению…
— Вы не ответили на мой вопрос.
— Я бы не хотел об этом говорить.
— В чем дело, Белл? Боитесь смертной казни?
— С тех пор, как я стал государственным обвинителем, я отправил на электрический стул семь человек, — ответил Хэнк.
— Вы когда-нибудь отправляли на электрический стул подростков?
— Я никогда не вел дела об убийстве, по которому проходили бы мальчики такого возраста.
— Понятно. — Бартон сделал паузу. — Вы когда-нибудь слышали о девушке по имени Мэри О'Брайен?
Хэнк на мгновение смешался, бросив быстрый взгляд на Холмса.
— Да, — признался он.
— Вчера я говорил с ней. Насколько я понимаю, в юности вы с ней крутили роман.
— Думаю, вам лучше уйти, мистер Бартон.
— Ни в Мэри ли О'Брайен — теперь Мэри Дипаче — кроется причина вашей неуверенности…
— Убирайтесь вон, Бартон!
— ..И нежелание вести дело так, как того хочет общественность?
— Хотите, чтобы я сам вас вышвырнул, Бартон?
— Для этого потребуется более крупный мужчина, мистер окружной прокурор, — ухмыльнулся Бартон. — Я все равно собирался уходить. Не пропустите завтрашнюю газету. У вас волосы дыбом встанут. — Он повернулся к Холмсу:
— До встречи, Шерлок, — и вышел из кабинета.
— Сукин сын! — пробормотал Холмс.
* * *
В этот же день Хэнк отправился к Мэри.
Он позвонил ей из офиса и предупредил, что придет. Она сказала, что ее не будет до трех часов, а после она готова его принять.
Он шел по улице, как по раскаленным углям. Нигде не бывает так жарко, как в Гарлеме, думал он. Хоть с чем сравнивай, Гарлем все равно окажется горячее, потому что Гарлем — это огромный бетонный склеп, в котором нечем дышать. В июле и августе…
В июле..
Он вспомнил Четвертое июля в Гарлеме. Ему было восемь лет, и в те времена фейерверки еще не были запрещены. Они с матерью стояли у окна своей квартиры на шестом этаже, слушали гром шутих и ракет, смотрели на разноцветные вспышки над крышами. На улице царили шум и суета — мальчишки поджигали консервные банки с порохом и убегали, банки взлетали в воздух, как настоящие снаряды, девчонки визжали. Стоял жаркий летний день, и даже на шестом этаже не чувствовалось ни дуновения. Хэнк высунулся из окна и наблюдал за весельем на улице. Его отец сидел в гостиной и слушал по радио бейсбол. Играла его любимая команда «Янки».
В шесть часов мать обнаружила, что кончился хлеб. Отец, увлеченный игрой, не мог оторваться от радио.
— Ты сходишь, Генри, — сказала мать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66
— И что же на уме у вас?
— Дело Морреса.
— И я думаю о том же, мистер Белл.
— Вы поэтому сюда и пришли?
— Именно поэтому. Вы в последнее время читали нашу газету?
— Увы, — покачал головой Хэнк. — Я не читаю бульварные газеты.
— Снобизм у государственного служащего?
— Вовсе нет. Просто не имею такой привычки.
— Наша бульварная газета очень хорошая, — заявил Бартон.
— И о чем вы пишете на этой неделе? — сухо поинтересовался Хэнк. — Разоблачаете публичные дома на Парк-авеню? Бартон усмехнулся, однако без тени юмора.
— Мы отвечаем нуждам общества. Мы также находимся на службе общества.
— Конечно. Вы рассказываете рядовым гражданам, где им найти проститутку. Вы добавляете головной боли отделу нравов.
— Мы пишем серию статей об отделе нравов, — заметил Бартон.
— От вашей газеты воняет, — резко вмешался Холмс. — Это дешевая, желтая газетенка, которая выступает под флагом либерализма, чтобы увеличить тираж и сделать себе рекламу. Что вам здесь нужно?
— Пришел поговорить с мистером Беллом, — свел брови на переносице Бартон.
— Я шеф отдела, — ответил Холмс, принимая скрытый вызов. — И имею право присутствовать при вашем разговоре с мистером Беллом.
— Хорошо, — кивнул Бартон. — Итак, что вы думаете об этом?
— О чем? — не понял Хэнк.
— О деле. Их казнят?
— Я представляю обвинение по делу об убийстве первой степени, — сказал Хэнк. — В соответствии с обвинительным заключением.
— А как насчет той истории, которую они выдумали? Якобы у Морреса был нож и он бросился на них?
— Я этим еще не занимался.
— И когда вы собираетесь начать?
— Полагаю, это мое личное дело, мистер Бартон.
— Вот как? А я думал, что вы служите обществу.
— Так и есть.
— Значит, это общественное дело.
— Если бы общественность могла расследовать это дело, я бы с вами согласился, мистер Бартон. К сожалению, общественность не получила юридического образования, а я получил. Поэтому буду расследовать я и готовить дело так, как считаю нужным.
— Независимо от того, что хочет общественность?
