В данном деле, Хэнк, от психологических трюков мало толку. Во всяком случае, жертве преступления они уже не помогут.
— Да, Эйб, потому что каждый пацан, оказавшийся причастным к этому убийству, на самом деле является жертвой.
— Но закон ясно гласит о том…
— Это не имеет никакого отношения к закону. И вообще, пошел он к черту, такой закон! Эйб, я юрист, и вся моя жизнь была связана с законом. Ты это знаешь. Но как я могу требовать наказания для этих троих ребят до тех пор, пока не выясню, кто на самом деле убил Рафаэля Морреса? А установив это, понимаю, что любой закон здесь бессилен.
— А разве ты не знаешь, кто убил того парня?
— Да, Эйб, знаю. Мы все убили его.
— Эх, Хэнк, Хэнк!..
— Мы все убили его, Эйб! Своим равнодушием и бездействием. Целыми днями мы занимаемся лишь тем, что разводим говорильню, назначаем комиссии, выслушиваем разные точки зрения и все равно никак не можем понять, а в чем же, собственно, дело. Имеем на руках все факты, но не предпринимаем ничего, смотрим на них сквозь пальцы. И позволяем, чтобы дело дошло до убийства, чтобы Рафаэль Моррес расстался с жизнью.
— И что же ты теперь намерен сделать? Начать широкомасштабную общественную кампанию? Прямо здесь? В моем зале суда? Хэнк, ты же никогда…
— Эйб, а ты что, можешь предложить более подходящий для этого момент?
Сэмелсон покачал головой:
— Хэнк, ты выбрал не праведный путь. Так дела не делаются.
— Наоборот, это единственно возможный, верный путь. Кто-то должен встать и заявить об этом во всеуслышание! Кто-то же должен быть услышан!
— Но почему, черт возьми, этим кем-то должен непременно стать ты?
— Не знаю. Неужели ты думаешь, что это меня пугает? Да я скорее брошусь грудью на амбразуру, чем войду в зал суда и намеренно завалю собственное дело. Но, Эйб, если мы промолчим и на этот раз, если никто не возьмет ответственность на себя, пытаясь остановить все это безобразие, то тогда нам останется лишь покорно поднять руки и сдаться без боя. И после этого о законе и всяком правосудии можно будет забыть раз и навсегда, потому что этим миром будут заправлять хищники. А я не хочу, чтобы мой ребенок и мои внуки росли в варварской стране. Я не хочу, чтобы они тоже были растерзаны. Эти ребята должны жить! Мы просто не имеем права их терять!
В комнате наступила тишина.
И затем Эйб Сэмелсон сказал:
— Эх, будь я сейчас моложе…
— Эйб?..
— Имей в виду, я честно доведу суд до конца, так что поблажек тебе не будет.
— Ты же знаешь, я никогда на них не рассчитывал.
— Но ты погубишь себя.
— Может быть.
— Ну ладно, ладно, — вздохнул Сэмелсон. — Пойдем отсюда, пока нас с тобой не обвинили в сговоре. — В дверях он задержался и положил руку Хэнку на плечо:
— Желаю удачи. Она тебе пригодится.
* * *
Первым свидетелем, вызванным Хэнком после перерыва, была Анжела Руджиэлло.
Девушка неуверенно прошла к свидетельской трибуне, бросая по сторонам испуганные взгляды. На ней было зеленое платье и туфли на высоких каблуках. Она села и тут же застенчиво прикрыла юбкой колени.
— Сообщите суду ваше имя, — попросил Хэнк.
— Анжела Руджиэлло.
— Где вы живете, мисс Руджиэлло?
— В Гарлеме.
— Будьте любезны, взгляните на ту скамью, где сидят подсудимые. Вы узнаете этих ребят?
— Да, — чуть слышно ответила она.
— Мисс Руджиэлло, вы чего-то боитесь?
— Немножко.
— Вы боитесь меня?
— Нет.
— Его чести господина судьи?
— Нет.
— И уж наверняка не адвокатов защиты, — с улыбкой сказал Хэнк. — Они выглядят вполне безобидно.
— Нет, их я не боюсь.
— Я прочитал в газетах, что вы получили письмо с угрозами, в котором вам настоятельно советовали отказаться от дачи показаний. Это правда?
— Да.
— И поэтому вам страшно?
— Да.
— Но вы только что поклялись говорить суду правду и ничего, кроме правды. Вы намерены сдержать свое обещание?
— Да.
— Несмотря на письмо?
— Да.
— Хорошо. Вы видели этих молодых людей вечером десятого июля?
— Да. Я их видела.
— Посмотрите повнимательней. Вы уверены, что это те самые подростки?
— Да — И что же они делали?
— Они бежали.
— Откуда?
— От западных кварталов со стороны Третьей авеню.
— У них было что-нибудь в руках?
— Да.
— И что же они держали?
— Ножи.
— Откуда вам известно, что это были именно ножи?
— Потому что они передали их мне.
Хэнк подошел к столу, взял один из трех ножей и затем сказал:
— Попрошу суд приобщить эти ножи к делу в качестве вещественных доказательств.
