Я жаждала его смерти.
– Убирайся прочь от меня, дьяволица! – просипел он, занеся огромный кулачище. Удар пришелся мне в плечо, и я упала, но уже через мгновение снова вскочила и бросилась на дядю. На этот раз он схватил меня за запястья, но я наклонила голову и вцепилась зубами ему в большой палец. Негодяй заревел от боли и с силой отшвырнул меня в сторону. Я, словно пушечное ядро, врезалась в стену и сползла на пол. На мгновение я даже потеряла сознание. Дядя нагнулся ко мне, и я видела, что он не помнит себя от гнева. С налитыми кровью глазами, он сильно ударил меня ногой в бок. Я всхлипнула от боли, но не закричала. Я бы никогда не стала просить пощады, я бы умерла, но не открыла бы рта, чтобы умолять этого негодяя.
– Проклятая маленькая ведьма! – рычал Алексей, снова ударяя меня. – Я проучу тебя сегодня. – Удары сыпались один за другим. – Будешь знать, как вести себя!
– Будь ты проклят, Алексеи Николаевич Ульянов, – с трудом проговорила я. У него в глазах мелькнул страх. Оказывается, он был суеверным и боялся проклятия цыганки, словно последний крепостной! Воодушевившись, я продолжила: – Я проклинаю тебя, и, когда твой отец посмотрит с небес и увидит, как ты себя ведешь, он тоже проклянет тебя. Чтоб ты умер не своей смертью! Пусть твоя кровь прольется на землю и собаки сожрут твои кишки. Пусть твоя жена и все твои дети погибнут страшной смертью, а крысы будут бегать по их телам и…
– Остановись! – Лицо дяди перекосилось от ужаса, он замер на мгновение, затем схватил меня и начал трясти изо всех сил. – Замолчи или я убью тебя!
Неожиданно руки его разжались, и он сполз на пол. Я не верила собственным глазам. Раздался глухой удар, я торопливо отбросила с лица волосы, чтобы лучше видеть. Представшая моим глазам картина несказанно меня обрадовала: мой дядя валялся на полу, а незнакомец, стоя над ним, держал у горла мерзавца кончик шпаги.
– Проклятый негодяй, – хрипел Алексей. – Ты осмелился…
– Сегодня она принадлежит мне, не так ли? – поинтересовался незнакомец. Он слегка наклонился и, схватив Алексея за пояс, поднял его на ноги и толкнул к двери. Все это время шпага ни на мгновение не отходила от шеи моего дяди. – Я бы просил вас, милостивый государь, не забывать о хороших манерах.
Алексей ничего не мог сделать, хотя и был на целую голову выше и намного тяжелее своего гостя. С нескрываемым злорадством я наблюдала, как этот мсье Гаррет схватил дядю за воротник и вышвырнул в коридор. Послышался грохот – мерзавец упал на изящный французский столик, разломав его на куски.
– Вы оба будете гореть в аду! – проорал он.
– Пустые угрозы, покойник, – вмешалась я. Незнакомец закрыл дверь и повернул ключ в замке. Взяв шпагу под мышку и отряхивая руки, он повернулся ко мне.
Я с трудом поднялась на ноги и тяжело прислонилась к стене.
– Не подходи ко мне, собака, – прошипела я. – Держись подальше, а то я прокляну и тебя!
Он холодно и насмешливо взглянул на меня.
– Вижу, ты выживешь. – Его французский язык сильно отличался от того, на котором говорил Алексей. Должно быть, сказывался иностранный акцент.
Гаррет повернулся ко мне спиной и подошел к столику, на котором стояли графин и несколько стаканов. Впервые за все это время я заметила, что гость слегка приволакивает левую ногу. Он взял тонкую черную трость и вставил внутрь свою шпагу. Потом налил себе изрядную порцию водки, проковылял к камину и сел в кресло, поставив трость рядом с собой так, чтобы при необходимости можно было легко дотянуться до нее.
– Что ты собираешься со мной делать? – громко спросила я. Он даже не повернулся, а лишь вздохнул и закрыл глаза. Я отошла от стены и встала недалеко от его кресла, но вне пределов досягаемости смертоносной трости.
– Клянусь, если ты тронешь меня хоть пальцем, я выцарапаю тебе глаза и отгрызу уши! А если ты попробуешь ударить меня, то я предам тебя страшному проклятию: пусть сокол выест твои глаза, а крысы сожрут твои внутренности. Пусть…
– Пусть волки обглодают мои кости… – закончил он скучающим голосом. Я растерялась от неожиданности – обычно люди боятся проклятий цыган. Незнакомец открыл глаза и спокойно уставился в огонь. – Убирайся, – невозмутимо произнес он.
– Ты отпускаешь меня? – Я была потрясена до глубины души. – Здесь есть какой-то подвох!
– Никакого подвоха. Как я уже сказал твоему хозяину, ты на мой вкус слишком молодая. И слишком грязная.
Я резко выпрямилась и задрала подбородок.
– Он не мой хозяин! Ни один мужчина не станет моим хозяином! Я цыганка! Я свободный человек!