— Что вы имеете в виду?
— Общественность хочет, чтобы этих троих парней казнили на электрическом стуле. Я это знаю, и вы тоже.
— И что?
— Что вы собираетесь предпринять?
— А что бы вы хотели, мистер Бартон? Чтобы я лично отвез их в Синг-Синг и завтра же включил рубильник? Они имеют право на справедливый суд.
— Никто не отнимает их права на правосудие. Но в этом деле может быть только одна справедливость, и она очевидна каждому. Они хладнокровно убили беспомощного мальчика. Общественность требует возмездия!
— Вы говорите от имени общественности или от себя лично?
— И от себя лично, и от имени общественности.
— Вы были бы отличным председателем в суде Линча, — заметил Хэнк. — Я так и не понял, зачем вы пришли.
— Узнать ваше мнение по этому делу.
— Я и раньше расследовал дела об убийствах. И к этому делу отношусь так же, как и к остальным: собираюсь делать свою работу.
— А вы собираетесь отправить этих парней на электрический стул? Это дело вашей компетенции?
— Я занимаюсь расследованием убийства первой степени. И не выношу приговоров. Если присяжные признают ребят виновными, судья Сэмелсон вынесет соответствующий приговор.
— По такому обвинению обязательно выносится смертный приговор, и вы это знаете.
— Верно.
— Значит, если вы успешно расследуете дело по обвинению в убийстве первой степени, вы отправите парней на электрический стул.
— Жюри присяжных может подать просьбу о снисходительности, и если ее удовлетворят, ребята получат пожизненное заключение. Такие случаи уже бывали.
— Вы так будете вести дело? В расчете на пожизненное?
— Протестую! — рявкнул Холмс. — Не отвечай ему, Хэнк!
— Скажу вам прямо, мистер Бартон, — начал Хэнк. — В этом деле я склоняюсь к обвинительному приговору. Я представлю все факты суду и присяжным. Присяжные будут решать, подтверждает ли совокупность фактов убийство первой степени. Если они признают парней виновными, судья Сэмелсон вынесет приговор. Месть или возмездие не входят в мои обязанности. Моя работа — доказать, что преступление было совершено и что подозреваемые виновны в этом преступлении.
— Другими словами, вам все равно — казнят их или нет?
— Я буду вести дело по обвинению…
— Вы не ответили на мой вопрос.
— Я бы не хотел об этом говорить.
— В чем дело, Белл? Боитесь смертной казни?
— С тех пор, как я стал государственным обвинителем, я отправил на электрический стул семь человек, — ответил Хэнк.
— Вы когда-нибудь отправляли на электрический стул подростков?
— Я никогда не вел дела об убийстве, по которому проходили бы мальчики такого возраста.
— Понятно. — Бартон сделал паузу. — Вы когда-нибудь слышали о девушке по имени Мэри О'Брайен?
Хэнк на мгновение смешался, бросив быстрый взгляд на Холмса.
— Да, — признался он.
— Вчера я говорил с ней. Насколько я понимаю, в юности вы с ней крутили роман.
— Думаю, вам лучше уйти, мистер Бартон.
— Ни в Мэри ли О'Брайен — теперь Мэри Дипаче — кроется причина вашей неуверенности…
— Убирайтесь вон, Бартон!
— ..И нежелание вести дело так, как того хочет общественность?
— Хотите, чтобы я сам вас вышвырнул, Бартон?
— Для этого потребуется более крупный мужчина, мистер окружной прокурор, — ухмыльнулся Бартон. — Я все равно собирался уходить. Не пропустите завтрашнюю газету. У вас волосы дыбом встанут. — Он повернулся к Холмсу:
— До встречи, Шерлок, — и вышел из кабинета.
— Сукин сын! — пробормотал Холмс.
* * *
В этот же день Хэнк отправился к Мэри.
Он позвонил ей из офиса и предупредил, что придет. Она сказала, что ее не будет до трех часов, а после она готова его принять.
Он шел по улице, как по раскаленным углям. Нигде не бывает так жарко, как в Гарлеме, думал он. Хоть с чем сравнивай, Гарлем все равно окажется горячее, потому что Гарлем — это огромный бетонный склеп, в котором нечем дышать. В июле и августе…
В июле..
Он вспомнил Четвертое июля в Гарлеме. Ему было восемь лет, и в те времена фейерверки еще не были запрещены. Они с матерью стояли у окна своей квартиры на шестом этаже, слушали гром шутих и ракет, смотрели на разноцветные вспышки над крышами. На улице царили шум и суета — мальчишки поджигали консервные банки с порохом и убегали, банки взлетали в воздух, как настоящие снаряды, девчонки визжали. Стоял жаркий летний день, и даже на шестом этаже не чувствовалось ни дуновения. Хэнк высунулся из окна и наблюдал за весельем на улице. Его отец сидел в гостиной и слушал по радио бейсбол. Играла его любимая команда «Янки».
В шесть часов мать обнаружила, что кончился хлеб. Отец, увлеченный игрой, не мог оторваться от радио.
— Ты сходишь, Генри, — сказала мать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66