— Приобщите ножи к делу, — распорядился Сэмелсон. — Вещественные доказательства номер два, три и четыре.
— Мисс Руджиэлло, не могли бы вы взглянуть на эти ножи поближе?
— Да.
— Вы уверены, что это и есть те самые ножи, которые были переданы вам этими молодыми людьми вечером десятого июля? Анжела Руджиэлло взглянула на ножи:
— Да. Те самые.
— А вы, случайно, не помните, кто из подростков какой нож вам дал?
— Нет. Все случилось так быстро! Я просто взяла у них ножи и унесла к себе домой.
— Ножи были в крови?
— Да.
— Кровь была на всех ножах?
— Да.
— А что вы сделали с ножами после того, как пришли домой?
— Я положила их в бумажный пакет и засунула пакет в ящик комода.
— Вы проделали это сразу же, как только вернулись домой?
— Да.
— И даже не стали мыть их?
— Нет.
— Значит, мыть вы их не стали?
— Нет, я их не мыла.
— Ни один из них?
— Ни один. Я просто сложила их в бумажный пакет и спрятала в дальнем углу комода.
— Итак, мисс Руджиэлло, давайте выясним еще кое-что. Значит, ножи вы не мыли, так?
— Так.
— Ни один из ножей вымыт вами не был?
— Нет… я уже это говорила.
— Значит, полиции эти ножи были переданы в том же самом виде, в котором они попали к вам, это так?
— Да, так. Я ничего с ними не делала.
— И вы также утверждаете, что не знаете, который из ножей кому принадлежал, так?
— Да.
— У меня больше нет вопросов.
— Можете продолжить опрос свидетеля, — сказал Сэмелсон, обращаясь к защите.
Адвокат Рэндолф подошел к месту свидетеля.
— Мисс Руджиэлло, — сказал он, — а вы уверены в том, что ножи вам были переданы именно этими молодыми людьми, то есть Артуром Рейрдоном, Энтони Апосто и Дэниелем Дипаче?
— Да, я в этом уверена.
— Откуда у вас такая уверенность?
— Но ведь я же знакома с ними, не так ли?
— Да, но разве тем вечером не было темно?
— Было не настолько темно, чтобы я не смогла их узнать.
— Но ведь было темно, не так ли?
— Ночь еще не наступила. Да и темнота была совсем не ночная.
— Но все-таки вы не станете отрицать, что на улице было темно.
— Только потому, что надвигалась гроза.
— И разве вы в этой темноте не могли обознаться? Принять этих троих мальчиков, которые якобы передали вам ножи, за кого-то еще?
— Нет, я не обозналась. Их было трое. Я с ними говорила, так как же я могла ошибиться?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66
— Да, Эйб, потому что каждый пацан, оказавшийся причастным к этому убийству, на самом деле является жертвой.
— Но закон ясно гласит о том…
— Это не имеет никакого отношения к закону. И вообще, пошел он к черту, такой закон! Эйб, я юрист, и вся моя жизнь была связана с законом. Ты это знаешь. Но как я могу требовать наказания для этих троих ребят до тех пор, пока не выясню, кто на самом деле убил Рафаэля Морреса? А установив это, понимаю, что любой закон здесь бессилен.
— А разве ты не знаешь, кто убил того парня?
— Да, Эйб, знаю. Мы все убили его.
— Эх, Хэнк, Хэнк!..
— Мы все убили его, Эйб! Своим равнодушием и бездействием. Целыми днями мы занимаемся лишь тем, что разводим говорильню, назначаем комиссии, выслушиваем разные точки зрения и все равно никак не можем понять, а в чем же, собственно, дело. Имеем на руках все факты, но не предпринимаем ничего, смотрим на них сквозь пальцы. И позволяем, чтобы дело дошло до убийства, чтобы Рафаэль Моррес расстался с жизнью.
— И что же ты теперь намерен сделать? Начать широкомасштабную общественную кампанию? Прямо здесь? В моем зале суда? Хэнк, ты же никогда…
— Эйб, а ты что, можешь предложить более подходящий для этого момент?
Сэмелсон покачал головой:
— Хэнк, ты выбрал не праведный путь. Так дела не делаются.
— Наоборот, это единственно возможный, верный путь. Кто-то должен встать и заявить об этом во всеуслышание! Кто-то же должен быть услышан!
— Но почему, черт возьми, этим кем-то должен непременно стать ты?
— Не знаю. Неужели ты думаешь, что это меня пугает? Да я скорее брошусь грудью на амбразуру, чем войду в зал суда и намеренно завалю собственное дело. Но, Эйб, если мы промолчим и на этот раз, если никто не возьмет ответственность на себя, пытаясь остановить все это безобразие, то тогда нам останется лишь покорно поднять руки и сдаться без боя. И после этого о законе и всяком правосудии можно будет забыть раз и навсегда, потому что этим миром будут заправлять хищники. А я не хочу, чтобы мой ребенок и мои внуки росли в варварской стране. Я не хочу, чтобы они тоже были растерзаны. Эти ребята должны жить! Мы просто не имеем права их терять!
В комнате наступила тишина.
И затем Эйб Сэмелсон сказал:
— Эх, будь я сейчас моложе…
— Эйб?..