Мужчина молчал. Я принялась внимательно его разглядывать. Шрам выдавал в нем бойца, а легкость, с которой он справился с моим дядей, свидетельствовала о силе и храбрости. Его глаза прятались за темными ресницами. Когда он неожиданно повернулся ко мне, я увидела, что они светло-голубые. Я смотрела на его руки. Это были руки фехтовальщика: большие, широкие, с длинными, чуткими пальцами. Я подумала, что он, наверное, отлично управляется с лошадьми. Этот человек напоминал мне медведя: темноволосый, с густой шевелюрой, опасный, даже когда сидел так спокойно. Инстинкт подсказывал мне, что он очень вспыльчив, а я только что сама видела, каков он во гневе. Это был как раз тот помощник, в котором я нуждалась.
– Не стану отрицать, – продолжила я миролюбиво, – ты спас меня от того негодяя. Конечно, – добавила я быстро, – я и сама могла бы постоять за себя, но все равно я должна тебя поблагодарить. Когда-нибудь я отплачу тебе добром за добро. Цыгане не забывают тех, кто их выручает, даже если это горгио.
Снова молчание. Незнакомец вытянул левую ногу и слегка поморщился.
– Тебе помочь снять сапоги? У тебя нет слуги?
Я наклонилась и принялась стаскивать сапог с его правой ноги. Незнакомец не стал возражать, но, когда я взялась за левый сапог, он слегка нахмурился.
– Не волнуйся, я осторожно. – Я сняла второй сапог и встала. Заметив, что его стакан почти пуст, я принесла графин и долила водки. Прежде чем поставить графин на место, я и сама отхлебнула большой глоток. После всего, что мне пришлось пережить, мне нужно было чем-то подбодрить себя. Мужчина, не мигая, смотрел в огонь и не обращал на меня ни малейшего внимания.
– Ты уезжаешь утром? – спросила я. – Перед рассветом?
Он достал из внутреннего кармана сигару, наклонился и, подхватив каминными щипцами раскаленный докрасна уголек, прикурил от него. Выпустив изо рта клуб дыма, он начал внимательно разглядывать кончик своей сигары.
Я помахала рукой, разгоняя дым.
– Не играй со мной в эти игры, – обиженно сказала я, – я не ребенок, которого можно дразнить. Я знаю, что ты уезжаешь и знаю, куда. В Париж!
Он слегка пошевелился в кресле и вздохнул.
– Послушай, горгио. – Я опустилась около кресла на колени и схватила его за руку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148
– Убирайся прочь от меня, дьяволица! – просипел он, занеся огромный кулачище. Удар пришелся мне в плечо, и я упала, но уже через мгновение снова вскочила и бросилась на дядю. На этот раз он схватил меня за запястья, но я наклонила голову и вцепилась зубами ему в большой палец. Негодяй заревел от боли и с силой отшвырнул меня в сторону. Я, словно пушечное ядро, врезалась в стену и сползла на пол. На мгновение я даже потеряла сознание. Дядя нагнулся ко мне, и я видела, что он не помнит себя от гнева. С налитыми кровью глазами, он сильно ударил меня ногой в бок. Я всхлипнула от боли, но не закричала. Я бы никогда не стала просить пощады, я бы умерла, но не открыла бы рта, чтобы умолять этого негодяя.
– Проклятая маленькая ведьма! – рычал Алексей, снова ударяя меня. – Я проучу тебя сегодня. – Удары сыпались один за другим. – Будешь знать, как вести себя!
– Будь ты проклят, Алексеи Николаевич Ульянов, – с трудом проговорила я. У него в глазах мелькнул страх. Оказывается, он был суеверным и боялся проклятия цыганки, словно последний крепостной! Воодушевившись, я продолжила: – Я проклинаю тебя, и, когда твой отец посмотрит с небес и увидит, как ты себя ведешь, он тоже проклянет тебя. Чтоб ты умер не своей смертью! Пусть твоя кровь прольется на землю и собаки сожрут твои кишки. Пусть твоя жена и все твои дети погибнут страшной смертью, а крысы будут бегать по их телам и…
– Остановись! – Лицо дяди перекосилось от ужаса, он замер на мгновение, затем схватил меня и начал трясти изо всех сил. – Замолчи или я убью тебя!
Неожиданно руки его разжались, и он сполз на пол. Я не верила собственным глазам. Раздался глухой удар, я торопливо отбросила с лица волосы, чтобы лучше видеть. Представшая моим глазам картина несказанно меня обрадовала: мой дядя валялся на полу, а незнакомец, стоя над ним, держал у горла мерзавца кончик шпаги.
– Проклятый негодяй, – хрипел Алексей. – Ты осмелился…
– Сегодня она принадлежит мне, не так ли? – поинтересовался незнакомец. Он слегка наклонился и, схватив Алексея за пояс, поднял его на ноги и толкнул к двери. Все это время шпага ни на мгновение не отходила от шеи моего дяди. – Я бы просил вас, милостивый государь, не забывать о хороших манерах.
