– Пожалуйста, милорд, – сказала она. – Сохраните мне жизнь, и я больше не буду воевать против вас.
Она нарушила свою клятву ни о чем не просить, но если она умрет, то не сможет помочь своей семье. Может быть, позже ей удастся его отравить. Говорят, что обман и яд – это оружие женщин. Но такими их сделали мужчины. Какой выбор остается женщине в этом мире мужской силы и мужских войн?
Монтгомери все еще стоял с поднятым топором.
– Отбросы и то стоят больше, чем твое слово.
Бренна сглотнула. Она не могла найти слов, чтобы опровергнуть его слова. Да и что можно сказать в свое оправдание? Прижавшись лбом к деревянной колоде, она закрыла глаза и снова начала молиться, несмотря на злость на Бога за то, что он создал ее женщиной. Монтгомери она просить больше ни за что не будет.
Он медленно опускал топор, пока лезвие не коснулось ее шеи. Прикосновение холодного металла пронзило ее до мозга костей.
Секунда шла за секундой.
Предчувствие сжало ей грудь, она не могла дышать. Бренна приоткрыла один глаз, разозлившись, что он тянет время, видимо, упиваясь ее положением. Внутри все было напряжено. Ее охватил страх. Если уж ей суждено быть женщиной, почему она не из тех, кто падает в обморок, теряя сознание?
– Черт побери! Чего ты тянешь? Давай! – крикнула она.
Топор соскользнул в сторону, оцарапав кожу. Ее напряженные до крайнего предела нервы восприняли это так, будто это был смертельный удар. Страшная боль будто обожгла шею.
На нее вдруг накатила новая волна страха. Неужели ему нравится смотреть, как ее голова отделяется от тела медленно, а не отскакивает сразу? В глазах у нее потемнело, шум толпы будто затих. Перед глазами все поплыло.
Может, она все же из тех женщин, которые падают в обморок?
Глава 6
– Проснись, Бренна. Надо что-то предпринять. Ходят слухи, что отца собираются отвезти в Лондон.
– А? – Девушка открыла глаза и сонно заморгала, пытаясь понять услышанное. – Я умерла?
Над ней склонилась Адель. Сент-Пол гулял по подушкам, а Дункан лизал ее в нос.
– Вставай, Бренна. Надо спасать Гвинет и отца.
От этих слов Бренна сразу проснулась. Она в ярости откинула одеяло и села, спустив ноги с кровати.
– Ты говоришь – спасать Гвинет и отца? Это по их вине мне почти что не отрубили голову!
Адель и Пантос отскочили, когда Бренна встала.
Не обращая внимания на боль в спине, она отыскала сумку, из которой Монтгомери выбросил ее вещи, и начала заново все в нее складывать.
– Я сбегу, прежде чем этот зверь явится, чтобы закончить свое черное дело и отрубит мне голову.
– Я не думаю, что Монтгомери все еще хочет убить тебя.
Бренна вспомнила тревожную тишину, в которой замерла толпа, ощущение гладкого дерева колоды у ее щеки и ужас в своем сердце. От этих воспоминаний у нее закружилась голова.
– Ну и глупая же ты.
В отличие от Бренны, которая вся кипела, Адель спокойно чесала за ухом Пантоса.
– Пантосу Монтгомери нравится.
– Этому псу? – Такой глупости она еще никогда не слышала. Наверное, мир сошел с ума. – Скорее всего из-за того, что я потеряла сознание, радость убийства была омрачена. Для такого человека, как Монтгомери, недостаточно убить человека – он мог это сделать здесь, в спальне. – Она говорила все громче и решительнее, намереваясь как можно скорее покинуть замок. Она металась по комнате и бросала в сумку вещи, не задумываясь, нужны ли они ей на самом деле. – Он все это затеял, чтобы напугать меня, а я потеряла сознание и этим сорвала его планы. Он, наверное, хочет отправить меня на виселицу или еще того хуже…
Пантос смотрел на нее с любопытством, навострив уши, будто понимал каждое слово и считал, что она сошла с ума.
– Нет, Бренна, ты должна поговорить с Монтгомери и постараться убедить его смягчить наказание для отца. Нас с Гвинет заперли…
– К черту отца! Это из-за его идиотизма все произошло! – Сама мысль увидеть Монтгомери вызывала тошноту. Она вспомнила красное пятнышко в его глазу, которое говорило о его мстительности. – И Гвинет не меньше виновата, чем отец. Так что спасайтесь сами.
Она схватила свадебное платье, валявшееся на сундуке, в котором Монтгомери запер все ее принадлежности для живописи, и швырнула его в огонь. Платье моментально вспыхнуло. Дункан прыгнул на подоконник, словно хотел сбежать от этих обезумевших людей.
Бренна зашла за ширму, чтобы одеться в свою обычную одежду.
– Поехали со мной. Мы попросим убежища в каком-нибудь монастыре и будем молиться, чтобы он не сжег наш дом.
– Но Гвинет придется выйти замуж за одного из приспешников короля, а отца протащат по улицам Лондона, будут пытать, а потом казнят. Я знаю, что то, что с тобой сделал отец, неправильно, но он все же наш отец. Монтгомери – твой муж, и даже после того, что случилось вчера; он, может быть, тебя выслушает.
Пантос залаял, будто соглашаясь с Адель.
При слове «муж» у Бренны в горле застрял комок.
– На самом деле он мне не муж. – Она выглянула из-за ширмы и посмотрела на простыни – нет ли на них следов крови. – Я все еще девственница. Во всяком случае, я так думаю. Мне надо уехать очень далеко, постараться аннулировать брак и молиться, чтобы Монтгомери никогда меня не нашел.
С задумчивым видом Адель подошла к окну и села на подоконник. Пантос лег у ее ног, положив свою большую лохматую голову на лапы.
Бренна металась за ширмой, затем остановилась перед зеркалом, разглядывая свои растрепанные рыжие волосы и землистый цвет лица.
Кто-то надел ей на голову ночной чепец. Гвинет? Адель? Но завитки вылезали из-под чепчика и торчали в разные стороны. Сама она уже давно его не надевала, но он может понадобиться в будущем, чтобы спрятать под него волосы.
.– Ох, – вздохнула она, глядя на себя в зеркало. Даже если и не умерла, выглядела она отвратительно. Увидев ее в таком виде, монахини решат, что она гулящая и мучается от похмелья после того, как провела всю ночь, выпивая со случайными мужчинами.
Бренна быстро умылась, потерла зубы деревянной ореховой палочкой и немного причесалась, чтобы хоть как-то привести себя в приличный вид. Если она хочет, чтобы на ее пути люди давали ей кров, то должна выглядеть достаточно респектабельно, чтобы ее не приняли за проститутку или больную чумой.
Достав из сундука свое длинное шерстяное платье, она внимательно его рассмотрела. На выцветшем голубом корсаже было три пятна от масляной краски, а кружева по краю прямоугольного выреза спутались. Некогда длинные, элегантно сужающиеся к запястьям рукава, были обрезаны так, чтобы они не мешали ей заниматься живописью. Отсутствие вышивки или каких-либо украшений делало платье мрачным и немодным. Но другого у нее не было.
Она, конечно, может постараться убедить монахинь, что она аристократка, попавшая в беду.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68