— Имей в виду, я честно доведу суд до конца, так что поблажек тебе не будет.
— Ты же знаешь, я никогда на них не рассчитывал.
— Но ты погубишь себя.
— Может быть.
— Ну ладно, ладно, — вздохнул Сэмелсон. — Пойдем отсюда, пока нас с тобой не обвинили в сговоре. — В дверях он задержался и положил руку Хэнку на плечо:
— Желаю удачи. Она тебе пригодится.
* * *
Первым свидетелем, вызванным Хэнком после перерыва, была Анжела Руджиэлло.
Девушка неуверенно прошла к свидетельской трибуне, бросая по сторонам испуганные взгляды. На ней было зеленое платье и туфли на высоких каблуках. Она села и тут же застенчиво прикрыла юбкой колени.
— Сообщите суду ваше имя, — попросил Хэнк.
— Анжела Руджиэлло.
— Где вы живете, мисс Руджиэлло?
— В Гарлеме.
— Будьте любезны, взгляните на ту скамью, где сидят подсудимые. Вы узнаете этих ребят?
— Да, — чуть слышно ответила она.
— Мисс Руджиэлло, вы чего-то боитесь?
— Немножко.
— Вы боитесь меня?
— Нет.
— Его чести господина судьи?
— Нет.
— И уж наверняка не адвокатов защиты, — с улыбкой сказал Хэнк. — Они выглядят вполне безобидно.
— Нет, их я не боюсь.
— Я прочитал в газетах, что вы получили письмо с угрозами, в котором вам настоятельно советовали отказаться от дачи показаний. Это правда?
— Да.
— И поэтому вам страшно?
— Да.
— Но вы только что поклялись говорить суду правду и ничего, кроме правды. Вы намерены сдержать свое обещание?
— Да.
— Несмотря на письмо?
— Да.
— Хорошо. Вы видели этих молодых людей вечером десятого июля?
— Да. Я их видела.
— Посмотрите повнимательней. Вы уверены, что это те самые подростки?
— Да — И что же они делали?
— Они бежали.
— Откуда?
— От западных кварталов со стороны Третьей авеню.
— У них было что-нибудь в руках?
— Да.
— И что же они держали?
— Ножи.
— Откуда вам известно, что это были именно ножи?
— Потому что они передали их мне.
Хэнк подошел к столу, взял один из трех ножей и затем сказал:
— Попрошу суд приобщить эти ножи к делу в качестве вещественных доказательств.
— Приобщите ножи к делу, — распорядился Сэмелсон. — Вещественные доказательства номер два, три и четыре.
— Мисс Руджиэлло, не могли бы вы взглянуть на эти ножи поближе?
— Да.
— Вы уверены, что это и есть те самые ножи, которые были переданы вам этими молодыми людьми вечером десятого июля? Анжела Руджиэлло взглянула на ножи:
— Да. Те самые.
— А вы, случайно, не помните, кто из подростков какой нож вам дал?
— Нет. Все случилось так быстро! Я просто взяла у них ножи и унесла к себе домой.
— Ножи были в крови?
— Да.
— Кровь была на всех ножах?
— Да.
— А что вы сделали с ножами после того, как пришли домой?
— Я положила их в бумажный пакет и засунула пакет в ящик комода.
— Вы проделали это сразу же, как только вернулись домой?
— Да.
— И даже не стали мыть их?
— Нет.
— Значит, мыть вы их не стали?
— Нет, я их не мыла.
— Ни один из них?
— Ни один. Я просто сложила их в бумажный пакет и спрятала в дальнем углу комода.
— Итак, мисс Руджиэлло, давайте выясним еще кое-что. Значит, ножи вы не мыли, так?
— Так.
— Ни один из ножей вымыт вами не был?
— Нет… я уже это говорила.
— Значит, полиции эти ножи были переданы в том же самом виде, в котором они попали к вам, это так?
— Да, так. Я ничего с ними не делала.
— И вы также утверждаете, что не знаете, который из ножей кому принадлежал, так?
— Да.
— У меня больше нет вопросов.
— Можете продолжить опрос свидетеля, — сказал Сэмелсон, обращаясь к защите.
Адвокат Рэндолф подошел к месту свидетеля.
— Мисс Руджиэлло, — сказал он, — а вы уверены в том, что ножи вам были переданы именно этими молодыми людьми, то есть Артуром Рейрдоном, Энтони Апосто и Дэниелем Дипаче?
— Да, я в этом уверена.
— Откуда у вас такая уверенность?
— Но ведь я же знакома с ними, не так ли?
— Да, но разве тем вечером не было темно?
— Было не настолько темно, чтобы я не смогла их узнать.
— Но ведь было темно, не так ли?
— Ночь еще не наступила. Да и темнота была совсем не ночная.
— Но все-таки вы не станете отрицать, что на улице было темно.
— Только потому, что надвигалась гроза.
— И разве вы в этой темноте не могли обознаться? Принять этих троих мальчиков, которые якобы передали вам ножи, за кого-то еще?
— Нет, я не обозналась. Их было трое. Я с ними говорила, так как же я могла ошибиться?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66