Алексей ничего не мог сделать, хотя и был на целую голову выше и намного тяжелее своего гостя. С нескрываемым злорадством я наблюдала, как этот мсье Гаррет схватил дядю за воротник и вышвырнул в коридор. Послышался грохот – мерзавец упал на изящный французский столик, разломав его на куски.
– Вы оба будете гореть в аду! – проорал он.
– Пустые угрозы, покойник, – вмешалась я. Незнакомец закрыл дверь и повернул ключ в замке. Взяв шпагу под мышку и отряхивая руки, он повернулся ко мне.
Я с трудом поднялась на ноги и тяжело прислонилась к стене.
– Не подходи ко мне, собака, – прошипела я. – Держись подальше, а то я прокляну и тебя!
Он холодно и насмешливо взглянул на меня.
– Вижу, ты выживешь. – Его французский язык сильно отличался от того, на котором говорил Алексей. Должно быть, сказывался иностранный акцент.
Гаррет повернулся ко мне спиной и подошел к столику, на котором стояли графин и несколько стаканов. Впервые за все это время я заметила, что гость слегка приволакивает левую ногу. Он взял тонкую черную трость и вставил внутрь свою шпагу. Потом налил себе изрядную порцию водки, проковылял к камину и сел в кресло, поставив трость рядом с собой так, чтобы при необходимости можно было легко дотянуться до нее.
– Что ты собираешься со мной делать? – громко спросила я. Он даже не повернулся, а лишь вздохнул и закрыл глаза. Я отошла от стены и встала недалеко от его кресла, но вне пределов досягаемости смертоносной трости.
– Клянусь, если ты тронешь меня хоть пальцем, я выцарапаю тебе глаза и отгрызу уши! А если ты попробуешь ударить меня, то я предам тебя страшному проклятию: пусть сокол выест твои глаза, а крысы сожрут твои внутренности. Пусть…
– Пусть волки обглодают мои кости… – закончил он скучающим голосом. Я растерялась от неожиданности – обычно люди боятся проклятий цыган. Незнакомец открыл глаза и спокойно уставился в огонь. – Убирайся, – невозмутимо произнес он.
– Ты отпускаешь меня? – Я была потрясена до глубины души. – Здесь есть какой-то подвох!
– Никакого подвоха. Как я уже сказал твоему хозяину, ты на мой вкус слишком молодая. И слишком грязная.
Я резко выпрямилась и задрала подбородок.
– Он не мой хозяин! Ни один мужчина не станет моим хозяином! Я цыганка! Я свободный человек!
Мужчина молчал. Я принялась внимательно его разглядывать. Шрам выдавал в нем бойца, а легкость, с которой он справился с моим дядей, свидетельствовала о силе и храбрости. Его глаза прятались за темными ресницами. Когда он неожиданно повернулся ко мне, я увидела, что они светло-голубые. Я смотрела на его руки. Это были руки фехтовальщика: большие, широкие, с длинными, чуткими пальцами. Я подумала, что он, наверное, отлично управляется с лошадьми. Этот человек напоминал мне медведя: темноволосый, с густой шевелюрой, опасный, даже когда сидел так спокойно. Инстинкт подсказывал мне, что он очень вспыльчив, а я только что сама видела, каков он во гневе. Это был как раз тот помощник, в котором я нуждалась.
– Не стану отрицать, – продолжила я миролюбиво, – ты спас меня от того негодяя. Конечно, – добавила я быстро, – я и сама могла бы постоять за себя, но все равно я должна тебя поблагодарить. Когда-нибудь я отплачу тебе добром за добро. Цыгане не забывают тех, кто их выручает, даже если это горгио.
Снова молчание. Незнакомец вытянул левую ногу и слегка поморщился.
– Тебе помочь снять сапоги? У тебя нет слуги?
Я наклонилась и принялась стаскивать сапог с его правой ноги. Незнакомец не стал возражать, но, когда я взялась за левый сапог, он слегка нахмурился.
– Не волнуйся, я осторожно. – Я сняла второй сапог и встала. Заметив, что его стакан почти пуст, я принесла графин и долила водки. Прежде чем поставить графин на место, я и сама отхлебнула большой глоток. После всего, что мне пришлось пережить, мне нужно было чем-то подбодрить себя. Мужчина, не мигая, смотрел в огонь и не обращал на меня ни малейшего внимания.
– Ты уезжаешь утром? – спросила я. – Перед рассветом?
Он достал из внутреннего кармана сигару, наклонился и, подхватив каминными щипцами раскаленный докрасна уголек, прикурил от него. Выпустив изо рта клуб дыма, он начал внимательно разглядывать кончик своей сигары.
Я помахала рукой, разгоняя дым.
– Не играй со мной в эти игры, – обиженно сказала я, – я не ребенок, которого можно дразнить. Я знаю, что ты уезжаешь и знаю, куда. В Париж!
Он слегка пошевелился в кресле и вздохнул.
– Послушай, горгио. – Я опустилась около кресла на колени и схватила его за руку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148